— В людях полно материалов. Железо, вода, кислоты и другие вещества.

В памяти отозвались старые воспоминания. После укуса феи они собирали пыль на задворках. Амелия растрясла их, достала и смела серую труху.

«Второе — никаких жертвоприношений и вреда для людей», — произнес молодой голос.

Сэмюэль не сразу узнал хозяина. Наивный, с горящими глазами, со здоровой правой рукой и не хромающий. Он казался миражом. Хрупким и болезненным. Голос принадлежал ему.

В начале пути он придумал два правила. Первое нарушил в первый день.

«Вот моя опора, — подумал он. — Никакого вреда для людей».

В сердце кольнула вина. Неприятное напоминание. Сэмюэль перевел взгляд на Амелию. Он обещал фее тело. Бросил слова на ветер.

«Что-нибудь придумаю. Обязательно».

— Нет. Я не буду делать это.

— Как хочешь, — мотнула Амелия голову в сторону. — Твой выбор.

— Пока отбросим громоотвод. Я хочу превратить камень в бомбу. В хлопушку.

— Ты чем меня слушал, дитя человека? Для взрыва нужен порох. В камне нет пороха. Значит, не будет взрыва.

— Нельзя что-то сделать с воздухом? Как-то подделать взрыв?

— Можно. Ты знаешь как?

— Нет.

Фея не ответила. Пронзила парня немигающим взглядом.

— Эм, ладно, — откашлялся Сэмюэль. — Хочу расколоть камень в порошок и поднять в воздух. Хоть это возможно?

— Не вижу трудностей, — удовлетворенно кивнула Амелия. — Итого два действа. Назови тип каждого.

— Преображение для дробления и повеление для поднятия в воздух? — предположил он.

— Отлично, отлично. Теперь расположи действа по порядку и придумай повествование.

— А если я хочу раздробить камень не сразу, а через пять секунд?

— Вплети отсчет в историю.

— Ясно, — пробурчал под нос Сэмюэль.

Слишком сложно. Парень утратил нить, потерялся в объяснениях.

— Смелее, — распознала запинку фея.

— При чем здесь филакторика?

— Вот в чем дело, — задумчиво протянула Амелия. — Возьмем пример с камнем. Ты придумал формулу. Хорошо. Придумал историю. Чудесно. Произнес заклинание и получил желаемое. Но, допустим, нужно повторить все. И не один раз.

— Я не буду повторять заклинание снова и снова, — добавил он.

— Именно. Ты можешь привязать формулу к предмету и добавить «спусковой крючок». И все! — подняла фея передние лапы вверх. Тело покачнулось. — Подносишь предмет к камню, нажимаешь на «крючок», и формула вызывается без заклинания.

— А отдача?

— При создании поражает полностью за все. При использовании только за привязанную формулы.

Сэмюэль замолчал. Парень вспомнил станки на заводе. Чудеса артефакторики. Одна кнопка пробуждала машину, вентиль опускал пресс. Они работали также как описала Амелия. Филакторика виделась старшим братом артефакторики. Уродливым, старым и неповоротливым.

— Бред, — честно высказался он.

— Почему?

— Из-за отдачи. Артефакты делают то же самое, но без отдачи.

— Вот как, — наклонила фея голову. — Я мало знаю про эту дисциплину. Расскажешь?

— Ну, — замялся Сэмюэль. Он знал не больше обывателя. — Есть клетка души. Она обставляется кругами с формулами. И как-то они работают вместе. От работы создается желтый дым.

Парень ткнул пальцем в разбитое окно. В треугольник заползал туман мана-отходов, клубами стелился по полу.

— Умно, — обернулась фея. — Крайне умно. Запитывать формулы отголосками. И отдача уходит в никуда и выделяется в виде отработанной маны. Но почему вы не используете ее повторно?

Сэмюэль пожал плечами.

— Впечатляет, но артефакторика не обратит камень в оружие, — парировала она. — Отдача — разумная плата.

— Убедила. Что делать? — подкинул в руке камень.

— Сначала создай якорь. Объяви формулу и помести ее в «носитель». Свяжи «носитель» с якорем и придумай условие срабатывания.

— Что за носитель?

— Кувшин, кошелек, ящик, наперсток. Что угодно. Зависит от истории.

— А условие срабатывания?

— В острокийском языке есть условные предложения. Если «что-то», сделать «это», иначе «то». Заклинания — это истории. Напряги воображение и используй все возможности родного языка.

Сэмюэль нахмурился. Взгляд упал на камень в руке. Серый, угловатый, шершавый, один край острый — легко поцарапаться.

Первым шел якорь. Парень умел создавать опору. Дальше дробление и поднятие в воздух. Преображение он использовал для побега. Вопросы вызывало повеление.

— Дай соотношения для остальных типов, — потребовал он.

Амелия огласила числа и молча уселась на землю. Посмотрела на него, замерла каменной статуей.

Изо рта парня вырвался глубокий вздох. Сэмюэль закрыл глаза, резко распахнул и помотал головой. Нельзя опускать веки. Дремота схватит при первой возможности. Нужно думать. Думать. Мысли тормошили разум, как сильный ветер — листья.

Якорь. Формула для камней. Связь и «спусковой крючок». Сложно. Слишком сложно. Голова болит.

Все хорошо. Он справится. Сжал камень сильнее и выпалил на одном дыхании:

«В нигде обитал дух. Жил, ничего не делал. До... смерти? Кхм! До его смерти оставалось девятнадцать лет. На восемьдесят первый год решил изменить образ жизни. Назвался Нилом и спустился в мир живых.

Нашел кролика. Вселился, а тот умер. Нашел лиса. Вселился, и снова смерть. Хомяка и змею постигла та же участь. Летит грустный Нил по воздуху и видит: бравые шахтеры бьют по булыжнику кирками. Подлетает поближе, рассматривает. От глыбы откалывается камешек. Маленький, неровный. Приходит Нилу мысль — в камень вселиться. Залезает дух в камень, а он не умирает. Радости Нила не было предела.

Ударяет Нила один из шахтеров, да он катится — пыль собирает, растет. Восемнадцать лет рос, пока не столкнулся с другим камнем. С тех пор встречает собратьев и теряет в размерах.

Катится Нил по миру, друзей собирает. Целую сотню набрал. Сорок шесть слушаются, подчиняются. Остальные сами себе на уме... О боги, что за ужас...

Катится, катится и катится. Падает в озеро, на две трети высохшее. Да всплывает. — глубоко вдыхает Сэмюэль. Продолжает. — В один день проснулась в Ниле кровожадность. Дух решил истребить собратьев. Катится по полю камень да приговаривает: кого коснусь два раза — конец тому настанет.

Приближается к булыжнику, заклинание читает. Двадцать пять родилось, семьдесят пять задохло. Тридцать пять на престол взошло, шестьдесят пять в рабы продали. Семьдесят три возмужали, двадцать семь состарилось. Восемьдесят восемь статуй целых и двенадцать разбитых. Шли дожди, озеро до краев заполнили.

Стучит по булыжнику раз. Отпрыгивает, злобно хохочет. Ко второму удару готовится. Бурчит под... нос? У камней есть нос? Не важно! Бурчит под нос второе заклинание!

Десять семян и девяносто костей. Одна корона и ноль оков. Сто свечей, пятьдесят три горят. Сто машин, шестьдесят девять целые. Сто ртов, пять сытые, остальные голодные.

Бьется второй раз об булыжник. Разбивает собрата в труху. Ветер подхватывает пыль и разносит в стороны.

Кряхтит Нил, злорадствует, насмехается над убитым. О боги, я придумал ублюдка... Оживает заклятье и обращается против создателя. Грозит раздробить его, как булыжника.

Нил ожидал подвоха. Подготовился старый дух. Набирает в легкие воздух? И кричит. Шестьдесят восемь младенцев и тридцать два скелета. Один целый станок. Вино заполняет глубокое блюдце на половину. Одна корона... Снова? Хватит отвлекаться! Шестьдесят шестеренок целых и сорок ржавых!

И выкрикивает напоследок. Дарую заклятию имя, сосуд. Привязываю к себе, ибо только я знаю сие имя. С этого дня тебя зовут Камнедробилкой!»

От сердца к руке ударила молния, камень яростно задрожал, вырывался из хватки — Сэмюэль с трудом удержал его. Сонливость смыло цунами благоговения, наполнило теплом и покоем, тревоги растворились в бушующих водах удовлетворения. Парень закрыл глаза, наслаждался ощущением.

— Халтура, — донеслось презрительное шипение. — Ни капли уважения. Жалкий упадок ума.