Наступать в «этом» 1942-м РККА уже могла. Дорогой ценой… безвозвратные потери убитыми и пропавшими без вести в «Харьковском контрударе», ставшем первым значительным и удачным стратегическим наступлением РККА во время этой войны, у советских войск составили около 70 тысяч в сравнении с примерно 27 тысячами немецких. А санитарные потери обеих сторон были втрое — вчетверо больше.

И, ценой этих человеческих жертв, помимо успеха с ликвидацией немецкого прорыва на подступы к Харькову, стало то, что резервы, предназначенные для освобождения Киева, оказались истощены и понесли большие потери в боевой технике.

Южный Фронт.

Относительное господство на Чёрном море советского флота вылилось, тем не менее, фактически в оборонительные цели, навеянные и определённые опытом «той войны», доступным немногим советским высшим генералам и Наркому ВМФ Кузнецову. Но именно эти немногие и решали, «что и как» и, посему, удержав, как в 1941-м, так и в 1942 Одессу, и, тем более, Крым, СССР удовлетворялся тем, что его Черноморский флот обезопасил своё лелеемое (за неимением у Союза колоний поближе к тёплым экваториальным морям!) субтропическое побережье от любых неожиданностей.

Весной и летом 42 продолжались с некоторыми, соразмерными задействованным силам, успехами (и неудачам!) авианалёты советских дальнебомбардировочных дивизий на Рейх (в первую очередь, Пруссию), а также бомбардировочной авиации Черноморского флота и периодически привлекаемых сил ВВС РККА на Румынию.

В которой целями были, по прежнему, как нефтепромыслы Плоешти, так и нефтегородок в Констанце. Однако, ничего подобного эффекту как от сокрушающих авиаударов сотен американских B-17, так и от пока ещё не существующих армад B-29 (в США опытный образец оных только готовился к первому полёту), советская авиация изобразить, даже с учётом масштабирования сил в сторону уменьшения, несмотря на предпринятые попытки, так и не смогла, хотя набранный лётным составом опыт и польза в войне, разумеется от неё были. Главное — не было ужасающих потерь «того 41-го», например из-за безнадёжных атак неуклюжих советских авиагигантов (типа ТБ-3) на походные моторизованные колонны вермахта. Но, как бы там не было, несмотря на искренние заверения конструкторов самих самолётов и двигателей для ТБ-7, в военное время тысяч сих четырёхмоторных гигантов произвести бы не удалось. Да и массы высокооктанового бензина, несмотря на купленные в США дополнительные современные технологии для своей нефтехимической промышленности и поставки самого топлива по ленд-лизу, для авиационных армад не было. И, соответственно, пытаться, несмотря на «лучший ход войны», никто и не стал. Хотя выпуск ТБ-7, для покрытия военных потерь продолжался и даже в пару раз в абсолютных цифрах превзошёл числа «иной истории». Делали их исключительно «по потребности», не ставя перед собой невыполнимых задач.

Стоит отметить, что 81-я же авиадивизия Голованова продолжала тренироваться с большой высоты со своими имеющимися ТБ-7 и на полученных от США и минимально-дозированно используемых в боевых действиях немногих B-17 на настоящих целях в самом Рейхе.

Во время встреч с Рузвельтом, Сталин после слов попаданца о значении стратегической авиации в будущем и уже в «этой войне», смог, «не отходя от кассы», получить согласие на поставку в СССР по Алсибу до конца года ещё нескольких дополнительных эскадрилий «летающий крепостей», что сыграло свою роль позже.

Но судьба Великой Отечественной войны пока что решалась исключительно на суше, далеко как от тёплых черноморских, так и от ледяных полярных морских волн и также не среди гонимых ветрами над всей европейской частью СССР облаков..

Впрочем, некоторые действия люфтваффе оказались крайне неприятными сюрпризами для СССР. Обратив, с учётом изучения материалов будущего внимание перед войной на организацию ПВО — как войскового, так и промышленных центров в крупных городах, что принесло заметные плоды за первый год войны, СССР подтолкнул вражеские авиационные штабы к поиску более доступных для воздействия целей, наносящих заметный вред СССР.

Таковым оказались важнейшие для Союза транспортные коммуникации — железные дороги. По донесениям НКПС, только за 1941 год пути сообщения в западной части СССР разрушались эскадрами немецких Ju88 и He111 более 2000 раз, прекращая движение поездов на часы и сутки, что нарушало логистику, вынуждало часто разгружать советские подкрепления, перебрасываемые по ж/д, боеприпасы и технику за 80-100 км от фронта и имело иногда даже не тактическое, а оперативное значение.

Аналогичные действия советской фронтовой авиации были заметно слабее из-за её сосредоточенности на прикрытии своих войск и стремлении если не выиграть войну за воздух, то хотя бы не допустить господства (как в «тот раз») в нём и над сухопутным полем боя немецких ВВС.

Впрочем, лучшее для СССР соотношение сил наших и немецких ВВС и находившая заметно далее на запад линия фронта, и, соответственно, имевшиеся в распоряжении люфтваффе аэродромы, не оказали такого катастрофического воздействия на СССР, как в критические лето-осень 1942 прошлого «мира Рожкова», когда немецкими авиаударами были практически парализованы нефтеперевозки по ж/д в районах Саратова, участку Урбах-Астрахань и речные по Волге, не произошло снижения на три четверти переработки бакинской нефти на нефтеперегонных заводах Поволжья, не случилось авиаударов по крекинг-заводу в Саратове, по нефтеналивным судам в порту Астрахани, разрушения нефтехранилищ там же и в Камышине.

Точность бомбометания особенно Ju88 и выучка многих пилотов люфтваффе оставались и в «этой истории» впечатляющими, но… немецкая бомбардировочная авиация просто не могла дотянуться хоть с какой-то осмысленной боевой нагрузкой и при идеальном условии минимального противодействия ПВО СССР до многих районов нефтедобычи и нефтепереработки в Поволжье, не говоря уже о Грозном и Баку, даже с аэродрома захваченной недавно Полтавы.

Нефть — кровь современной войны. И она почти бесперебойно шла туда в СССР, куда ей положено идти.

Относительно удачное решение имевших в «тот раз» во время войны проблем с топливом за счёт мер подготовки, имевших место с осени 1940-го после «явления попаданца», закупок современных технологий в США и последующей после начала войны невозможности немецкой авиации воздействия на основные районы добычи и нефтепереработки СССР, были применены и в другом «узком» месте оборонной промышленности страны — в производстве порохов. Его решали, как и в «тот раз», за счёт восполнения части объёмов поставками по ленд-лизу и реализацией мер, принятых на ноябрьском 1940-го года обсуждении на одном из совместных совещаний Сталина, «группы Мерецкова» и наркома вооружений Ванникова, которое было посвящено пороховому производству.

Анализ двух книг из коллекции Рожкова, посвященных артиллерии и боеприпасам, акцентировали значение на проблемах, которых пришлось решать в «иной истории». Особенно ценным было то, что некоторые темы, как и фамилии людей, решавших их, присутствовали в текстах.

А.С.Бакаев, Н.П.Путимцев, Л.Б.Кизнер… и другие. Многие из них попали под каток «ежовских мер» и, к относительному счастью, остались живы (увы, не все, не все..) и лишь работали в «шарашках» НКВД — НИИ-6, ОТБ-40..

Решения, принятые тогда насчёт личных судеб и профессиональных дел многих, не только облегчили их жизнь и сократили время до освобождения, но и внесли вклад в разрешение некоторых проблем с боеприпасами путём ориентации исследований и работ с учётом кое-каких имевшихся в книгах «подсказок».

Позже, работы вышеупомянутых и других специалистов позволили устроить «ранний старт» многим иным исследованиям. В том числе и по производству твердотопливного топлива для ракет разных типов.

В 1942 году, помимо прочего, обстановка на фронте позволила начать и работы по сведениям из книг Рожкова по перспективнейшим термобарическим боеприпасам и зажигательно-огнемётным смесям — аналогам «напалма».