Марк сложил руки на груди, став диво величественным:

— Я лез в мысли не от любопытства, а только…

— …из дикого желания помочь, Марк.

Тот лишь напомнил, игнорируя слова Брендона:

— Андре, вещи, дирижабль. — Наверное, очень хотел его сплавить. Наверное, устал с ним возиться. Брендон криво улыбнулся — нет, сейчас Марка точно нельзя бросать, он уязвим и не знает об этом. И храм, конечно же. Храм нельзя забывать с его интригами.

— Понимаешь, я не могу. У меня есть дело. — Он посмотрел на друга и поправился: — у нас есть дело. Кто-то усиленно уничтожает души, во всяком случае мне так кажется. Будь другом — сними защиту с себя и прошурши мою память, чтобы было быстрее.

По виду Марка было неясно, прислушался ли он к его просьбе, поэтому Брендон принялся объяснять:

— В деле о фальшифоамулетчиках всплыли интересные факты. Души участвовавших в подделке амулетов развеиваются. Так исчезла душа неизвестной из катакомб, душа Отиса, Верн из госпиталя, а душа Мактира сопротивляется призыву, словно её что-то держит, например, дерево. Треугольник на теле Мактира, кстати, полуразрушен. И это странно. Хочу проверить Поля памяти — сам посмотреть на дерево, спрятали тело Мактира. Никогда не слышал о подобных ритуалах — именно с деревом, так-то душу куда угодно можно запихать, было бы темное желание. Сайкса и Чандлера я проверил — на них нет никакого чужого вмешательства, кроме храмового. Все это дурно пахнет.

Марк замер — его глаза полыхнули алой вспышкой недовольства. И не понять — читает он мысли сейчас или нет. Брендон дорого бы заплатил, чтобы узнать это. Марк, подавив в себе гнев — во всяком случае в голосе никаких эмоций не читалось, — сказал:

— Согласен с тобой — надо проверить Поля памяти и потом решать, как быть. И… Брендон, храм — не гарантия того, что в нем все души чисты и невинны. И в храме бывают черные овцы. Будем разбираться. Не забудь захватить свои вещи — Андре тебя ждет на дирижабле.

Брендон задумчиво наклонил голову:

— Ты же понимаешь, что пока съездим в Поля памяти, дирижабль уже отправится в плавание.

Марк закатил глаза:

— Это быстро — ты успеешь. Я довезу тебя до дирижабледрома. Так что бери свои вещи и поехали — паромобиль как раз под парами.

Брендон улыбнулся: Марк не читал его мысли — это радовало. Сверхчеловек учился быть обычным. Учился не вмешиваться в людские судьбы. Бросать его было бы предательством. Он слишком уязвим именно сейчас.

— Мне потом нужно будет доложить результаты обследования Эвану, так что…

Марк вновь повторил:

— Вещи, Андре, дирижабль!

— И Танцующий лес…

Тот оледенел от упрямства Брендона:

— Не будь ослом! Андре тебя любит, а ты любишь Андре. Что еще тебе надо?

— Я не хочу…

«Бросать тебя в трудный момент» он сказать не успел — Марк ядовито сообщил:

— Грозовой фронт ожидается в полночь, так что ты все успеешь. Хочешь осмотреть Танцующий лес — попроси принца сделать там остановку. У тебя, вроде, неплохие отношения с ним. Хочешь, я поплыву с тобой до…

Брендон признался:

— Хочу. Только ты точно поплывешь на дирижабле отступников от истинной веры? До самой границы? — такого он не ожидал от Марка, если честно. Тот нахмурился:

— Весь этот спектакль только из-за того, что ты не хочешь меня бросать?

— Да.

— Как же тяжко не читать мысли, — признался Марк. — Я думал, что ты привычно бежишь от привязанностей. Свои вещи я тоже уже собрал. И мой израненный бок мне подсказывает, что ради удобств плавания на дирижабле он легко смирится с обществом отступников. Давай… За вещами и в Поля памяти. Ты же знаешь, где находится то дерево, где было спрятано тело Мактира?

Брендон сунул руки в карманы:

— Ни имею ни малейшего представления.

— Ииии…? — напрягся Марк.

— И… У меня есть это! — Брендон достал из кармана бумажный пакетик с прядью волос Мактира. — Подобное к подобному. Ты же прикроешь меня от гнева полиции за черный ритуал?

Марк тяжело вздохнул:

— А когда я тебя не прикрывал?

— И даже отчитывать не будешь?

— Рррразмечался! Буду.

Впрочем, он солгал. Или ошибся. Или заблуждался. Когда через час дошли под начавшимся дождем до чудно целого дерева, испускавшего во все стороны свет чуть грешной души, Марку стало не до проповедей. Он решил проверить, что осталось от души Мактира и снял защиту, тут же падая на колени от безумства напуганной души. Дикая боль, страх, обрывки сумасшедших мыслей и смятение с головой накрыли его.

— Какое кощунство… — только и выдавил из себя Марк, пытаясь дрожащими, отказывающими работать руками поставить защиту, но Брендон оказался быстрее — он кинжалом проколол себе палец и кровью активировал рунные цепи.

В кабинете Эвана было тихо. Шуршали изредка бумаги, трещали в камине дрова, шептал за окном редкий, мелкий дождик, стуча по уличному металлическому карнизу. Одли, устроившись на стуле у рабочего стола Эвана, цепко пробегался глазами по материалам дела, захваченного Броком из Управления: распечатки допросов, показания Брендона о результатах вызова душ Отиса и остальных, заключения экспертов. Лео в кресле иногда зевал в кулак, потирал сонные глаза, но тоже упрямо вчитывался. Эван, сидя в каминном кресле, задумчиво смотрел, как пляшет пламя в топке. Брок слонялся по кабинету, раздражая Одли — тот его поймал на очередном заходе на круг и посадил на стул рядом с собой.

Густо пахло лекарствами и кофе — Поттер принес недавно свежий кофейник. Вики хотелось чего-нибудь сладкого к кофе, но она помнила про запрет. Она не была, как Дрейк, сладкоежкой, но так бывает всегда — запретное становится притягательным. Вики, устроившись за рабочим столом Эвана, тщательно перечитывала на второй раз распечатки фиксаторов на допросах Чандлера. Она была благодарна Броку, пусть он опять нарушил все правила, забирая материалы дела из управления. Она хотела быть частью расследования — бросать дело на середине пути или особенно в конце крайне неприятно. Вик так не умела, хотя плечо до сих пор взрывалось болью при неудачном движении, как, впрочем, и остальные части тела — Лео прикрыл её от обвала, но травмы были все равно. Она потерла висок, в котором сейчас словно упорный дятел поселился, и призналась самой себе: все же было бы лучше, присутствуй она на допросе нера Чандлера. Теплые, сильные, ласковые «ладони» прикоснулись к её лбу, прогоняя дятла, и Вик посмотрела на сидящего в кресле Эвана — её с головой затопила волна нежности и счастья, вырвавшаяся из сердца, где всегда теперь жил общий эфир. Она улыбнулась мужу, и тот чуть склонил голову на бок, снова заставляя живительный поток эфира превращаться в тонкий, слабый ручеек, чтобы не отвлекать Вики. Она грустно вздохнула и погрузилась в дело, читая безликие буквы, а ей хотелось слышать голос Чандлера, интонации, понимать его эмоции, которые не могла передать бумага. Вот как он произнес: «Я лично приказал убить Мактира. Я держал его, когда Сайкс пихал его руку под пресс»? Он этим бравировал? Или боялся? Или признавался, чтобы только отстали. Что вообще могло напугать лощеного, уверенного в собственной значимости Барнабаса Чандлера, что могло его довести до признания в убийстве? Храм всегда говорил, что надо признаваться в своих грехах, но как-то преступники умудрялись игнорировать эти призывы.

Что страшнее смертной казни? Пытки? О Тайной королевской службе каких только слухов не ходило. Её уважали, но чаще все же боялись. У офицеров этой службы даже разрешение на убийство было. Все дело в страхе перед Тайной службой? Это было бы… Славно! Только одна неувязка: уже целую седьмицу в газетах Тальмы, Аквилиты и даже Вернии выходили опровержение о пытках Тайной королевской службы из-за Бле… Эша. Это не могло пройти мимо Чандлера. Да и он должен знать, что экстрадиции из Аквилиты нет. Или он не знал? А адвокат, который бы сообщил ему это, придет только завтра, с началом седьмицы. Бешеные белочки, зачем Чандлеру было признаваться?! Может, Чандлер испугался конкретно Фейна? Что с его репутацией?