— Вот как. Ладно, привези его ко мне через недельку сюда, на «Ближнюю», с девицей вместе. Ещё сам поговорю с ними. Да и его поспрашиваю отдельно, чем его Рузвельт там соблазнял. И с кем он там общался. Отчёты он тебе, конечно, напишет, но то такое… сам спрошу про впечатления.

Апрель 1943. Москва. Одна из квартир «чекистского дома» в центре столицы. Волкова, Лежнёва.

— ..Помнишь, ты говорила, что не вернётся он, ему там хорошо будет? Там капитализм — сбежит и всё… не сбежал ведь, вернулся.

— Откуда мне знать что у него в голове? Счёл более выгодным в текущий момент вернуться и всё! Нет, он был удивлён сильно, но протеста в нём никакого эта идея не вызвала, он, очевидно, доволен был. У него на роже всё написано было полгода назад.

— С другой стороны — может, капитализм и социализм тут не причём, ему просто развеятся захотелось? Вон, как-то сам говорил, что командировки в Молотов для него — как отдушина. Слишком мы его жестко обложили флажками. От того и такое про него подумала. В Америке, интересно, ему свободы больше давали?

— Возьми, да спроси. Не Поташник, не укусит.

Светлана лишь вздохнула в ответ и очевидно расстроенно констатировала:

— Ага, вернулся. Подсунули ему красотку..

— Это в тебе ревность говорит. Никакая она не.. — Волкова не стала вслух упоминать то, что могли предположить обе «по долгу службы» — ..простая для этого очень. Слышала, как её Рожков представлял? «Self-made girl».. термин новый узнали.

— ..Который раз тебе говорю — ты в нём человека видишь, а он в тебе — всегда будет видеть, кого? Ты подумай хорошо..

— Сотрудницу НКВД… «чекистку из органов..»

— Вот именно! Которая его ограждает от свободы и… стучит на него… и вообще, вытри слёзы. Плохо себя контролируешь. Не понимаю… чего тебе-то переживать то? Это я… старая дева… ну, не дева конечно, но… кто меня замуж такую захочет? На работе чуть ли не ночую… а ты молода.

— Так морячок тот же вполне был хорош? — поинтересовалась, всхлипнув, Светлана.

— И где-тот морячок сейчас? Может, уже и нет его в живых. А если и цел и обещание летом выполнит… да и когда узнает, с кому он клинья год назад подбивал?

— А… ну да, ты же не форме была.

— В форме даже бы и не подошёл… а то я не знаю, как многие армейцы и, тем более флотские, к нам относятся..

— А может, и встретитесь летом. Ты только на то место, как договорились, всё же приди.

— Ага, несомненно! Он там ждёт и клёщом вцепится, самой не смешно? Ладно, хватит обо мне. В общем, Светик, не расклеивайся, как без пяти минут «мистер Рожкофф» сам говорит — «забей!».. человек он, может и неплохой, но… задай себе вопрос — чего он так хорошо с этой девицей спелся, а? Вот то-то и оно! Он думает и рассуждает так же, как они, американцы.

— Но почему он там не остался, раз его отпустили?

— Снова сама себя обмануть хочешь. Зачем ему какие-то, даже потенциальные проблемы из-за него? Рожкова всё устраивает в текущем положении. Пойми — его, кроме личного благополучия, денег и славы в продвижении ИТ, ничего не волнует. Не против США, не против СССР. Он, конечно, нашим помогать стал, потому что выбора у него не было. Да и к СССР, точнее… к России, положительно настроен. Примерно как те эмигранты, что к Гитлеру в услужение не пошли, а СССР сочувстовали или даже помогали. Но не более того, он от СССР совсем не в восторге и ничуть за это время не изменился. Спорить меньше стал. Надоело, видимо. Как и нам с ним… в общем, как есть, так есть. Всё всех устраивает, и ладно. А тебе точно говорю снова — забудь, он в тебе подругу или жену никогда бы не видел… спал бы, в лучшем случае с с тобой, а про тебя всякое думал… такого тебе мужика что-ли надо?

Миддлтон М.И.

Апрель 1943. Подмосковье. Санаторий ВВС.

Перед следующими после нашего прилёта в русскую столицу выходными Никита вернулся вечером со своей работы в ГУГБ расстроенным и сразу пояснил:

— Наши планы на воскресенье отменяются. Извини, дорогая. Надо съездить, навестить одного человека. Только сегодня случайно узнал… единственный, которого могу здесь назвать приятелем. Зимой у него случился инфаркт перед самой капитуляцией Германии, едва спасли. Сейчас в санатории, восстанавливается.

— Кто он?

— Военный летчик, сражался с немцами ещё в Испании перед мировой войной… и в Китае с японцами. В войну — на высоком посту в авиации.

Вот так и познакомилась с Павлом Рычаговым и его супругой Марией, жившей с ним в санатории. Она — тоже летчица, а Павел — командующий всей советской военной авиацией! Это его подчинённые добили в ноябре Германию. Благодаря Никите я смогла в неофициальной обстановке узнать таких людей! Сначала — президентскую чету в США, теперь важных людей в СССР.

Никита по возвращении из санатория в Москву пояснил мне, что Рычагов — один из тех, кто знает его настоящую суть.

— Теперь тебе поясню, почему тот в таком подавленном состоянии… Он — талантливейший лётчик и рассчитывал после войны стать одним из тех, кто первым полетит в космос. А сейчас… врачи явно не разрешат ему. В 21 веке требования к полётам на орбиту снизились, но вначале только таких, как он… был и брали только. Может даже и к самолётам не допустят. В войну ему сам Сталин запретил летать из-за поста, который Павел занимает, а тут и мечта, которой перед войной загорелся, накрывается. Как бы не спился. С героями часто такое бывает, когда невостребованными обществом себя начинают считать..

А через два дня я увидела самого господина Сталина!

Причём мне пришлось снова выслушивать объяснения. Мой возлюбленный кое-что изложил… с высоты знаний будущего:

— Знаешь, живя здесь в СССР, с августа 1940, я, в общем — то не испытывал иллюзий по поводу времени и места, куда я попал. И сумел, полагаю, используя своё особое положение, говорить в лицо местным жителям сороковых годов, многие неприятные вещи. Но… кое-чего трогать не советую. Даже случайно. Не ляпни чего-нибудь из самых лучших побуждений про семью Сталина. У него сыновья и дочь, и, насколько я знаю, он очень любит именно её… Но ты должна знать, что у Сталина где-то в 30-х застрелилась жена. И это единственное, что я помню из прочитанного в своё время. Ни причин, ни гипотез о них. Не то это было — что могло мне быть интересным. Знаю только, что эта тема крайне болезненна для Сталина. Возможно… — он задумался, подбирая точные слова — .. возможно, некоторые тяжёлые черты характера Сталина сформировались из-за его личных переживаний… ты меня поняла? Не трогай тему его семьи, чтобы не сказать чего-то, что не нужно. Мы полностью во власти этого человека в СССР. Он, конечно, не Гитлер, но и не столь мягок, как Рузвельт. Нам ни к чему любые проблемы. Ты уже достаточно хорошо понимаешь русский, чтобы понять смысл поговорки в отношении меня, а теперь и нас двоих: «жить — как сыр в масле кататься..». Я хочу, чтобы и дальше также было. Просто один факт для понимания ситуации: как много людей в мире сейчас могут похвастать весьма хорошим к себе отношением одновременно со стороны двух таких могущественнейших личностей этого времени — Сталина и Рузвельта? Ты меня, моя красавица, понимаешь?

О да, я понимала его… и то, как НАМ обоим повезло. Для того, чтобы наша чудесная сказка про нас двоих продолжалась, я буду улыбаться и говорить все нужные слова так, как этого требует ситуация. Мне очень повезло. Такой шанс, какой выпал мне при встрече с моим возлюбленным… что по сравнению с ним какая-то карьера, которая могла удасться, а могла и нет? Тем более, ещё не всё потеряно. И, может быть, всё обернётся к лучшему не только в личной жизни.

Никита позже, в нашем обмене впечатлениями о встрече с высшим руководителем СССР, высказался, смеясь:

— То, что ты. по простоте душевной ляпнула, наоборот, похоже сыграло в твою пользу. Он, возможно, видит в тебе простую девчонку, которая вытащила… выигрышный билет на миллион, а не какую- то шпионку. Нам подобное отношение только на руку.