Можно было бы сказать, что после так нежданно завершившегося морского боя капитан Олстон пребывал в состоянии ярости, если бы у него оставались силы на эту самую ярость. Проклятый Бодров опять ускользнул, и хотя шлюпки с подошедших кораблей скрупулезно прочесывали прибрежные воды, вылавливая как утопленников, так и живых людей, Джон был абсолютно уверен, что Князь Холод жив-здоров и что он вновь вышел сухим из воды. Причем теперь уже капитан готов был поверить в такую формулировку в прямом, а не переносном смысле слова. Черт его знает, что это за человек такой? И человек ли вообще? Ведь не было у него никаких шансов уйти – только попасть в плен или погибнуть, а он ушел!

А начало-то опять было просто замечательным! За чистяковскую неудачу опять пострадали сотрудники улорийского отдела. За то, что их подопечные не проявили должного рвения при поддержке флота Короны на суше. Этому поспособствовал и доклад, представленный Олстоном, и жуткий скандал, который закатил в штабе флота контр-адмирал Вильсон. Так что в этот раз улорийскому отделу пришлось взяться за дело со всей ответственностью, и армия короля Яноша была приведена в боевую готовность по-настоящему. Это, в свою очередь, заставило напрячься и поломать голову таридийцев – они были вынуждены разделить свои силы на три части, что для начала военной кампании было как нельзя лучше. Жаль, что в Силирии до сих пор не удалось посадить на трон нужного претендента, да еще тимландцы подвели – наотрез отказались ввязываться в новую войну, а то сложился бы просто идеальный расклад сил для быстрой и победоносной войны. Но с Силирией таридийцы разобрались еще зимой, и сейчас всё шло к тому, что династия Бржиза вскоре вернет себе трон, причем благодарны они за это будут Таридии, а не Фрадштадту. А в позиции Тимланда Джон склонен был винить горе-стратегов его величества Георга Второго – те в прошлую кампанию пообещали тимландцам военную поддержку, а на деле ограничились лишь громогласным сотрясением воздуха… Как верить такому союзнику?

Но и так, в союзе с Улорией, должно было получиться неплохо. Олстон целый месяц просидел в своем новеньком кабинете с видом на главную гавань Фрадштадта, разбирая донесения полевых агентов из Таридии. Потому-то он одним из первых получил информацию о разделе войск противника на три армии. Первая встала в Корбинском крае, вторая прикрывала Ивангород от прямого удара из Улории, третья стояла неподалеку от Южноморска, ожидая нападения с юга. Это было логично и ожидаемо. Враг расставил на доске свои фигуры, а вот Корона могла свободно перемещать свои туда, где они окажутся нужнее. Стратегическая инициатива была в руках хозяев морей.

А потом пришли известия о том, что Бодров с младшим из сыновей царя Таридии отправился укреплять вход из моря в реку Нарис, и у Джона что-то щелкнуло в мозгах. То ли он стал мыслить одинаково с этим таридийским князьком, то ли просто хорошо изучил его повадки, но капитан был на сто процентов уверен, что Бодров оттуда напрямую отправится в Южноморск. И Бодров отправился.

Как раз к этому времени фрадштадтские суда всерьез взялись за контроль всякого судоходства в прибрежных водах Таридии, так что одинокий фрегат с такими важными персонами на борту казался легкой добычей для целой эскадры лучшего в мире морского флота.

Охота была организована безукоризненно. Как только фрегат покинул устье Нариса, ему отрезали путь назад и преградили дорогу в открытое море. Пристать к берегу он не мог – практически до самого Южноморска этому мешала бесконечная череда прибрежных скал и отмелей. Отправлять людей на шлюпках здесь не имело смысла – их бы перехватили на полпути. Оставалось только бежать к спасительной южноморской гавани, но фрадштадтские корабли имеют преимущество в скорости, следовательно, этот забег таридийцы никак не могли выиграть.

Но обреченный корабль до последнего пытался спастись бегством, постепенно забирая всё левее и левее. Благодаря этому он сумел подойти к самой линии прибрежных скал и уже там спустить на воду шлюпки. Была мысль срочно отправить в погоню за беглецами своих людей, но, во-первых, Джон видел, что Михаил Бодров остался на борту, а во-вторых, фрегат очень резво развернулся и навязал фрадштадтцам целое абордажное сражение.

А Князь Холод мало того, что сам принял участие в абордаже, так этот мерзавец еще и лично забросил гранату на капитанский мостик «Севера», едва не погубив Джона. Поэтому, завидев Бодрова в гуще сражения, капитан Олстон испытал непередаваемую смесь радости и бешенства. Он так желал лично одержать долгожданную победу над ненавистным противником, что, не раздумывая ни мгновения, бросился на него в атаку в полной уверенности, что уж в бою на шпагах он не может проиграть какому-то там таридийскому вельможе. Но и этим ожиданиям не суждено было оправдаться.

В горячке Джон и не подумал обзавестись более удобным для абордажного боя оружием, а вот враг встретил его с двумя короткими саблями в руках, и удержать его на дистанции в условиях корабельной тесноты оказалось задачей невыполнимой. Если бы ради него не пожертвовал своей жизнью безвестный матрос, для Олстона всё закончилось бы очень печально. Но об этом капитан предпочитал не думать – простые люди для того и существуют, чтобы спасать таких, как он, а проклятый Бодров и так чуть не разрубил ему кость предплечья!

Слава богу, князь не стал добивать раненого и подавленного превосходством противника капитана. Вместо этого он неожиданно ретировался. Олстон чуть позже понял мотивы этого поступка, а тогда просто радовался возможности унести ноги на пришедший на помощь фрегат «Буревестник», где можно было найти лекаря.

Но, едва перебравшись на борт «Буревестника», капитан был сбит с ног волной мощного взрыва, уничтожившего таридийский фрегат и почти полностью разворотившего «Север». Джона швырнуло на какие-то ящики, он едва успел инстинктивно выставить перед собой руки, моментально отозвавшиеся болью. Особенно громко о себе заявила уже пострадавшая в бою правая рука. У Олстона заложило уши, но его самообладания хватило на то, чтобы забиться в какую-то щель и прикрыть голову руками – вокруг сыпались с неба обломки, многие из которых были способны убить человека.

Но и тут пронесло, бог миловал. Даже подумалось, что полоса невезения завершилась и можно смотреть в будущее уверенно и с обычно присущим Олстону оптимизмом, но почему-то особой радости эта мысль не приносила. Ему бы следовало пребывать в ярости из-за того, что вожделенная добыча вновь ускользнула, но вместо этого он был разочарован, подавлен и напуган. Пожалуй, да – именно напуган. Еще никогда Джон не был так изобретателен, он каждый раз превосходил самого себя в изобретательности, под его рукой был практически неограниченный ресурс фрадштадтской Тайной канцелярии и флота, но противник раз за разом избегал ловушек или вырывался из расставленных силков, еще и нанося при этом урон своим загонщикам. А может, контр-адмирал Вильсон прав и эта добыча капитану не по зубам? Может, бросить это дело, пока не поздно, пока он сам жив?

Впрочем, устраивать новую охоту на Бодрова сейчас и не требуется, война объявлена, мощная эскадра его величества блокировала Южноморск. Даже если штурма главной морской базы Таридии не будет, всё морское сообщение, вся торговля таридийцев в Южном море остановлена на неопределенное время, и это нанесет противнику огромный моральный и материальный ущерб. А избавиться от блокады не получится даже у столь находчивого и изворотливого человека, как Михаил Бодров – нет силы, способной противостоять военно-морскому флоту Фрадштадта. Так что Олстону сейчас нужно просто быть рядом и наблюдать, как князь Бодров, если он действительно жив, корчится на берегу от бессилия. Или надеяться, что Князя Холода не существует.

Несмотря на холод и усталость, я был зол. Даже не зол, я был в ярости. В холодной такой ярости, которая гонит человека вперед, не застилая при этом глаза и не отключая голову. Мне было плевать на Джона Олстона – он всего лишь маленький винтик в большом механизме и сам по себе не важен и не страшен. Но вот его злокозненная страна-хозяйка, Фрадштадтом называемая, – это нечто! Вот спрашивается: что им нужно?