— Я сказала, — подняла на него глаза ведьма. — Она немножко болела. Бывает…

— Бывает? Часто? Немножко? — вот сейчас ему хотелось придушить её, чтобы не изводила его этой своей скромностью, которая потом всем выходит боком… а главное ему. Главное его изводит невозможно. — То есть, ты считаешь, что мой средней силы маг, просто не в состоянии справиться с какой-то поверхностной головной болью? Так, Хэла? У него руки тряслись, потому что он слабак? Мне нужен новый? А лучше два? Чтобы могли на пару твою лёгкую головную боль лечить? Чтобы ты не падала в обморок?

— Я не хотела тебя тревожить, не хотела, — она всё ещё пыталась сопротивляться, хотя его ярость уже практически снесла её. — Не думала, что потеряю сознание!

— Тревожить меня? — взревел Рэтар. — То есть по-твоему, когда моя женщина, с кровью идущей носом, падает без сознания передо мной, то я остаюсь спокоен и не тревожусь? Я по-твоему бесчувственная хладнокровная глыба льда? Чтоб тебе, Хэла!

Он выдохнул, а она ещё сильнее сжалась, хотя казалось уже совсем как ребёнок перед ним.

— Что, что мне нужно тебе сказать, чтобы ты услышала, чтобы ты поняла это? — попытался говорить спокойнее, впрочем уже столько обречённости было в попытке достучаться до неё… — Я не маг, я не ведьма, во мне нет магии, я не умею чувствовать то, что у тебя внутри. Я смотрю на тебя и это всё, что у меня есть, понимаешь? Я не могу, взглянув, определить, что с тобой происходит — голова болит, настроение плохое, ты не выспалась, хочешь есть, хочешь побыть одна… да ещё невыносимая бесконечность всего, женщина!

— Прости меня, прости, — прошептала Хэла и надо было остановиться, но уже не получалось.

— Этого мне мало. Ясно? — прохрипел феран. — Я хочу, чтобы ты говорила со мной. Я хочу, чтобы ты жаловалась мне! Я этого хочу, ведьма! Я не знаю, что там у тебя в мире и как, но ты уже не там, Хэла, ты здесь. И мне плевать, чего ты ждёшь каждый раз, когда открываешь глаза — ты будешь здесь, а ещё конкретнее вот именно здесь и я буду здесь же. Я буду рядом с тобой. И не смей мне говорить, что жаловаться бессмысленно. Не вздумай, потому что не бессмысленно. И я устал повторять всё это.

Хэла плакала, а у Рэтара вместе с ней плакала душа.

— Иди сюда, — не выдержал он и притянул её к себе, смягчаясь.

— Я не привыкла, — прошептала ведьма в него сквозь слёзы, — я просто не привыкла…

— Я знаю, — он погладил её по голове, — я знаю, родная. Научись. Мне это нужно! Сделай это ради меня, прошу тебя, Хэла.

Сев обратно, Рэтар потянул за собой рыдающую ведьму. Её руки обняли его, она уткнулась в него. И больно было и как же вот от её теплого запаха хорошо, как же руки любят её обнимать.

— Дай мне заговорить дорогу, Рэтар, — прорыдала она.

— Ты моей смерти хочешь? — взвился он, но на деле уже унял свою ярость на неё, уже не мог позволить себе давить её дальше, да и это её невыносимое упрямство — он знал, что так и будет.

— Пожалуйста, — прошептала она, захлёбываясь слезами, — я больше ни одного заговора без тебя не сделаю, даже на мелочь у тебя буду спрашивать разрешения. Только дорогу, пожалуйста. Это же моя была идея, это не правильно… прошу тебя, Рэтар, пожалуйста…

Но он уже сдался. Гнева хватило на всё то, что он ей наговорил, а вот сейчас… он знал, что как только она его обнимет, и уж тем более будет в него рыдать… Он вздохнул.

— Знаешь, — прошептал Рэтар ей в волосы, всё так же прижимая к себе, — я ночью смотрел на тебя и пытался понять, когда я переступил с тобой черту. Несомненно то, что ты меня задела, когда я впервые тебя увидел. Но когда я перешёл ту границу, от которой нельзя вернуться назад? Можно было бы сказать, очевидно, что это случилось, когда я увидел твоё почти мёртвое тело у мага на столе. Или когда ты после того открыла глаза… но нет, Хэла. Нет.

Она пыталась успокоиться, её руки всё так же его обнимали, а голова лежала на плече, из глаз текли слёзы и она всхлипывала, пытаясь себя унять.

— Это случилось, когда убили ту тоору, которую ты вылечила, когда попала сюда, — от упоминания того случая Хэла едва уловимо вздрогнула, а Рэтар непроизвольно прижал её к себе сильнее. — Я помню тот момент в мельчайших подробностях. Я смотрел на Тёрка, который сидел возле убитого зверя и я понимал, что его сожаление связано не столько со смертью животного, сколько с тобой и тем, что ты будешь расстроена. А когда он встал и посмотрел за мою спину — я понял, что там стоишь ты. И больше всего на свете, Хэла, мне хотелось обернуться и увидеть всё-таки чёрную ведьму. Мне так хотелось увидеть злость, хотелось, чтобы ты наговорила чего нам всем за то, что случилось. Тогда мне бы стало легче, мне так казалось.

Он тяжело вздохнул, поцеловал её голову.

— Но я обернулся и твоё лицо… боги, Хэла, — и Рэтара выворачивало от этого воспоминания. — Твои глаза, полные обиды, боли, слёз и я знал, что ты не заплачешь. Уже тогда я точно это знал. Ты сдержишь себя. Ты посмотрела на нас всех и потом улыбнулась уголком губ, повела головой, просто развернулась и ушла. И вот в тот момент, Хэла, хоть я и остался стоять на месте, но всё внутри меня рвануло за тобой. Вот тогда у меня уже не было возможности всё изменить. Это была нежность, Хэла. А я не испытывал этого чувства с тех пор, как не стало Элары. Потому что вокруг меня не было тех, кому нужна была моя нежность. Я похоронил это чувство вместе с сестрой. И с того момента, с той мёртвой тооры, ты тащишь из меня чувства, которые я даже не знаю, как назвать.

— Прости меня… Рэтар.

— Я прощу тебе всё, что угодно, Хэла. Кажется всё на свете.

Прорыдавшись Хэла, ещё ослабленная, снова уснула. Рэтар какое-то время сидел с ней на руках, просто слушая, как она дышит, успокаивая, когда она слегка вздрагивала. Но потом понял, что сон тянет и его за собой, напоминая о бессонной ночи. Поэтому феран встал с Хэлой в руках, и отнеся в кровать, тоже лёг спать.

Проснулись, когда Изар почти зашёл.

— На тебе отпечаталась часть кулона, — прошептала Хэла, обводя пальцем рисунок. — Ой, а я могу это слово прочесть.

Она нахмурилась, приподняла голову, наклонила её.

— Что? — спросил Рэтар с улыбкой.

— Почему я могу это прочесть, но вот тут не могу, — она указала на кулон. — Тут только другое могу прочесть. А у тебя, это же зеркальное получилось. Наоборот. Не понимаю.

Он рассмеялся.

— Это древнеизарийский, — пояснил феран. — Его в обе стороны можно читать.

— А? — ведьма искренне удивилась.

Рэтар пожал плечами.

— Про что песнь камня? — спросила Хэла всё ещё водя пальцем по его коже. — Я только некоторые слова прочла.

Он хмыкнул, потом потянул её за руку и перевернул на спину, накрыв собой.

— Рэтар? — ведьма приподняла бровь.

— Это сказание о создании Изарии, — ответил феран.

— Изаром? Я прочла его имя.

— Нет. Изарию создала Рана, — прошептал Рэтар и поцеловал Хэлу в подбородок. — Изарийцы почитают четырёх богов больше, чем остальных. Изара, как ты знаешь. Хэнгу. Его брата Дрангу. И их сестру — Рану. Она была богиней тьмы и холода, была владычицей чертогов Хэнгу. И как бы была противоположностью Дрангу.

Ведьма уже привычно склонила голову на бок, немного нахмурилась. Рэтар поцеловал её в нахмуренный лоб.

— Здесь, начало мира, — начал он. — Здесь восходят Изар и Тэраф и двигаясь по небосводу озаряют мир своими благодатными лучами. Изар всегда восходил лицом к Тэраф, своей сестре и возлюбленной. Для него не было никого лучше неё. А эта часть мира, пустая и тёмная, принадлежала Ране. Она любила Изара, но он никогда не смотрел никуда, кроме своей Тэраф. И тогда Рана решила поразить его, создав что-то настолько удивительное и красивое, чтобы это встречало его, когда он появляется на небе. И она трудилась всю темень, а когда Изар взошёл, то его лучи озарили невообразимую красоту — там где не было ничего, появились горы, река, леса, поля. И это было полно жизнью. Богиня тлена, тьмы, холода, создала жизнь. И она была внутри всего этого. Но Изар не увидел, что внизу что-то изменилось. Зато увидела Тэраф. И ещё она увидела Рану. И поняла, зачем та создала всё это. Изменения Изар заметил только, когда закончил свой путь по небосводу. А Тэраф от злости, зависти и ревности стала невыносимо горячей и попыталась уничтожить всё, что создала Рана. Но ничего не вышло, потому что скованные льдом поля, леса, даже горы стали покрываться листвой, цветами, травой. Всё расцвело и стало ещё прекраснее, чем было создано. И когда Изар взошёл в следующий раз, он впервые отвернулся от сестры и посмотрел вниз. Он увидел всё это, увидел Рану. И его поразила и богиня, и то, что она сделала. Он не отрывал своего взгляда от неё, пока был в небе. Тэраф не могла этого простить. И она стала ещё злее. И Ране не осталось ничего другого, как снова покрыть всё снегом и льдом, в надежде спасти от гнева ревнивой сестры Изара. Спасая своё творение, Рана истратила всю себя. Она исчезла. А когда Изар взошёл, он уже её не нашёл, и только мир под его лучами, скованный снова льдом и укрытый снегом, сказали о том, что случилось. Сожаление и печаль бога были неизмеримы. Он разгневался на сестру. И дал слово покрыть заботой этот край. А сестра с тех пор всё пытается вымолить его прощение. Так возникла Изария. Как дар богини Раны богу Изару. Посмертный дар. Это “песнь камня”, потому что имя Рана означает “камень”, драгоценный камень, камень, что можно найти в горах.