Генерал упал на спину и увидел над собой темное чужое небо, с которого за последними мгновениями его жизни безмолвно наблюдали мириады холодных звезд. Он не увидел, как с трудом взбирающихся на склоны обрамляющих долину холмов кирасир методично расстреливают вражеские стрелки. Он не увидел, как проклятые таридийские уланы рассеяли пытавшуюся о рганизованно отступить смешанную группу всадников. Он не увидел, как таридийские гусары гнали чуть не до самого улорийского лагеря жалкие остатки вышедшего на ночную охоту отряда. Он не увидел перекошенное от ярости лицо короля Яноша, узнавшего о его самовольной вылазке и бездарной гибели. Он больше ничего не увидел.

– Смотри, Капуста, унесет течением, лови тебя потом в Титовице! – сослуживцы весело подзуживали рядового Федора Капустина, осторожно спускавшегося по крутому каменистому склону под мост через Славицу. – А если утонешь, домой вообще не возвращайся!

– Идите уже! – недовольно ворчал Капустин, внимательно глядя себе под ноги – оступиться сейчас значило бы гарантированно получить массу болезненных ушибов. – Было бы чем уносить! Вы наших рек в Верейских горах не видели!

Последняя пехотная часть переправилась на таридийский берег и потянулась к ближайшим холмам. На правом берегу реки остались только драгуны, но в их задачу входило изображение бурной деятельности по уничтожению моста на глазах у врага, поэтому они пока никуда не спешили, ожидая сигнала от конных дозорных.

– А если он не сумеет взорвать мост? – Иванников нервно облизал обветренные губы. – Что тогда?

– Тогда наши позиции у брода потеряют актуальность, – я флегматично пожал плечами, – обстреляем улорийцев здесь и отступим в глубину Корбинского края.

Такое развитие событий я считал маловероятным, но полностью исключить неудачу операции «Мост» было нельзя. Никто не застрахован от случайностей, даже я.

Тут я усмехнулся своим собственным мыслям. Подумать только – до каких высот поднялась моя вера в себя! Еще два-три года назад, попав в подобную ситуацию, я бы просто извелся сомнениями и переживаниями, а сейчас даже не особо волнуюсь. Удастся взорвать мост – хорошо, не удастся – тоже не беда, что-нибудь еще придумаю. Конечно, имея за плечами опыт предыдущих кампаний, я не мог остаться прежним неуверенным в себе молодым человеком, но и излишней самоуверенности старался избегать, поскольку она может сыграть со мной злую шутку в самый неподходящий момент. А любая моя ошибка – это загубленные человеческие жизни.

Я еще раз прокрутил в голове весь план предстоящей операции. Тонкие места в нем были, а миссия Федора Капустина действительно являлась ключевым и самым опасным его моментом. Но бочонки с порохом надежно закреплены под балками и настилом моста, во избежание эксцессов запальный шнур продублирован нефтяной дорожкой, а самого Федора отрекомендовали как отличного ныряльщика. Два огнива ждут его в укромном месте – основное и запасное, все, что ему остается – это вынырнуть из-под воды и запалить огонек. А после – снова нырнуть и убраться как можно дальше от моста вниз по течению реки.

Не знаю, не знаю. Как по мне, так вмешаться может только какой-нибудь несчастный случай: улорийцы заметят Капустина, или полезут обшаривать мост, или порох отсыреет и не взорвется. Но над такими зигзагами судьбы я не властен, все, что можно было сделать, уже сделано, остальное лишь в божьей власти.

– Все, уходим на позицию, – объявил я, разворачивая коня.

Здесь больше делать было нечего. Улорийский авангард скоро окажется здесь, и в дело вступят остающиеся на том берегу драгуны, никого лишнего противник видеть не должен.

Сегодня вражеская армия подойдет вплотную к нашей границе, пора повышать ставки, так сказать. Выманив на себя наемников, я нанес первые ощутимые потери вражескому войску и выиграл целые сутки – союзники были вынуждены приводить свои ряды в порядок и вводить новые правила передвижения. Мои ребята не давали им скучать, беспокоя по мелочам – постоянные набеги и обстрелы продолжались, а сегодня у моста через Славицу состоится большой бой. Не лоб в лоб с открытым забралом, как мечтает улорийский монарх, а по-другому, на моих условиях, но гораздо масштабнее предыдущих дней, весело, громко и с большим количеством жертв. Пусть противник поймет, что погибший генерал фон Рейбель со своими наемниками еще легко отделался.

Существовала небольшая вероятность, что мой оппонент сразу пойдет к находящемуся в восьми километрах вниз по течению броду, но сегодня утром я позволил вражеской разведке увидеть, как моя армия спешно переправляется на свой берег по мосту. Янош не мог не заглотить такую наживку – до этой поры он вправе был ожидать, что мост мы заблаговременно уничтожили, но если уж такого не случилось, то стоило попытаться его захватить. Мост для переправы уж точно удобнее брода.

Минут через двадцать на вершине холма показались вражеские всадники. Начищенные кирасы и шлемы весело сверкали на солнышке – кирасиры! Янош остается верен себе в своей слепой вере в этих наполовину закованных в броню кавалеристов.

Среди оставшихся на правом берегу драгун ротмистра Вязова тотчас началась деловая суета. Часть из них, спешившись, изготовились к стрельбе, часть поспешили взойти на мост, часть потащили к мосту охапки соломы.

Стрелки дали залп по спускающимся с холма кирасирам, но расстояние не позволяло надеяться хоть на какую-то эффективность. Да и расчет был не на действенность огня, а создание нужного эффекта.

Секунд через двадцать был произведен еще один залп, расположение стреляющих заволокло пороховым дымом, а сами стрелки вскочили на лошадей и во весь опор понеслись к мосту. Когда последние драгуны оказались на нашем берегу, разбросанная по мосту солома уже вовсю пылала, создавая впечатление горящего моста.

Однако подоспевшие улорийцы, мгновенно спешившись, принялись сбрасывать солому в воду и затаптывать занявшиеся огнем доски настила. Около двух сотен кирасир перешли на левый берег Славицы, но преследовать удирающих без оглядки драгун не стали. В самом деле, сколько можно наступать на одни и те же грабли? Должны же были когда-то пойти им впрок наши уроки!

Но две сотни – это как-то мало. Мой гонец умчался к ушедшей за холмы кавалерии, а я в который уже раз посетовал на отсутствие нормальной связи. Через четверть часа над степью появилось пыльное облако, моментально привлекшее внимание улорийцев и заставившее их передовые дозоры в панике мчаться обратно к мосту. А вид появившихся на равнине уланских эскадронов заставил вражеских всадников срочно переправлять на нашу сторону реки дополнительные силы.

В бинокль мне было отлично видно и поднявшуюся у моста суету, и помчавшихся к основным силам гонцов. Приятно видеть, как противник ожидаемо реагирует на мои ходы. Каковы бы ни были замыслы у Яноша до сего момента, ему придется реагировать на ситуацию и вести сюда всю армию, причем так быстро, как только возможно – вид вражеского войска, собирающегося отбить потерянную переправу, послужит тому сильнейшим стимулом.

Тем временем уланы начали строиться на краю равнины для атаки, а место на их флангах заняли драгуны. По логике, кирасиры не должны сейчас атаковать, их явно меньше, да и удержание моста должно быть в явном приоритете. Но кто знает, что в голове у их командира? Вдруг хватит самонадеянности пойти в атаку? Был бы это «последний и решительный» бой, можно было бы зарубиться с ними по-серьезному, а так – зачем мне нужны незапланированные потери? Наша задача сейчас – поиграть мускулами, показать намерение биться за переправу, но тут же изобразить нерешительность из-за этих самых кирасир. Чтобы они тоже остались на месте, лишь грозно сверкая на солнце обнаженными палашами.

– А если они прямо сейчас атакуют? – словно прочитав мои мысли, спросил Иванников.

– Пусть пушки выкатывают! – вместо ответа я отправил с приказом следующего гонца.

Вид трех орудий, вполне ожидаемо заряженных картечью, должен остудить пыл улорийского военачальника. Остается надеяться, что он не бесстрашный идиот.