— Блага тебе, Найта. Теперь точно не буду.

Она поклонилась, улыбнулась. В этой улыбке было столько всего. Вроде простого, вроде вот подарила она ему эту ленточку с заговором и вот же счастье — глаза горят, улыбка по-детски открытая, сердце наверное колотится, что, если бы тихо было, можно было бы услышать.

И почему всё остальное так сложно?

Он убрал ленточку во внутренний карман, Найту позвала Мита и та, ещё раз открыто и по-детски радостно улыбнувшись убежала, подобрав юбки, может чуть выше, чем это было нужно. Роар усмехнулся и обернулся и уставился на алагана.

Вот она тяга, кровь, природа… зверь вернулся домой, потому что время искать себе пару, время растить потомство, время продолжения… он вернулся, а тут никого нет. Он обречён. Он одинок. Но его всё равно притянуло сюда, где сотни тиров уже в одно и то же время сотни таких, как он, продолжали свой род. И что теперь?

Роар внутренне чувствовал себя таким же потерянным, как этот зверь. В душе была такая невыносимая тоска. Никогда кажется его так не било, хотя, вот же рваш, боль стирается — в голове всплыл образ Язы. Тогда было так же, но Яза умерла, её нет, а Милена вот она, с ней всё хорошо…

Роар горько усмехнулся — конечно, хорошо… Ей больно, ей тяжело, ей обидно, ей тоже пусто и она наверное больше этот зверь в загоне, чем он.

У Роара есть всё, а главное свобода, и ему недостаточно? Не хватает только её, Милены? А с ней будет хорошо? А защитить он её сможет? Её и вот это “хорошо”?

— Роар? — Элгор встал рядом и прервал ход мыслей, которые стали совершенно неуправляемыми и понеслись раздирая безумием. — Рэтар попросил ускорить сборы дома в Зарну. Случилось что?

— Они с Тёрком считают, что есть ещё два отряда шальных и думают, что они могут напасть, — ответил он брату.

— Ещё два? — спросил бронар. — Таких же больших?

Роар кивнул.

— Да чтоб тебе, — рыкнул младший брат.

Они постояли молча.

— Он погибнет?

Роар уставился на Элгора в непонимании, тот кивнул на зверя в загоне.

— Не знаю, может если приручим он не убежит от нас, но не знаю… — митар тяжело вздохнул, пнул кусок мёрзлой земли и отправился в дом. — Пойдём, помогу тебе всех организовать.

— Харн собери, — ухмыльнулся Элгор. — Они там по тебе соскучились, страх как.

Роар рассмеялся и, схватив брата за шею, заломил его себе подмышку.

— Надо ещё сообщение в Хэжени отправить, узнать про алагана, — проговорил митар ему в голову.

— Вот и отправляй, только в харн сначала сходи, — Элгор ударил его в рёбра, выворачиваясь. — Тебе прям надо.

— Сейчас договоришься у меня, — смеясь пригрозил брату Роар, отпуская его. А в душе всё взвыло в очередной раз и рвануло с болью и отчаянием.

Милена никак не могла понять, как рассказать Хэле о том, что с ней происходило. Тогда на балконе, она только поплакала чёрной ведьме в юбку платья. Девушка была так счастлива, что можно Хэлу обнять и просто услышать голос, знать, что она не злиться. А вот рассказать обо всём не смогла… Ни о словах, которые наговорила, ни о том, что её раздирало на части непонимание того, что с ней происходит — её тоска по Роару и её тяга к Элгору.

Милена настроила себя на разговор вечером, когда все серые заснули бы, но, как оказалось, теперь Хэла спала в покоях ферана и Мила не знала как к этому относиться.

Хотя никто из серых не знал.

— Я знала, что так будет, — отозвалась Грета, когда Хэлы не оказалось в комнате с утра.

— Что ты знала? — спросила её Карлина недовольно.

— Что-что! А ты не знала? Теперь феран её будет при себе держать.

— Ох, — покачала головой Куна. — Жутковато.

— А на что она ему там, — спросила Сола.

Донна и Маржи переглянулись и прыснули со смеху, Милена улыбнулась и у неё полыхнули щёки.

— Сола, ну ты даёшь, что значит зачем? — отозвалась Анья.

— Не понимаю, — Сола села и захлопала глазами на остальных девушек.

Из всех серых она наверное была самая наивная — она даже не до конца поняла, что случилось с Томикой. Тогда Сола всё пыталась узнать, что же не так, но в конечном итоге все от неё лишь отмахивались и не захотели рушить её мир, как выразилась как-то Хэла, “бабочек и единорогов”, хотя конечно Милена понимала, что эта присказка к ней не подходила.

Сола была молоденькой и всю жизнь ухаживала за мамой, судя по всему хоть и действительно больной, но очень властной и тяжёлой на характер женщиной. Поэтому, несмотря на то, что выглядела она на восемнадцать, но было видно, что о мужчинах она совершенно ничего не знает. По всей вероятности ей было и некогда и мама не позволяла даже думать о чём-то подобном.

Девушка была настолько невинной, что даже стражники, которые увивались за некоторыми серыми, и конечно, Мила теперь прекрасно это понимала, между ними случался секс, не трогали Солу.

— Хэла, а почему никто не хочет рассказать Соле о сексе? — спросила как-то Мила. Не то, чтобы её волновало просвещение девочки на этот счёт, но всё-таки знать было бы безопаснее, особенно после того, что случилось с Томикой.

— Так расскажи, — ответила тогда чёрная ведьма.

— Ну, я не смогу объяснить, сама опыта толком не имею, — пожала плечами девушка. — Просто мне кажется, что Сола вот вообще ничего не знает.

Хэла только улыбнулась и ничего не ответила.

И сейчас, когда девочки многозначительно переглядывались друг с другом, намекая на определённого характера отношения ферана и чёрной ведьмы, Сола в недоумении смотрела на них, совершенно не понимая, что к чему.

— Хватит, — взвилась Лорана. — Вот услышит Хэла и будет вам от неё взбучка!

— А чего взбучка-то? — надулась Анья.

— Я уверена, что феран Хэлу любит, — отозвалась Маржи.

— Знаешь, если тебя вон твой красавчик любит в уголочке к стеночке прижать, да пошустрить с тобой, на ушко рассказывая всякое, то это не значит, что ты у нас теперь специалист в любви, ясно? — ответила Лорана, поставив руки в боки.

— Уж кто бы говорил, — вступилась за подругу Донна, — сама-то, сама? Твой Гент вообще с невестой наперевес, уж расскажи, что любовь у вас!

Белокурая девушка покраснела.

— И что вы тут устроили? — Хэла стояла в дверях и по ней невозможно было прочитать слышала она что-то или может нет, и если слышала, то как всё это восприняла.

— Хэла? — Донна смутилась своим словам и покраснела.

Все уставились в пол и только Оань и Йорнария, которые в разговоре не участвовали, продолжили заниматься своими делами — одна кормила пищащего птенца, вторая хмурилась и дулась.

— Я конечно понимаю, что всем интересно, но может вы меня спросите, раз уж так припекло вам, а не будете за моей спиной обсуждать, что там вам показалось или на ум пришло? — и понятно, что Хэла всё слышала, было бы странно, если бы нет.

— Они считают, что ты спишь у ферана, потому что он тебя любит, или не любит, но у вас близость, — спокойно продекламировала Оань, не отрываясь от кормления птенца. — И теперь кто понимает, а кто нет, потому что близость с фераном это ж кошмар! Но по мне так вообще не наше это дело, но ведь к тому и шло, так ведь все думали уже давно?

— Оань! — прикрикнула Донна, краснея ещё сильнее.

Чёрная ведьма фыркнула.

— Это всё или ещё чего?

— Хэла, прости, мы не хотели, — Маржи тоже покраснела.

— Ладно, куропатки мои, успокоились и кудахтать, как куры, перестали, — вроде спокойно, но всё равно было понятно, что с недовольством, произнесла женщина. — Во-первых, нет у меня никакой близости с фераном, ясно?

Кто-то из девушек хотел ответить что-то несогласное, но стушевался под вопросительным взглядом Хэлы.

— Кто свидетелем был того, что между мной и фераном происходит за дверями закрытыми? — и она приподняла бровь, оглядывая девушек. Все они потупили взгляды, устыдившись. — Вот и нечего пустобрёхами быть и слухи со сплетнями распространять. Во-вторых, голова у ферана последнее время сильно болит, и он бессонницей мучается давно, и это моя благодарность ему за то, что он меня спас, ясно? Потому как, если бы не он, не стояла бы я здесь и не говорила бы то, что и так очевидно. Я ему голову заговариваю, чтобы он мог спать ночами. И больше я ничего объяснять не буду и слышать ничего не хочу на эту тему. А то устроили ромашку — любит-не любит!