Мне уже пришлось, как одному из сотрудников «отдела приближенных методов анализа» (именовавшегося до 1939-го «отделом прикладных методов и приближенных вычислений»), заниматься внедрением новых технических средств — полученных за период с осени 1941-го по осень 1942-го в распоряжение «стекловки» трёх вычислителей моделей М-1/2/3. Работа с созданием прикладного математического «программного обеспечения» для которых очень увлекла меня. Сотрудники института, благодаря усилиям нашего руководства, крайне благожелательно и заинтересованно отнёсшегося к передовой технической новинке, о которой, как я понимаю, было заранее извещено, вскоре «расчувствовали» возможности вычислителей.

Начали поговаривать об организации специального машинного вычислительного отдела в структуре «стекловки». Но именно на встрече, с подачи Ляпунова, начальство (наш руководитель Виноградов Иван Матвеевич) удивило меня:

— Прямо скажу, не очень хочется вас отпускать, Константин Адольфович, но товарищ Ляпунов настаивает. Тот самый новый НИИ Брука, об создании которого вы уже слышали недавно, крайне нуждается в специалистах для создания… «программного обеспечения» новых моделей вычислителей. Вот, товарищ Ляпунов предлагает вас… переводом. Сами то что думаете?

Я рискнул. Дело очень перспективное, самый передний край. Никто ещё ничего подобного не делал в мире. Про механизацию вычислений веками думали, но вот на уровне «механизации» всё и оставалось. Даже с нашумевшими перед войной «механическими интеграторами», которые сделали в США, у нас (именно Брук!) и, по слухам, ещё в Великобритании.

Но то, что сотворили товарищи Брук, Лебедев и тот, который сегодня появился в стенах нового НИИ, было самым передовым краем расчётных средств мировой науки.

Новая идея оказалась не в механике. И не в непрерывности реальных физических процессов и их моделировании, а в использовании той самой идеи жёсткой детерминированности двоичной системы счисления, её реализации с помощью радиоламп и новых «электронных» элементов — твёрдотельных полупроводниковых.

И способов их «программирования».

Это была новая логика. Махину и возможности которой мы только нащупывали. Она восхищала меня. Но главное понимание накрыло меня в середине месяца, когда в актовом зале на первом этаже НИИВТ, состоялось собрание трудового коллектива института..

НИИВТ снабжают по высшему разряду. И дело не только в произведённых на МЗЭТ 11 вычислителях (7 М-3, 3 М-2 и 1 М-1), которые стоят в лабораториях и отделах едва созданного института (на днях 2 последних М-3 получили..). В конце концов, основа его трудового коллектива — те, кто разрабатывал их.

Здесь видно всё «в комплексе». От нового здания до двух почти достроенных пятиэтажных домов для сотрудников НИИВТ. Наверное, с лучшими квартирами в городе.

Пока мы ютились в МЗЭТ, нормальной работы толком не велось, набирали штат. Он и сейчас ещё до конца не заполнен, есть свободные ставки ассистентов. Будут летом добирать из профильных выпускников посообразительней.

А мы сами что-то начали делать после торжественного открытия, совпавшего с атакой немцев химическим оружием и последовавшего быстрого возмездия нашим новым оружием. А там и война закончилась. Немцы сдались.

Буквально на днях, получив новое задание «под грифом» из одного из «тех самых» НИИ в наш отдел прикладников, узнал, что товарищ Соболев из моей «стекловки» был один из тех, кто от академии наук занимался множеством расчётов по атомному проекту. И именно с использованием вычислителей!

Впрочем, как до нас довел приезжавший недавно академик Иоффе, скоро нас перестанут нагружать заданиями по «тому профилю».

— ..Свой ВЦ у товарищей появится. Мы, в академии наук по фундаментальным вопросам продолжим им помогать. А вы все займётесь вашим основным делом.

Да… М-4. Он же «персональный вычислитель». Первый проект нового советского НИИ из нового наркомата!

Изучая доведённые до всех сотрудников в апреле руководством НИИВТ наброски нового проекта, мы смогли осознать в общих чертах весь замысел.

Особенно меня поразил тот факт, что официально называемое в документации «устройство вывода визуальной информации» (УВВИ), которое поначалу рассматривал как просто улучшение «индикаторного блока», ныне видится руководством как основной элемент взаимодействия операторов с дискретными вычислителями.

Я уже видел несколько образцов «характрона» в лаборатории отдела периферийных устройств, подключенных к разным вариантам временным схем, с которыми проводились опыты по выводу информации на знакопечатающие электронно-лучевые трубки. Но меня удивило то, что приехавший сегодня второй зам, куратор нас, программистов — системщиков и прикладников, застрял около знакопечатающих трубок на несколько часов, изучая демонстрируемые ему экспериментальные прогоны с отображением символов. Он въедливо и, как отмечали «периферийщики», пристрастно изучал то, что видел на экране.

Как со мной позже вечером поделился в обсуждении начальник отдела периферийных устройств, от приехавшего товарища Рожкова он сегодня узнал, что, оказывается, руководство на полном серьёзе рассматривает вариант для внедрения на М-4 «дисплея»/«показывателя», на котором может одновременно отображаться матрица из 32*24 символов!

Наименование «дисплей» (надо же так придумать… странная калька с «показыватель»!), как стал его обзывать Рожков, вскоре закрепилось за знакопечтающей ЭЛТ. Возможно потому, что никто из других руководителей не возражал. А мы все сочли, что сие — последствие жизни Рожкова в Америке и его общения с тамошними специалистами.

Любопытное нововведение, вместо логично выглядящего термина «экран»!

Сам же второй зам на следующий день обрисовал нам перспективы «дисплея» таким образным сравнением:

— Замените в своём воображении лист бумаги «стеклянным листом» экрана и всё станет на свои места! Что там тот телетайп, который «прикручивали» когда-то к М-1!

Так вот к чему вопросы второго зама о скорости работы экспериментальных схем по реальной, а не расчётной «скорости заполнения» и «скорости обновления» экрана характрона!

Даже к нам, прикладникам и системщикам, куратором которых Рожков являлся официально, он заглянул только к вечеру, пообещав, что через неделю будет большое собрание в НИИВТ, на котором Брук, Лебедев и он сам изложат всё «своё видение по М-4» и официально распределят задачи по М-4 по отделам.

— План работ нашего НИИ сейчас на подписи у наркома товарища Маленкова. — пояснил второй зам, который, приехав из полугодовой командировки в США, закупавших наши вычислители, побывал в Москве на «последних согласованиях» в наркомате.

А мы, «прикладники» и «системщики», узнали от товарища Рожкова в тот день новость о том, что слухи о «стандарте 256» — вовсе не слухи. И что он будет утверждён на уровне отраслевого приказом по наркомату, а позже пройдёт по Всесоюзному комитету стандартов при Совнаркоме СССР!

Заодно и узнали, что автором стандарта, о котором при нас ранее только глухо упоминал товарищ Брук, является сам Рожков, дорабатывавший его во время командировки в США.

— ..На подписи у наркома сейчас, а дальше, в СНК — по этапу пройдёт — ещё пошутил он.

К своеобразному, часто на грани норм приличия «юмору» второго зама мы ещё тогда даже не начали привыкать.

«Хоть стой, хоть падай», было всё впереди.

Но именно тут, те из нас, не работавшие ранее над созданием М-1/2/3 поняли, что авторство самой идеи вычислителей и слава главного идеолога приписываются Рожкову не зря.

Хотя конечно же, второй зам — в первую очередь, всё же — главный программист. А всё остальное — после.

17 мая 1943. Молотов/Пермь.

Секретаршу нашёл себе только Брук, ставки у Лебедева и меня свободны. Вот и думаю — а зачем мне секретутка? Мужика-секретаря вообще в роли «чай принести, бумажку на машинке набрать на подпись» не представляю. К чему все эти советские атрибуты «важного начальства»? С другой стороны — как навалится какая-нибудь волокита бумажная тогда и сам пойму, что секретарша — не роскошь, а средство передвижения… мда… двусмысленно как-то звучит:-)