Тина тихо сказала:

— Простите, что привела вчера пилотку…

Идо заставила себя улыбнуться:

— А вот это как раз хороший сюрприз. Он был в беде из-за плохого самочувствия и мог умереть этой ночью на улице. Но вот красть было с его стороны плохим поступком! — все же не удержалась она от нотаций.

Андре проснулась рано утром — её поднял из постели заказанный телефонный звонок портье. Кутаясь в легкий ренальский халат-хипао и ступая босыми ногами по мягкому ворсу ковра в зыбком свете уличных фонарей, пробивающихся через неплотно задернутые шторы, Андре отчаянно хотелось спать, но горячий душ прогнал сонную хмарь, заставляя быстро двигаться и собираться — Грегори нельзя опаздывать на службу, она должна его вовремя подменить в госпитале. Ночью никто не телефонировал, так что Андре надеялась, что с Лиз все хорошо. Брат не стал бы молчать и скрывать, он бы телефонировал в любой час дня или ночи. Андре, пока горничная накрывала ранний завтрак в гостиной, оделась в свободный спортивный костюм, состоявший из бриджей, теплых гольфов и такого же свитера, твидового пиджака и кепки, позавтракала, поменяла воду в вазе — вчера Анри, словно извиняясь за головную боль из-за прошлого букета, прислал одинокую веточку цветущей вишни. Её розовые лепестки быстро опадали, зато ничем не пахли. Андре помнила, что вишня — символ краткости бытия, его мимолетности и красоты. Только почему-то при виде тонкой, хрупкой ветви в изящной вазе ренальской работы в голову приходило не это, а одиночество. Словно Анри намекал на свою потерянность и поиск родной души. Андре прогнала прочь глупые мысли — принцы не бывают одиноки. Если ей так кажется, то это нужно Анри для чего-то. Она хватила свой саквояж и выскочила в коридор гостиницы — ей еще свежую одежду для брата и Лиз необходимо собрать.

Анри терпеливо ждал её в холле второго этажа. Он встал из кресла, в котором сидел и невозмутимо читал газету, и направился к Андре. Поздоровавшись, он тут же забрал из рук девушки оба саквояжа — с вещами Лиз и с вещами Грегори, словно так и нужно было. Анри очаровательно улыбнулся:

— Позвольте проводить вас, Андре.

Ему уже сняли повязку с головы. Красный, припухший, по виду еще и очень горячий шрам шел через лоб до уха, заканчиваясь где-то на шее. Левая бровь навсегда застыла с приподнятым кончиком, отчего казалось, что Анри смотрит на все с насмешливым недоверием. Проблему неровно остриженных медиком волос принц решил кардинально — он просто побрил голову. Словно зная, как это будет смотреться в сочетании с любым партикулярным костюмом, он с утра был одет в черный летный комбинезон и простой угольного цвета свитер под горло. Пилотка была заправлена в плечевой клапан на лямке комбинезона.

Андре попыталась отстоять один из саквояжей — она помнила, что у принца ранена рука:

— Можете проводить, Анри, но руку верните в поддерживающую повязку.

Он белозубо сверкнул улыбкой:

— Я не только дальновиден, предприимчив, чуть-чуть обезображен, но и силен, и совершенно, бесповоротно, здоров.

Андре, направляясь к лестнице, не сдержала смешок:

— Не с вашим титулом страдать о небольшом шраме на лице.

Принц криво улыбнулся, что с вечно приподнятой бровью смотрелось убойно — девичьи сердца не способны выдержать столько мужественной иронии:

— Вы правы. Даже от такого меня не отказались.

Она замерла на миг на лестнице:

— Анри…

Мужчина тоже остановился, разворачиваясь — сейчас он стоял на пару ступенек ниже, и глаза Андре и его были на одном уровне:

— Слушаю?

Андре твердо сказала, чтобы не было недомолвок между ними:

— Я ни за что не поверю, что вы пытались разорвать помолвку. Только не ради меня.

— Думаете, я не настолько предприимчив?

Эта его приподнятая бровь! Она сбивала с толку, заставляя в любых его словах искать скрытый подвох и глупо надеяться… Даже бритый налысо, даже со шрамом на полголовы, даже в старой летной форме, он был убийственно харизматичен. И совершенно точно знал это.

— Думаю, — строго сказала Андре, — что вы пытаетесь задурить мне голову, пользуясь моим возрастом и моим происхождением. Я никогда не поверю, что принц может настолько увлечься незаконнорожденной керой, даже ради пароэфирников. Я не идиотка.

— Вы думаете, в вас нельзя влюбиться? — слишком важно, даже как-то пафосно спросил Анри. Впрочем, всю его серьезность портила саркастически приподнятая бровь.

— Я думаю, что как раз влюбиться можно, я даже разрешаю это вам, но делать вид, что пытались расторгнуть помолвку ради меня — глупость. Даже с учетом того, что в Вернии другое, исторически сложившееся, отношение к бастардам высших родов. Я знаю, что у вас незазорно жениться на таких нериссах, особенно при наличии хорошего приданного. Но не принцам, увы. Это политика. В ней нет места для чувств. Не стоит настолько лгать мне.

Мужчина как-то погрустнел, и Андре утешила его:

— Анри, вы же понимаете, что после помощи ваших инженеров, мой проект не пройдет мимо вас — вы будете включены в патент големов.

Он склонил голову:

— Что ж, заслужил.

Она снова принялась спускаться по лестнице:

— Давайте просто дружить, без глупых игр в любовь.

Мужчина пошел рядом, напоминая:

— Вы мне разрешили. У вас есть планы на сегодняшний вечер?

Андре нахмурилась:

— Только не говорите, что вы просите меня сопровождать вас на вечер в мэрии в честь герцогов Аквилиты.

— Тогда молчу! — сразу же согласился Анри. Андре бросила на него косой взгляд, оценив то, что ради разговора с ней, он встал задолго до рассвета — время еще к семи только-только подбиралось.

— Вы уверены, что действительно хотите, чтобы я вас сопровождала?

— Во-первых, я не просто этого хочу, я ОЧЕНЬ этого хочу — вы мой единственный шанс не умереть со скуки в сборище скучных лер и нер. Во-вторых, вы разрешили мне быть в вас влюбленным, а это подразумевает ухаживания и танцы. Первый танец в вашей агенде — мой. Я на этом настаиваю. А в-третьих, это важно и вам — я, сегодня, к сожалению, как и вы, весь день занят в переговорах, и возможность обсудить пароэфирники и узнать ваше мнение будет только там, на вечере. И в-четвертых, если все дело только в отсутствии подходящего платья, то все мои возможности к вашим ногам.

Андре, открывая дверь, ведущую в гараж, не сдержалась:

— Я еще не настолько пала, чтобы не могла себе позволить вечернего платья.

— Тогда, прошу простить меня за эту вольность. — Он направился к её паромобилю, из трубы которого уже вырывался дым. Андре чуть отстала от мужчины — видать, её големы ему были критически важны, раз он и встал как рано, и о её паромобиле позаботился, и даже не боится осуждения, приглашая её на бал. Мужчина переложил саквояжи в одну руку и открыл заднюю дверь «жука», ставя сумки на сиденье. — Андре? Пожалуйста, осчастливьте меня…

Его голос тихим эхом отозвался из дальних углов просторного гаража: «Осчастливьте меня… ливьте меня… меня…»

Андре подошла к паромобилю, и принц стратегически перекрыл подход к водительской дверце, напоминая о своей просьбе:

— Пожалуйста, Андре…

— Что ж, учитывая, что вы соизволили пойти на жертву и караулили в холле моё появление…

Он склонил голову:

— Никакой жертвы — просто небольшая взятка горничной. Я попросил подать завтрак вместе с вами — только и всего. Я хотел вам успеть утром отдать кое-что. — Он расстегнул планшет, висевший на его боку, и достал оттуда бумаги: — Это вам. Проверьте на досуге. Мои инженеры говорят, что все верно, но ошибки могут быть — многие из моего экипажа ранены. Это может сказаться на конечном результате.

Андре развернула первую попавшуюся бумагу — это оказался чертеж верхней хватательной конечности голема.

— М-да, я была права, Анри. Вам очень нужны мои пароэфирники.

— Просто время поджимает. Я дня через три-четыре, как закончу все дела тут, покину Аквилиту. Мое присутствие требуется на Ондурском фронте.