Я вспомнила вдовствующую графиню, которая находилась в прекрасном пансионе – чистом, теплом, уютном. И хотя такое отношение к матери делало честь сыновним чувствам моего мужа, я не могла не понимать, что роскошь, которой была окружена ее сиятельство, была не последней причиной того, что его маленькая дочь вынуждена была мерзнуть в своей кроватке.

– Я хочу, чтобы комната мадемуазель Кэтрин отапливалась как можно лучше, – сказала я. – Особенно, когда наступят холода. И если для этого потребуется вырубить несколько лишних деревьев в лесу, сделайте это, не задумываясь. Надеюсь, мы не испытываем недостатка в дровах, месье?

– Нет, ваше сиятельство, – покачал головой управляющий, – но его сиятельство не любит жару и всегда предпочитал, чтобы в доме было прохладно.

– Когда его сиятельство вернется домой, вы можете вовсе не растапливать печи в его апартаментах, но его дочь еще слишком мала, чтобы разделять его привычки. И вот еще что, месье Эвре – сегодня я заметила, что на стол был поданы только вареные овощи и куриное мясо. А между тем, ребенку нужны свежие молочные продукты. Прошу вас –передайте это кухарке.

Он поклонился и вышел, кажется, весьма недовольный нашим разговором. А я пожалела, что в Париже не догадалась попросить у своего мужа письменные распоряжения управляющему на этот счет – наверняка, к словам своего хозяина месье Эрве проявил бы куда больше почтения.

Немного отдохнув от утомительно дороги из столицы, я поехала навестить родных. Для визита я выбрала одно из самых простых платьев из тех, что я привезла из Парижа, но даже оно произвело сильное впечатление на мачеху и сестру.

– Значит, именно это сейчас модно в высшем свете? – Эмма придирчиво пощупала ткань. – Такой фасон кажется мне немного странным. Хотя я слышала, что при дворе нынче не в чести яркие платья и дорогие украшения, но я и подумать не могла, что это правда. Впрочем, там, говорят, всё время дожди, а в такую хмурую погоду немаркие наряды – самое то.

– Альмира, ты должна нам всё-всё рассказать! – Генриетта усадила меня на диван рядом с собой – в ее глазах блестело любопытство. – Видела ли ты его величество? Должно быть, он восхитителен?

Я коротко рассказала о своем визите в Версаль, и сестра пришла в восторг:

– О, я теперь всем стану рассказывать, что ты удостоилась разговора с самим королем! А мадам де Ментенон? Какой она тебе показалась? Говорят, она имеет большой вес при дворе. А Париж? Он действительно так огромен? И что тебе понравилось там больше всего?

Я едва успевала отвечать на их вопросы. Спрашивала, в основном, сестра. Эмма же словно стеснялась показать свой интерес и лишь изредка просила что-то уточнить.

– Тебе следовало остаться в Париже вместе с мужем, – наконец, сделала вывод она. – Не понимаю, зачем ты вернулась в Прованс. Если ты хочешь упрочить свое положение, ты должна как можно скорее подарить графу сына.

Я сделала вид, что не расслышала ее совета. А сестра, желая избавить меня от неловкости, воскликнула:

– Альмира, а у нас тоже есть, что тебе сообщить! И вряд ли ты даже догадываешься, о чём я хочу тебе рассказать! – она сделала паузу, а потом выпалила: – Я выхожу замуж!

Она сияла и явно ждала поздравлений, но я была так ошарашена ее словами, что просто смотрела на нее в изумлении.

– Ах, я так и знала, что ты будешь удивлена! Но признайся, что ты за меня рада!

– Разумеется, рада, – заверила я. – Но я даже не знала, что ты кем-то была увлечена. А судя по твоему виду, ты выходишь замуж за человека, который тебе нравится.

– Конечно, нравится! – рассмеялась Генриетта. – Я ни за что не согласилась бы выйти замуж без любви.

Это прозвучало несколько бестактно по отношению ко мне, и сестра заметно смутилась.

– Но стоило ли так спешить, дорогая? – спросила я. – Ты еще слишком молода.

– Зачем же тянуть? – вмешалась Эмма. – Если речь идет о взаимных чувствах, то не следует ли довериться сердцу?

– И кто же тот мужчина, что сумел завладеть твоими чувствами? Надеюсь, ты знаешь его достаточно хорошо, чтобы не совершить ошибку?

Мне показались странными те взгляды, которыми обменялись сестра и Эмма, и я напряглась еще до того, как услышала ответ мачехи.

– Это барон Маруани, Альмира!

Если это была шутка, то весьма дурного толка. Но нет, кажется, они отнюдь не шутили – на их лицах не было и тени улыбки.

– Барон Маруани? – переспросила я, так им и не поверив.

– Именно так, Альмира! – подтвердила Эмма. – И если ты любишь свою сестру, то я надеюсь, ты не станешь возражать против ее выбора.

– Я люблю его, Мира! – жалобно сказала сестра. – И уже давно. Да, я знаю, что у тебя был повод на него сердиться, но то, что случилось между вами – всего лишь недоразумение. Я говорила об этом с Джереми – он искренне сожалеет о том, что его случайные слова доставили тебе столько переживаний.

Я не сомневалась, что она говорила это искренне, а вот самому барону Маруани я не поверила бы ни на мгновение. Но в голосе Генриетты была любовь, и я удивилась, что не замечала ее чувств прежде.

Разубеждать ее было бы бесполезно – если бы ей пришлось выбирать между возлюбленным и сестрой, можно было не сомневаться, что она выберет Маруани. И я решила действовать по-другому, а потому не стала дожидаться возвращения отца из города и отправилась ему навстречу.

Наши кареты встретились в чистом поле. Папенька обнял меня, поцеловал, и я заметила, что в уголках его глаз сверкнули слёзы.

– Всё ли у тебя хорошо, моя девочка?

Он жадно слушал мой рассказ о Париже, но куда больше, чем мои впечатления о столице, Версале и моей встрече с королем, его интересовали мои отношения с графом. И когда я заверила его, что у меня нет никаких претензий к моему супругу, он вздохнул с облегчением.

– Мне жаль, что де Валенсо не вернулся вместе с тобой – тебе одной будет здесь непросто. Но я не могу осуждать его желание послужить Отечеству. И я рад, что вы с его дочкой отлично ладите. Кстати, ты уже слышала о том, что твоя сестра выходит замуж?

Он бросил на меня внимательный взгляд, должно быть, не зная, как рассказать мне о том, кто стал избранником Генриетты.

Но я кивнула:

– Да, Эмма мне всё рассказала. И признаться, папенька, я не понимаю, как вы могли на это согласиться. Тому, Генриетта увлеклась этим мерзавцев, я могу найти объяснение – барон довольно привлекателен, а его слава отчаянного смельчака и дуэлянта окутывает его особым флёром, который влияет на молодых неопытных девушек. Но вы, отец! Вы должны были ее остановить!

Папенька помрачнел, и я тут же пожалела о своих резких словах.

– Поверь мне, Мира – я пытался. Но Эмма была на ее стороне, и я ничего не смог поделать.

– Но что заставило барона обратить внимание на мою сестру? – удивилась я. – Когда он делал предложение мне, он мог рассчитывать по крайней мере на хорошее приданое. А что может предложить ему Генриетта, кроме своей молодости и красоты? Разве что свою любовь, но, полагаю, такие люди, как Маруани, оценить искренние чувства решительно не способны.

Отец вдруг смутился еще больше:

– Не сердись на меня, Мира, но я согласился дать за Генриеттой весьма приличную сумму. Конечно, это меньше, чем барон получил бы, женись он на тебе, но, похоже, он находится в весьма стесненных обстоятельствах и готов удовольствоваться хотя бы этим.

Я посмотрела на него с удивлением:

– Но барон, кажется, слывет в свете весьма богатым человеком.

Отец усмехнулся:

– Именно что слывет. Не удивлюсь, если у него за душой нет почти ничего.

– Так скажи это Эмме! – воскликнула я. – Если она узнает, что он беден, она сама отговорит Генриетту от этого опрометчивого брака.

– Она не верит мне! Барон умеет пустить пыль в глаза, и обе они им очарованы настолько, что любую критику в его адрес воспринимают как личную обиду. Генриетта, кажется, искренне любит его и никогда не простит мне, если я их разлучу. Я пытался предостеречь ее от ошибки, но если она решительно намерена ее совершить, то я ничего не могу с этим поделать.