— Грегори Эш Блек, согласен ли ты взять в жены эту прекрасную деву Элизабет Агнес Клер де Бернье и мирно проводить её в её скорбный путь?

Грег твердо сказал под волнение фонтанчика в груди:

— Да!

Отец Маркус словно и не ожидал другого ответа — он тут же продолжил:

— Элизабет Агнес Клер де Бернье, согласна ли ты взять в мужья этого мужественного офицера Грегори Эш Блека и позволить ему проводить тебя в последний путь, оставляя горевать о тебе на этой земле и ждать встречи на небесах?

Лиз вздрогнула от формулировки, Андре не сдержала смешок, отец Маркус вновь ядовито разродился: «Вы представляете — эта лера только пришла в себя, а уже беспринципно обдумывала, как обмануть инквизитора! И куда катится этот мир?»

Лиз все же нашла в себе силы сказать:

— Да!

Отец Маркус взял Грега за руку и вложил в его ладонь холодные пальцы Лиз:

— Объявляю вам мужем и женой! На все оставшиеся дни, дарованные вам богами.

Грег осторожно присел на кровать рядом с Лиз, и отец Маркус вмешался, напоминая:

— Можешь поцеловать свою жену…

Брендон кашлянул:

— А кольца когда?

Марк прищурился:

— Вот любишь ты все портить! Я, быть может, впервые в жизни провожу такой обряд — имею право на ошибку!

Брендон покладисто сказал:

— Понял, кольца потом.

Голова нестерпимо болела, даже сильнее, чем все заживающие после взрыва раны на теле. Хотелось взять и заорать на всю палату, на весь госпиталь, на всю планету: «Заткнитесь! Хоть на пару секунд! Хоть на миг перестаньте думать!» — только Марк понимал, что даже это его не спасет. Он, старательно улыбаясь, обвел взглядом палату, не в силах даже разобрать, где чьи мысли — они просто неотвратимо неслись на него сплошным потоком, как летит с гор сель, захватывая в плен громадные валуны, валя деревья и убивая все живое на своем пути. Так и чужие мысли корежили Марка, взрывая образами, словами, чувствами его голову, сдирая слой за слоем с его души, топя его сознание в общем непрекращающемся потоке. Он уже с трудом разбирал, где он сам, а где чуть завидующий, но желающий счастья Брок, где рассуждающий о новых татуировках на его теле Брендон, где еще не верящая в возможность полного исцеления, но страстно желающая жить Лиз, где просто наслаждающаяся моментом Андре… Он был одновременно на операционном столе, корчась от боли, он был наркотизатором, подходящим к пациенту и рассчитывающим дозу лекарства, он был спешащей с подносом, на котором стояли чайные пары, сиделкой, он был хирургом, ожидающим некоего отца Маркуса на перевязку, он был галдящей на ветке птицей, радующейся теплу, он был везде, и он был нигде.

Он откланялся, спеша на процедуры. Брендон устремился за ним:

— Я провожу…

Марк еле сдержался, чтобы не оттолкнуть его руку, пытающуюся поддержать его под локоть. От прикосновения поток мыслей стал еще ярче и больнее, если такое возможно. Только смысла не прибавлялось, потому у Марка закончились силы понимать и осознавать. Хотелось одного — забиться в дальний угол и заткнуть руками уши… Голову? Сознание? Или окружающих?

— Что с кольцами? — спросил на ходу Брендон.

— А что с кольцами? — старательно холодно ответил Марк, стараясь абстрагироваться от вспышек эфира перед глазами и найти себя в общем гуле чужих сознаний. — Я же сказал: забылся.

Брендон фыркнул:

— Ты? Да я «орал» что было сил про кольца! Неужели не слышал?

Марк, замирая перед дверьми перевязочной, честно ответил, заглядывая в глаза друга:

— Нет, не слышал. В любом случае, ты кольца отдал, ими обменялись, так что все в порядке. Закончи дела с оформлением бумаг — заедь в инквизицию, внеси свидетельство о браке в дело ведьмы Элизабет де Бернье.

Брендон напомнил, открывая дверь и заставляя Марка проходить в перевязочную, где едко пахло лекарствами и спиртом:

— Дела такого нет.

— Так заведи! — Марк с трудом подавил раздражение. Хоть пару минут покоя. Хоть пару секунд… Только у него еще слишком много работы — надо проверить весь город на одержимость демонами. Пока отдыхать нельзя. Не сойти бы с ума. Тяжелая, обжигающая, острая, как игла, мысль пронзила его: а если он уже сошел с ума? Если весь этот поток чужих сознаний и есть его безумие. Он принялся раздеваться. Если он сошел с ума, то нужно действовать срочно. Кайла, способного его остановить, больше не было, а Брендон… Его нельзя такому подвергать. Он не перенесет, его психика не выдержит такого. Выхода не было, или он его пока не видел. Марк мысленно выругался. Его левая рука еще была слишком слабой после ранения, так что пришлось только правой расстегивать мелкие пуговицы на сутане. Пуговицы сопротивлялись, вырывались, отказываясь выскальзывать из тугих петель, заставляя Марка терять последние крохи терпения. Это была какая-то злая ирония судьбы, насмешка или испытание богов — привыкший чувствовать себя сверхчеловеком Марк спасовал перед какими-то пуговицами… Он сжал челюсти, чтобы не заорать от собственной беспомощности. Он точно сошел с ума.

Брендон пришел на помощь, споро расстегивая пуговицы:

— Успокойся, все хорошо. Подвижность левой руки восстановится, и снова эти мелкие сволочи тебе будут подвластны. Поверь, я знаю о чем говорю.

Марк заставил себя успокоиться, несмотря на продолжающуюся в голове чью-то агонию — где-то рядом умирал человек. Он видел, как открылся сияющий колодец, и его сознание вместе с умирающей душой скользнуло туда… Не так уж и страшно, наверное, а самое главное, очень тихо, кроме волнения умирающей души, светлячком скользящей все ниже и ниже. Колодец захлопнулся, выплевывая душу Марка, и окружающий мир с новой силой навалился на него.

Брендон продолжал бороться с пуговицами — их на сутане было до отвратительного много. Можно было не расстегивать их все, стаскивая сутану через голову, но, к сожалению, Брендон помнил о многочисленных ранах и не хотел причинять лишней боли. Марк стоически терпел — вспомнилось, как тяжело принимал помощь обгоревший Брендон после ареста. Тот словно понял, о чем думал Марк:

— Да-да-да, я сам был таким.

— Ты и сейчас такой, — строго сказал Марк, продираясь через гул чужих желаний и мыслей. — В деле не забудь написать, что ведьма раскаялась, осознала, приняла истинную веру — не мне тебя учить! Потом сними магическую копию с записи о браке, завези в мэрию — проследи, чтобы данные внесли в реестр…

Брендон перебил его, снимая сутану и помогая разоблачаться дальше:

— Прекрати, я все прекрасно понимаю! Я все сделаю.

Тот мстительно сказал:

— Раз все понимаешь — навести и их королевское высочество Анри Вернийского. Проследи, чтобы данные о браке внесли в корабельный журнал «Левиафана», и сделай на всякий случай магическую копию записи — лишним не будет.

— Даже не знаю, радоваться твоей вере в меня или пугаться. — Брендон аккуратно снял рубашку с Марка — сперва со здорового правого бока, потом стянул с больной левой руки, стараясь не задевать многочисленные повязки, под которыми прятались раны.

Марк сжалился и подсказал:

— У керы Андре хорошие отношения с принцем — попроси её тебя сопровождать, только и всего.

Брендон, вешая одежду на крючки, просто привинченные к стене, удивился:

— И что это значит? — он, действительно, не понимал. Привык быть одиночкой, привык быть пугающим и отталкивающим. Кажется, во многом это вина Марка — надо было как-то мягче обращаться с ним. Надо было доверить его заботе Кайла, а не оставлять при себе. Сейчас уже ничего не исправить — времени почти не осталось.

— Даже Андре сообразила быстрее тебя. Я тебя сватаю. Вы с Андре как две половинки яблока — идеально подходите друг другу.

Брендон набычился, убирая руки в карманы брюк — наверное, от греха подальше:

— Знаешь, Марк, что-то я тебя не понимаю последнее время.

— А что тут не понимать? — Он все решил, что пора говорить откровенно: — Я схожу с ума, Брендон. Мне мало осталось. Так что…