Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В общем, взаимное недовольство друг другом у нас с Федором постепенно нарастало, достигнув своего апогея на том самом мартовском заседании Большого совета, когда правительство с подачи старшего царевича отложило в долгий ящик проект строительства нескольких линий оптического телеграфа-семафора. Видите ли, «слишком большие затраты при сомнительной выгоде и отсутствии окупаемости».

Понятное дело, что когда вкладываешь деньги в строительство кораблей, то конечный продукт налицо, но нужно же и о перспективе думать! Оптический телеграф, он же семафор, представляет собой комплекс сигнальных башен, расположенных на расстоянии десяти-пятнадцати километров друг от друга, с установленным на верхней площадке шестовым семафором. Принцип работы идентичен флажковому семафору, что с моей легкой руки ввели в армии и на флоте, только роль флажков выполняют подвижные поперечины, управляемые операторами при помощи тросов.

Наблюдатель со зрительной трубой считывает сообщение с соседней башни, после чего быстро дублирует его для следующего наблюдателя. Не слишком удобно, но для наших условий – просто прорыв в части быстроты передачи информации. Вражеский флот только покажется в виду внешнего рейда Южноморского порта, а через полчаса об этом уже будет известно в Ивангороде. Спустя же час вся береговая линия будет оповещена о приближении неприятеля и готова к обороне. Возможность столь быстрого реагирования на угрозу разве не стоит вложенных денег?

Подобные телеграфы существовали во многих европейских странах, и их правители отнюдь не считали затраты на строительство и содержание башен чрезмерными.

Понятное дело, что построить несколько линий из каменных башен по всей стране – это не десяток бревенчатых изб с соломенными крышами нагородить. А кроме этого нужно еще набрать и обучить несколько тысяч наблюдателей, которым потом придется регулярно платить жалованье. Это довольно приличные в масштабах страны деньги. Но ведь кто владеет информацией, тот владеет миром, не так ли? Скорость же передачи сообщений по такому телеграфу во много раз превышает скорость конного фельдъегеря, сколь бы ни был резв под ним конь. К примеру, от Берлина до Кельна сообщение доходило за десять минут, а это, между прочим, полтысячи километров! Башни же в перспективе можно будет использовать в качестве причалов для дирижаблей или места установки ретрансляторов, когда дело дойдет до изобретения радио. В общем, затраты внушительные, но и пользы оптический телеграф принесет много, да и прослужит не один год. То есть плюсы настолько очевидные, что таридийское правительство должно было ухватиться за мою идею обеими руками, а вышло вдруг почему-то ровно наоборот.

Когда же на том же заседании в очередной раз был проигнорирован вопрос рунгазейского губернатора, я окончательно «потух» – разочарование было столь сильно, что в дальнейших обсуждениях я уже никакого участия не принимал, а в тех редких случаях, когда с вопросами обращались ко мне лично – безразлично пожимал плечами. И царский дворец покинул тотчас после заседания, ни с кем не перекинувшись ни словечком на прощание. На душе была пустота.

Сейчас уже с содроганием вспоминаю свое тогдашнее состояние. Реально ведь думал, что лучшим выходом для меня будет несчастный случай со смертельным исходом. Не зря же говорят, что уходить нужно вовремя. Моя смерть всколыхнула бы общество, заставила снова вспомнить все мои заслуги и обратиться к продвигавшимся мною, но так и не осуществленным проектам. Возможно, тогда что-то и сдвинется с места.

А может, и нет. Поплачут над моим бренным телом, назовут в честь меня улицы в крупных городах да и забудут благополучно. Еще и семье, оставшейся без главы, придется отбиваться от заботливых «доброжелателей». Так что бред полный. Но настроение, повторюсь, было абсолютно упадническим.

И в тот же вечер Натали убедила меня сделать вторую попытку добраться до Нового Света. Предыдущая должна была стать для меня фактически ссылкой, но, как это ни смешно звучит, самым грубым образом была прервана фрадштадтцами, попытавшимися захватить мой корабль в море. Ох и лица же были у бойцов абордажной команды островитян, когда у нас на борту их встретили не только матросы, но и ветераны Белогорского пехотного полка, решившие отправиться со мной за океан! И моя вынужденная высадка в Чистяково закончилась тем, что я возглавил разбитую было армию и сорвал совместные планы Островов и Улории.

Натальины доводы были в равной степени просты и неотразимы. Самому стать губернатором нашей части Рунгазеи – это прекрасная возможность доказать всем свою правоту на практике. Кроме того, при таком варианте колония получит статусного правителя с большим набором полномочий, а я смогу проводить в жизнь свои идеи практически без оглядки на центральное правительство. То есть в Рунгазее я буду почти независимым правителем без всяких там Советов, способных блокировать мои решения. Оставалось только обговорить с Федором границы полномочий да выторговать для новых территорий статус полноценной провинции. И побольше налоговых льгот да финансовых преференций для как можно более безболезненного вхождения в состав Таридии.

Федор Иванович раздумывал две недели. За это время он подсылал ко мне с задачей переубедить и царевича Алешку, и Григорянского, и Арбатова. И царевна Софья приезжала, чтобы через Наталью воздействовать, но все было тщетно. Мы внимательно всех выслушивали, но на попятную не шли, параллельно занимаясь подготовкой к отъезду.

Сам Федя, кстати, напрямую так и не сказал, что хочет, чтобы я остался. Посчитал ниже своего достоинства – это ведь фактически означало бы признать свою неправоту. Раньше царевич таким не был, умел слушать окружающих, вникать в предложения соратников. Что ж, видимо, время пришло для очередной проверки. И мне и ему.

Короче говоря, указ о назначении был подписан, и в конце апреля мы уже высадились в Соболевске. Я был полон решимости утереть нос всем недоброжелателям сразу, однако реальность оказалась гораздо непригляднее, нежели виделось издалека, и все мои прошлые достижения здесь не имели никакого значения. Все приходилось начинать сначала, вникать в абсолютно новые проблемы, приспосабливаться к непривычным прежде условиям.

4

– Черт знает что, барон! Почему я должен тащиться через половину города в этот грязный трактир? – не снимая перчаток, Генри Джеральд Хаксли брезгливо смахнул рукой крошку с грубо сколоченного и давно потемневшего от времени и въевшейся грязи деревянного стула, но присесть так и не решился. – Что за надобность такая?

– Во-первых, мой дорогой лорд, – барон Эндрю Альберт опустил пониже развернутую газету, чтением которой был занят до прихода руководителя Тайной канцелярии Островов, и с нескрываемой иронией посмотрел на собеседника, – здесь варят весьма недурственный кофе. А во-вторых, здесь мы можем переговорить с вами, не опасаясь быть подслушанными. В том случае, конечно, если сопровождающие вас господа усядутся не за соседний столик.

С недовольной миной на лице лорд Генри кивнул парочке хорошо одетых мужчин, за минуту до него вошедших в заведение и занявших соседний столик. Те безропотно пересели подальше. После чего Хаксли все-таки переборол брезгливость и занял место напротив барона.

– Чему обязан, господин советник?

– Эндрю, для вас просто Эндрю, – предложил упростить общение барон, протягивая лорду Генри дорогую сигару.

– Слушаю вас, Эндрю, – Хаксли со знанием дела понюхал сигару, но раскуривать не стал, а аккуратно засунул ее в карман.

– Читаете ли вы газеты, Генри? Нет-нет, не спешите гневаться, мой дорогой друг, – поспешил предупредить недовольный возглас собеседника барон, – я неправильно поставил вопрос. В последнее время много крамольного пишут о губернаторе Рунгазеи генерале Ричмонде, что вы об этом думаете?

– Я не черпаю информацию из газет, барон, – презрительно ответил Хаксли, собираясь вставать. Он явно успел пожалеть, что потратил время на этого странного советника молодого короля. Большая часть фрадштадтского общества пребывала в состоянии восторга от его прозорливости – ведь он одним из первых поддержал не числившегося в первых рядах претендентов на престол герцога Кемницкого, а кое-кто и вовсе был уверен, что король Эдуард именно ему обязан своей короной. Но начальник Тайной канцелярии Благословенных Островов относился к той меньшей части общества, что не забывала об иностранном происхождении этого самого барона, а потому продолжал относиться к нему с подозрением. – И если это все, ради чего вы меня оторвали от службы, то позвольте откланяться, у меня много более важных дел.

438
{"b":"904641","o":1}