– У тебя генерал? – я постарался сделать голос максимально удивленным. – Какой еще генерал?

– Тот самый, которого разбил наш король!

– Это меняет дело! – радостно воскликнул я. – Генерал стоит всех остальных пленников, вместе взятых! Отдай мне генерала – и будем считать, что твоя жизнь вне опасности!

– Нет! – в голосе командира гарнизона вновь прозвучали истерические нотки – клюнул простачок на приманку. – Генерал останется у нас!

– Ты же понимаешь, что я не могу уйти без него!

– Придется! Это будет наша гарантия!

– Тарновский, а ты хитрец! – в притворном восхищении я погрозил оппоненту пальцем. – Черт с тобой, пусть будет по-твоему! Выпускай пленников, а сам выйдешь с генералом!

Не давая оппоненту времени на долгие раздумья, я развернулся и пошел к краю площади. Если вдруг улориец передумает, это мало что изменит. Шансы на наличие у осажденных в ратуше взрывчатки ничтожно малы, и в случае штурма максимум, что они смогут сделать, так это причинить вред парочке штурмовиков да нескольким пленникам, причем начнут с генерала Пчелинцева. А его мне совершенно не жалко. Может, для него такой исход был бы наилучшим.

– Михаил Васильевич! – тихонько произнес Иванников, беспокойно оглядываясь по сторонам. – Вам могут не простить, если оставите Пчелинцева улорийцам.

– Во-первых, если победим, то простят все, во-вторых, кто сказал, что я оставлю его?

– Но вы же пообещали!

– Я пообещал улорийцам, что они выйдут с генералом. Я даже позволю им в компании Пчелинцева дойти до своих казарм, а там уж извините – отнять генерала, снять с них мундиры и запереть!

Через пять минут неудачливый командующий армией покинул здание ратуши в сопровождении группы улорийцев и фрадштадтцев численностью в тридцать четыре человека, однако инцидент на этом не был исчерпан. Восьмерых затесавшихся в эту веселую компанию горожан легко убедили сложить оружие и отправиться по домам, с остальными пришлось повозиться, поскольку кое-какие умники из числа осажденных решили, что смогут, прикрываясь Пчелинцевым, уйти из города. И только после отданной мною полуэскадрону драгун команды «изготовиться к стрельбе» они поверили в серьезность моих намерений расстрелять всех недовольных вместе с генералом.

После разрешения проблемы с ратушей задержек в исполнении моих планов больше не было. Проявлять особую жестокость по отношению к городу я не собирался, но и церемониться тоже было недосуг. Устроенный в Россоши продовольственный склад мы подожгли, предоставив местным жителям самим озаботиться сохранностью близлежащих строений. Из ратуши была изъята та часть городской казны, что хранилась в золоте, но городок богатым никогда не был, так что и добыча наша оказалась более чем скромной. Мне вообще не было надобности в этих деньгах, но вот мои солдаты заслужили поощрение.

После выноса казны ратуша тоже была подожжена, так сказать, в назидание властям и жителям сопредельного королевства не злоумышлять впредь против Таридии.

Уланы подполковника Новикова со своей задачей тоже справились отлично. Охрана обоза была застигнута врасплох и сметена в считанные минуты. С отбитыми у врага нашими же орудиями возиться не стали, расклинили стволы, свалили все в кучу и устроили большой костер, куда отправили и все лишнее оружие, оставшееся после вооружения наших освобожденных солдат. Как же жалко, что мы не можем утащить все эти трофеи с собой! Слезы на глаза наворачивались при виде пушек и гаубиц, которые пришлось приводить в негодность своими руками, но рисковать сейчас я просто не имел права: приди в голову Яношу отправить сюда пару эскадронов кирасир – и нам придется бросать все трофеи и спасаться бегством, а среди отбитых из плена солдат много раненых, в том числе и тяжело. К тому же не всех удалось обеспечить строевыми лошадками, так что потери от удара тяжелой конницы будут впечатляющими.

В общем, думал я и так и сяк, но решил поставить во главу угла сохранение людей. Орудия жалко, они бы очень нам пригодились под Корбиным, но придется обходиться без них. Потом другие сделаем, еще лучше прежних.

К десяти часам утра наш изрядно выросший отряд отправился в обратный путь, оставляя за собой дым нескольких пожаров, взрывы уничтожаемых огнем боеприпасов да испуганно наблюдающих за всем этим жителей Россоши, массово усеявших по такому случаю старенькие городские стены.

Неприятности настигли победоносную армию улорийского короля вечером третьего дня. Большая часть привычно разосланных во все стороны дозоров таинственным образом исчезла, но выяснилось это слишком поздно, уже после оказавшегося таким неожиданным налета вражеской кавалерии.

Таридийские гусары молча выметнулись из лесу с той стороны, откуда можно было ожидать лишь возвращения своих дозорных, и принялись с остервенением рубить и топтать только-только расположившуюся на ночной отдых пехоту.

Пока офицеры Яноша Первого разобрались в ситуации, пока организовали отпор, гусары исчезли так же быстро и слаженно, как и появились, оставив после себя две сотни убитых и раненых, растоптанные костры, перевернутые телеги, мечущихся в страхе и вносящих дополнительный сумбур улорийских лошадей.

Посланные в погоню три сотни наемных драгун вернулись почти сразу, поскольку дорога впереди оказалась усыпана так называемыми рогульками, или «чесноком». Не тем, что растет на грядке и используется в пищу или для отпугивания нечистой силы, а достаточно эффективным противоконным заграждением, представляющим собой соединенные в одной точке острые металлические штырьки длиной пять-семь сантиметров. Это ведь только кажется, что конское копыто – это одна сплошная кость! На самом деле, наступая на такую рогульку, да еще на всем скаку, лошадь испытывает колоссальную боль, при этом рискует подхватить сепсис и умереть. Прекрасно зная о способности «чеснока» останавливать хоть кавалерию, хоть пехоту, военачальники обычно не спешат с его использованием, поскольку на войне всегда велик риск завтра наступать по той самой местности, где ты вчера разбросал рогульки. Кроме того, строевые лошади крайне дороги, и любой всадник бережет как своего, так и коня противника, надеясь в случае победы захватить его целым и невредимым, а не забивать на мясо. Поэтому в кавалерии такие средства, мягко говоря, не приветствуют, считая их нечестными и негуманными.

Но сейчас король Янош вполне понимал применение противником такого приема и досадовал на себя и своих командиров, что слишком рано поверили в легкость своей миссии и после оглушительного разгрома, учиненного таридийцам, действовали чересчур вальяжно. А оказалось, что разбитый в пух и прах противник и не думал сдаваться на милость победителей, а решил любой ценой задержать продвижение вражеской армии к главному городу спорных земель. Окажись Янош Первый на месте противника, поступил бы точно так же.

Итак, погоню остановили обильно рассыпанные по дороге рогульки. Напоровшиеся на них лошади дико ржали от боли, вставали на дыбы, валились на бок, натыкаясь при этом на безжалостные железки еще и телом. Кроме того, засевшие в кустах вражеские стрелки подлили масла в огонь, дав еще по два залпа по преследователям. Но наемники считали себя лучшими солдатами в мире и никому спускать подобную дерзость не собирались.

Задние ряды драгун, еще не успевшие наскочить на злополучные шипы, мгновенно спешились и ринулись в лес, намереваясь как следует проучить наглецов. Но нарвались на сети, волчьи ямы и таридийские штыки. Потери выросли, а горе-воякам пришлось-таки ретироваться.

К тому же времени, когда наемники перегруппировались и подтянули подкрепление, лес уже был пуст.

Хмуро выслушав доклады офицеров о неутешительных результатах преследования, король обратился к командиру наемников фон Рейбелю:

– Что вы об этом думаете, генерал?

– Нужно разбивать лагерь, ваше величество, – не моргнув глазом ответил наемник.

Поджарый пятидесятилетний генерал с лицом, испещренным шрамами, не нравился ни королю, ни большинству его приближенных, но не считаться с боевым опытом и организаторскими способностями уппландского барона было бы верхом глупости.