Тёрк фыркнул, а Роар уходя ободряюще похлопал парня по спине.

Уже когда стало темнеть митар нашёл Хэлу на обычном её месте, сидящую между бойниц. Она смотрела на надвигающиеся со стороны тучи.

— Хэла? — позвал Роар и внутри защемило, потому что он отчаянно хотел с ней поговорить, но одновременно безумно боялся этого разговора.

— А они вот откуда сюда тащаться? — спросила она внезапно.

— А? — не понял вопроса митар.

— Тучи, — пояснила ведьма. — Там откуда они идут, что?

Он посмотрел на темнеющее небо и сгущающиеся тяжёлые тучи несущие с собой ледяной дождь.

— Там Ринта.

— И там тоже есть такие дожди? — спросила она. — Вот в Зарне так часто не было, а тут прям сил нет.

— В Ринте бывают, но реже чем в Зарне, — пояснил Роар. — У нас говорят, что Ринта собирает тучи, чтобы здесь на нас пролился смертельный дождь.

— Вот как, — вздохнула она.

— Хэла, я хочу поговорить, — сказал митар.

— А я не хочу, Роар, — ответила она и сделала этот привычный жест — повела головой и плечом.

— Хэла, — вздохнул он и ему было отчаянно горько. Словно она стала чужой.

— Нет, — упрямо и, как ему показалось, раздражённо проговорила она. — Мы квиты. Расплатились. Я спасла тебя, ты спас меня. Всё, разошлись. И мне не нужна благодарность ни твоя, ни от Элгора, ни от Рэтара, ни от кого бы то ни было ещё!

Она спрыгнула со своего места и попыталась спуститься, но Роар её не пустил. Он встал так, что лица их были на одном уровне и положив руки Хэле на талию удержал её на месте.

— Пусти меня, милый, — прошептала ведьма, но взгляда на него не подняла. — Я спасла тебя не ради благодарности, просто спасла, потому что ты мне дорог, а не за что-то там…

— Хэла, — он заглянул ей в глаза. — Но это не может не делать меня благодарным. Я что теперь не могу испытывать благодарность, за то, что меня спасла?

— Нет.

— Хорошо, тогда я хочу спросить, это можно? — и Роар начинал паниковать, потому что терять её не хотел, словно она больше не улыбнётся ему, не пошутит, не подденет. От этого становилось горько.

Хэла неуверенно кивнула.

— Я просто, — он пытался найти слова, потому что важно было понять, важно было сделать так, чтобы она всё ещё оставалась для него, он даже не знал кем, может другом? — Почему ты просила у меня прощения, Хэла?

Она помотала головой.

— Ведь не за спасение, — прошептал митар.

— Роар…

— Мне не хватало тебя, Хэла, — он был в отчаянии. — Я не хотел бы, чтобы ты исчезла и я очень рад, что ты жива. Но я не хочу, чтобы ты меня избегала из-за того, что… боги, я не понимаю… что произошло? Точнее, что в этом не так?

Она подняла на митара глаза, влажные от слёз.

— Потому что так нельзя, Роар, — прошептала Хэла. — Понимаешь?

— Нет, не понимаю, — честно ответил митар. — Я очень прошу тебя мне объяснить.

— В моём мире любое принуждение — это насилие, а это, — он нахмурилась, слёзы потекли по щекам. — Я понимаю, что спасала тебя, понимаю, но как мне жаль, что не было другого способа, что мне нужно было делать именно это… и… если бы хотя бы ты дал на это согласие… хотя легче не стало бы.

— Так плохо всё было? — спросил он, потому что это единственное, что в голову пришло.

— Что? — она заморгала.

— Боги, Хэла, ты невероятная, понимаешь? — ответил Роар, улыбаясь. — Надеюсь, что я не сплошал. Рваш… как бы мне хотелось не быть без сознания!

— Роар! — ведьма нахмурились, но глаза уже кажется просветлели.

— Что? — он пожал плечами. — У меня больше не будет возможности ощутить ничего подобного с тобой, и это то, о чём действительно стоит горевать.

— Ах, ты…

Роар рассмеялся и притянув Хэлу к себе обнял её. Он и сам до конца не знал, что же в ней такого было, но вот сейчас внутри была какая-то мужская зависть к Рэтару, потому что он этой женщины добился.

— Только Рэтару не говори, а то мне конец, — пробурчал митар ей в плечо, радуясь, что Хэла расслабилась, что с ней можно было вот так просто, что она всё понимала. — Он сегодня чуть не убил Тёрка за то, что обнимал тебя, а уж мне за вот эти слова головы не снести, точно!

— Прям обязательно пойду расскажу, — улыбнулась ведьма, отстраняясь, но из рук он её не отпустил. — И про то, что сейчас так бессовестно меня тискаешь!

— И вот этого тоже очень не хватало, — митар погладил её щёку, вытирая слёзы.

Хэла была нужной, важной, такой родной. Роару так не хотелось, чтобы её угнетало то, как она его спасла, раз это для неё было чем-то неприемлемым. И как же не хотелось, чтобы она избегала его и не могла смотреть ему в глаза, потому что было уже достаточно, что он сам чувствовал себя разбитым и опустошённым, потому что сделал больно себе и белой ведьме.

— Я очень тебя люблю, Хэла! — улыбнулся Роар. — Я готов отдать за тебя жизнь и ещё сотню раз тебя спасать, но лучше давай без этого, хорошо?

— Только после тебя, — проговорила ведьма.

— У меня навряд ли получится, дав такое обещание, сдержать его, — пожал плечами митар. — Но хорошо, я постараюсь не умирать больше.

— Договорились, я тоже постараюсь, — и Хэла почти невесомо поцеловала его в губы. — Я тебя тоже очень люблю, Роар!

Рэтар никогда не любил эту комнату. Она была для него слишком. Всё в ней было слишком. Отец жил ни в чём себя не стесняя. Он был самовлюблённым засранцем и всё в этой комнате было сделано так, чтобы потешить это его самолюбие.

Кровать. Пфф… огромная для Рэтара, понятно и для отца, но она была сделана не для сна. Сыну было плевать на утехи отца и на то, что именно Эарган Горан делал со своими наложницами, правда точно знал, что матери в этой комнате никогда не было. Гобелены на стенах, шкуры на полу, аж три дивана, низкий стол для работы, сундуки вдоль стен…

Феран поморщился. Ему всегда хватало и спального места в рабочей комнате — благодаря отцу он привык к исключительно походной жизни. Спать на земле, есть то, что едят простые воины, подолгу не бывать дома. Рэтара это никогда не тяготило, он даже ловил себя на мысли, что ему этого не хватает, и он всегда был готов уйти с отрядом даже на границу, с большим удовольствием, потому что не умел иначе. Отец умел, а сын нет.

И так было пока он не призвал себе новую чёрную ведьму.

Это кажется было самой большой ошибкой в жизни Рэтара. Этот призыв стоил ему всей его привычной жизни, потому что с появлением Хэлы всё пошло кувырком. И вот уже отправившись туда, куда он так долго хотел, он не мог думать ни о чём, кроме возвращения.

И да, чутьё никогда его не подводило, и, когда уезжая, он чувствовал эту невыносимую тревогу, надо было послушать себя, как слушал всю жизнь и остаться, не уезжать. Надо было наплевать на приказ великого эла, сделать всё по-своему, сделать так, как говорило ему его нутро. Но он подумал, что это просто упрямство, он подумал, что нужно скорее отступить, потому что зверь внутри был на грани, потому что из-за чувств, что вытаскивала из него Хэла, Рэтар был на краю и готов был сорваться в бездну, окончательно потеряв контроль над собой и своей жизнью.

А в итоге он всё равно упал, всё равно отпустил себя и сейчас внутри было это странное для него новое ощущение обладания. Какое-то дикое и выводящие из себя ещё больше, чем то, предыдущее, когда он так хотел получить, но так боялся сделать это, потому что нельзя, и дело не в запретах на отношения с серыми и уж тем более с чёрными ведьмами, нет.

Дело в том, что ему так не хотелось увидеть в глазах Хэлы разочарование и, ещё страшнее, обречённое согласие. Он боялся этого до льда внутри, потому что она была здесь так недолго, она не могла за это время искоренить в себе тоску по дому, и желание вернуться, несмотря на то, что знала, что это невозможно.

Рэтар так неохотно признавался себе, что не может соперничать с тем её мужчиной, о котором он даже представления не имеет. А внутри был невыносимый зуд — какой он, насколько она любила его, чем он для неё был? И зависть…