Не говорить же ему, что он сам не стал предлагать помощь? У него может быть сотня причин для этого, та же забота об отце Маркусе и служение в храме. Или что-то еще.

Он сильнее прижал её к себе:

— Я дня через три уезжаю из Аквилиты.

Она понятливо качнула головой:

— А я через седьмицу-две. Не переживай: боги дадут — еще свидимся.

— Я не… — он плотно сжал губы, так что они побелели, а руны на лице налились багровым эфиром. Тот грозно шипел, выдавая чувства Брендона.

Андре носом потерлась у его виска, дыханием щекоча кожу:

— Неважно. Не думай, почему разошлись пути. Я поеду с… — она вовремя остановилась, не упоминая принца. — …с прототипом голема на фронт. Там, говорят, проснулось проклятье ничейной земли.

Брендон вздрогнул, заглядывая ей в лицо:

— Ты собираешься в это пекло?

Она снова расцвела в улыбке — говорить что-либо не хотелось. Она сама решила с поездкой, и никто не вправе отговаривать её.

Брендон переплел её и свои пальцы так, что ладони соприкоснулись.

— Ты знаешь об обряде, что связывает леру Викторию и лера Брока?

— Тот же, что связывает Грегори и Элизабет. Я слышала о нем.

— Я иглобраз, Андре, и у меня колючая, как у Каеде душа. Я учу плохому и тяжело пускаю людей в свою жизнь. И оправдание того, что я предлагаю провести ритуал общего эфира, одно на самом деле — этот ритуал можно обратить вспять, если я окажусь слишком колючим для тебя. Я тебя, кажется… — он не смог договорить. Андре сама потянулась к нему и легко поцеловала в губы, тут же отпрянув:

— Это самое неожиданное признание в любви, Брен. И я тоже далеко не подарок, но я тебя люблю.

***

Маркус отвлекся от бумаг, которые быстро просматривал, и в упор посмотрел на замершего на пороге кабинета Брендона — тот в мокром белоснежном свитере выглядел непривычно. Эфир тихой струйкой утекал из него прочь — это было ожидаемо и все же внезапно. И радоваться бы, но не получалось — вчерашняя выходка Брендона, воспользовавшегося измученностью Марка давящими на него мыслями окружающий и усыпившего его, до сих пор вызывала в инквизиторе гнев. Да, нарушение обетов — предаваться гневу нельзя, но он потом покается в грехе, а пока Марк злился — имел право.

Шла шестица — шестой день седьмицы, который для солидных неров уже был выходным, и коридоры инквизиции были девственно пусты. Только в канцелярии во всю работали девушки, которых прислала в помощь Виктория Ренар-Хейг.

— Явился. — недовольно констатировал очевидный факт Марк. Он пытался прочитать мысли Брендона, но находил лишь пустоту.

Колдун покаянно склонил голову:

— Явился.

— Стыдно?

Брендон расплылся в улыбке, и в этот раз она не была хищной:

— Не очень. Повторись все — поступил бы точно так же.

Маркус встал из-за стола, прошелся по своему небольшому кабинету, замер у незашторенного окна — на улице царила приятная взгляду альбиноса полутьма — уже нетугие струи дождя еле капали с небес, но солнце сегодня не выглянет, это точно. Маркус заложил руки за спину:

— Это был «Черный гнев»?

— Он, — согласился Брендон, своевольно опускаясь на стул. Его сердце согревала Андре, и сейчас ядом, сочившемся из Марка, его было не пронять.

— Ты понимаешь, что мог погибнуть? Или ты… — Марк не стал разворачиваться — непривычная пустота вместо мыслей Брендона его немного обескураживала. Не понять теперь, что он там себе надумал, что решил, что скрывает за своими словами. И ведь скрывает, это точно! Иначе бы пришел открыто. Будь прокляты антиментальные амулеты! Еще не доработаны до конца, но уже бесят.

— Я понимал, что иду на смерть. Я понимал, что не смогу победить «Черный гнев». Я не хотел, чтобы ты вмешивался — я представлял, сколько там в пожаре погибающих, и не хотел, чтобы их смерти коснулись тебя. Я тебя берег. Как мог.

Марк резко развернулся к нему:

— Берёг? А я просил?

— Не злись, — Брендон взлохматил свои мокрые волосы. — Пожалуйста, не злись. Сегодня такой счастливый день, я не хочу с тобой ругаться…

— Я вижу, — веско сказал Марк. — надеюсь, это с керы Риччи слетела печать?

— Не угадал. Это с меня слетели иглы, и Андре оказала мне честь, разделив с собой эфир. Кстати, в огне никто не погиб.

Марк лишь кивнул — поздравлять не стал:

— Это хорошая весть.

Брендон все же уточнил:

— Ты о пожаре или обо мне?

— О тебе. И о пожаре. Обо всем.

Брендон положил на стол бумагу с записями Грега:

— Это тебе. Я годами думал, как добраться до тебя и твоего дара, лишая его, и вот… Результат. Разработка Андре. Часть идей моя. Окончательная правка Грега. Андре — мастер частичных запретов и вариативных ветвей в цепочках. В ней погиб гениальный оператор вычислителей. Я мечтал победить менталиста и погасить твой дар, сводящий тебя с ума. Результат немного иной — ты сам сможешь включать и выключать свой дар в любой момент. Об этом позаботилась Андре.

— Скажи еще, что не рад такому результату, — проворчал Марк, всю седьмицу подозревая Брендона в недостойном.

Брендон признался:

— Я мог еще лет пять тебя загасить, но надеялся на лучшее. Так что если ты в состоянии перенести татуировки, то я к твоим услугам…

Грег, подсушивая свою шинель с помощью эфира и готовясь снова отправляться под дождь, посмотрел в спину убегающего к паромобилю Брока. Тот горбился, пытаясь не сильно вымокнуть — дохлый номер, лило так, что даже розданные констеблям дождевики мало спасали. Грег тревожно повернулся к Себу:

— Брок Хейгам телефонировал?

— Ннннет, вроде, — отозвался тот.

— Он хоть записку написал и попросил отправить? — Грег уже представлял, что почувствует Виктория и что подумает в момент разрыва связи. Она же решит, что он погиб… Родничок в сердце Грега еле трепетал, заставляя волноваться за Лиз — та сегодня первый день без лекарства, и как пройдет этот день, сложно представить. Может, все будет хорошо, а может и нет. И если родничок в сердце затихнет… Об этом даже думать страшно. Одли на Брока нет!

Пока Себ соображал, Алистер качнул головой:

— Нет.

— Хррррень! — прорычал Грег и рванул к телефону: — нерисса, дом герцога Аквилиты, пожалуйста! Срочно!

Быстро доложив Эвану о планах Брока по расторжению ритуала общего эфира и заодно отчитавшись о происходящем в бывших трущобах, Грег вновь направился в катакомбы — там в любую минуту может вспыхнуть бунт, и нужно всеми силами этого не допустить. Тут на поверхности тоже было несладко — ожидали возможного поднятия нежити, но в катакомбах опаснее и сложнее — там были женщины и дети в ожидании, когда военное ведомство выделит паровые катера для переправки погорельцев на тот берег Ривеноук. Маяковый остров предоставлять помощь не спешил. Раньше даже в глаза боялись бы смотреть, а сейчас возомнили себя королями.

Грег, оставив Арбогаста за старшего, вышел под холодные, сильные струи дождя, тут же промокая вплоть до нижнего белья. Зонт он с собой на вечер у лер-мэра, естественно, не брал и возвращаться в гостиницу или кого-то посылать за ним считал недопустимой роскошью. Тут каждый человек на счету. Ноги скользили по мокрой брусчатке, за шиворот текло, в сапогах хлюпала вода. Запах противной мокрой шерсти стал просто невыносимым. Уныло стучал по голове, вызывая головную боль, дождь. Тот случай, когда полкоролевства, если бы оно у него было, можно отдать за зонт.

Грег пересек полицейское оцепление и устремился к ближайшему входу в катакомбы — он был дальше по склону, в уцелевшей от пожара части города.

Уже давно рассвело, но на узких улочках Ветряного квартала царил полумрак. Было сонно, мокро, безнадежно. Запах пепла прибило к земле, но вместо него страх витал в воздухе, то и дело колючей, осторожной лапой касаясь Грега и заставляя холодок бежать по его позвоночнику. Тут в любой момент может спонтанно подняться нежить — в местах, где бушевал ужас, так бывало всегда. Пусть в пожаре никто не погиб (еще не было обнаружено ни одного трупа), но местечек, куда тайно сбрасывали без должного захоронения убитых в той же поножовщине тут полным-полно. Полиция почти никогда не заходила в кварталы трущоб, только для облав, но Грег сомневался, что они тут были частыми. За спиной периодически раздавался какой-то непонятный стук, заставляя замирать и прислушиваться. Нарваться на нож не хотелось. В темных, грязных от пепла окнах то и дело мелькали осторожные белые пятна — умом Грег понимал, что это обеспокоенные горожане, которым настоятельно рекомендовалось без лишней нужды не выходить из домов, но подсознание упорно шептало, что это безликая нежить с пористыми, словно из непропеченного теста лицами. Почему из теста, Грег и сам не знал — что-то из детства, когда темными, холодными ночами в пансионе, он сжимался от страха в кровати под рассказы о Кровавых костях или о поджидающем в зарослях диких яблонь Ленивом Лоуренсе. Когда-то мир был жесток, за каждым углом дома или поворотом дороги жили недобрые существа вроде фей, боуги или трау. Впрочем, сейчас с еще неистребленными призраками и то и дело поднимающейся нежитью, он был не лучше. Даже мифические оборотни явились — в виде рыжего Ренара Каеде.