Все свободное время служанка проводила за столом. В свете мана-лампы чиркала пером по бумаге, выводила кривые буквы. Она грезила о судьбе великой писательницы. Вздор. Неграмотная девчонка не владела ни словом, ни вкусом.

Навязчивый звон колокольчика отвлек Максвелла от размышлений. Владелец зеленой лавки вытащил из кармана жилета золотые часы на цепочке. Щелкнул замком. Крышка резво отворилась. Взгляду предстали циферблат и черно-белый портрет мужчины с пышными усами. Отец. Максвелл поморщился и посмотрел на стрелки часов. Полвосьмого.

Зеленая лавка закрывалась в семь вечера. Постоянные покупатели знали об этом. Либо на порог занесло неотесанного бродягу, либо врага.

На левой руке большой палец коснулся кольца на указательном, вдавил небольшой выступ. Что-то внутри удовлетворительно щелкнуло. Максвелл уверенно зашагал к двери в лавку. Достал из кармана брюк пару белых перчаток и быстрым движением натянул на ладони. Поправил очки пенсне, открыл дверь.

Чуткий нос уловил успокаивающий травяной запах. Душистый благокуст использовался в психлечебницах для укрощения буйного нрава больных. Максвелл нашел растению иное применение. Аромат избавлял посетителей от тревог, стрелки внутренних часов замедлялись, и человек проводил в лавке больше времени. Также больше покупал.

На стойку опирался тучный мужчина в темном плаще. Подмышкой он держал трость и шляпу. Максвелл узнал его.

«Неотесанный бродяга», — подумал он и бросил взгляд на высокую расписанную вазу на входе. Уважающий себя мужчина оставил бы трость в ней.

— Доброго вечера, — отсалютовал посетитель.

Максвелл нахмурился. Быстро вернул бесстрастное выражение. Этикетом гость явно не владел.

— Доброго, — ответил владелец зеленой лавки.

— Друже, мне бы повторить прошлый заказ.

«Друже», — мысленно простонал Максвелл.

— Как угодно, — подавил он рвотный позыв. — В том же количестве?

Покупатель радостно кивнул.

Владелец лавки наклонился и вытащил из ящика под ногами флакон в форме сердца. Темно-розовые буквы на бережно приклеенной бумаге собирались в надпись:

«Ночной зверь».

Поставил на стойку перед собой.

— Благодарю, — протянул гость и опустил сбоку от флакона монеты.

Один серебряный агн и двадцать медных нилов. Императорский указ обязывал держать низкую цену на жизненно важные лекарства. Бинты, вата, спирт, таблетки от гриппа и другие. Стоимость настойки от простуды никогда не поднималась выше пятидесяти медных нилов. Про остальные «лекарства» речи не шло.

Омолаживающий крем для лица, восстанавливающий лак для ногтей, питательный шампунь, масла для тела, виагра. Больше всего прибыли приносили такие «лекарства».

— Будьте здоровы, — сгреб деньги Максвелл.

— Хорошего вечера, — надел покупатель шляпу, взял флакон свободной рукой и вышел из лавки.

Дверь медленно закрылась за ним, и за спиной владельца прозвенел колокольчик.

— Отвратительно, — бросил Максвелл.

Согнулся над стойкой, вытащил из ящика толстую книгу в кожаной обложке и чернильницу. Открыл на закладке и вписал имя покупателя, название товара, цену и...

Замер на столбце со временем и числом. Высвободил из кармана жилета часы.

— Девятнадцать сорок восемь. Десятого нима семьсот восемьдесят шестого года, — пробурчал он под нос.

Дал чернилам высохнуть и закрыл книгу.

«Лучше закрыть лавку, — проскочила мысль. Максвелл бросил последний взгляд на часы, желал удостовериться. — Заодно заведу их».

Владелец лавки шагнул за дверь, обратно в дом. Снял с вешалки вечерний темно-серый плащ, надел цилиндр, затянул потуже резинку на хвосте каштановых волос. Подошел к вазе рядом с вешалкой. Она предназначалась для его тростей.

Рука потянулась к «прогулочной». Остановилась. Максвелл не шел на прогулку. Завести часы и вернуться. У владельца зеленой лавки было четыре трости: для долгих вечерних прогулок, для личных нужд, для посещения гостей, для иных причин.

После недолгих раздумий Максвелл вытащил последнюю и вышел через лавку. Прокрутил ключом два раза, перевернул табличку с надписью «Закрыто».

Прохладный ветер впивался в кожу маленькими лезвиями. До зимнего солнцестояния оставалась пара месяцев. Он прожил в южном районе столицы Острокийской империи всю жизнь. Наизусть знал все улицы и маршруты конного экипажа. Сегодня Максвелл захотел пройтись пешком.

«Нужно было взять прогулочную», — укорил он себя.

Владелец зеленой лавки свернул на людную улицу. Навстречу шагали прохожие. Дамы в вечерних платьях, молодые господа в плащах и шляпах. По дороге проносились кареты, извозчики что-то яростно кричали пассажирам. Мелодия столицы.

Трость едва касалась земли, длина не достигала и половины его роста. Обычное украшение для высшего общества. Умелые мастера превращали трость в орудие. Кто-то прятал в ней лезвие, доктора хранили внутри ватку со зловонией.

Максвелл относился ко вторым. В каждой трости скрывалась вата с сильно пахнущими травами. Помимо этого, все четыре защищали его покой. Филакторика позволяла обратить любой предмет в оружие.

Владелец лавки окинул беглым взглядом людей. Они не подозревали, что в элегантном украшении скрывался солидный боезапас. Скольких бы он убил? Десяток? Сотню?

Трости не были совершенны. Максвелл подозревал: опытный филакторик мог создать что-то получше. Намного лучше.

Он вышел на набережную. Южный район стоял на реке Унна, названной в честь жены первосвященника Благословенного царства Острок.

Взгляд выцепил свободную скамейку, и Максвелл пошел к ней. Остальные занимали влюбленные парочки и старики.

Вечером Унна была особенно красива. Ночное небо обращало чистую воду в кривое зеркало, дальние огни домов на противоположной стороне блестели в реке, подобно звездам.

Это приедалось. Он видел эту картину каждый день с ранних лет. Максвелл приходил сюда для размышления. Неудачный день для смешивания настоек, тупик по личным задумкам, несговорчивость поставщиков. Владелец зеленой лавки всегда находил выход после созерцания Унны.

Он опустился на скамейку, облокотился левой рукой на металлический подлокотник. Прохладный воздух освежал. Максвелл кинул взгляд через реку, на другой берег.

Вдалеке возвышалась Часовая башня. Огромное здание с гигантскими часами на четырех стенах. О ней ходило много слухов. Одни называли башню артефактом для отмотки времени. Император принимал судьбоносное решение и наблюдал за последствиями. Если они его не устраивали, возвращал все вспять. Другие считали, что башня позволяла владыке заглядывать в будущее.

Многие практики в столице нарочно распространяли слухи. Отводили подозрения родных и знакомых. Максвелл был выше этого. Столь грязный трюк умолял его достоинство.

Владелец зеленой лавки вытащил из жилета часы и посмотрел время на башне.

«Двадцать часов, двенадцать минут», — завел карманные часы и положил в карман.

Работа сделана. Можно возвращаться домой. Потом. Сейчас он немного отдохнет на свежем воздухе, насладится ночной Унной.

Часы пробили двадцать один час. Владелец зеленой лавки закрыл за собой дверь. За стойкой Максвелл подошел к металлическому цилиндру размером немногим больше чайника. Потянул на себя ручку на нижнем основании. Выдвинулся круг с птичьим кормом. Хватало на пару дней. Задвинул обратно. По ту сторону послышались приглушенные визги.

Он закатил глаза. Месяц назад владелец лавки купил у Джеймса Вельвова — местного проскисиолога — фею для проверки покупателей. Максвелл настойчиво попросил тихого зверя. Грязный торгаш прислал ему канарейку! Певчую птицу! Пришлось соорудить закрытую клетку. Для сокрытия подозрительно молчаливой канарейки и избавления от шпионажа со стороны Джеймса.

Максвелл зашел в дом, повесил на вешалку плащ и цилиндр, вернул трость в вазу к «сестрам». В доме ему не нужно оружие. Весь дом был оружием. Неприступной крепостью или последним пристанищем.

Он направился к лестнице на второй этаж. Шагнул к камину и повернул статуэтку прелестной дамы ровно на сорок пять градусов. Ни щелчка, ни звонка не последовало.