— Посветите в тот угол, — ткнул пальцем Сэмюэль. И Герман направил луч на дальний угол. Тьма расступилась, являя двух мертвых рогокошек.

— Кладбище? — спросил охотник за мистикой. В голосе не проскочило удивления. Только легкая усталость.

— Да, — ответил парень. — Животные умнее, чем кажутся.

Он осторожно положил Амелию рядом с остальными.

«Вернусь позже», — подумал Сэмюэль и захромал к офицеру.

Где-то в темноте, на полу, лежала Дими. Но парню не хватило сил перенести ее. Вина перед Дереком крепко связала руку. Поэтому оставил как есть.

Они спустились на первый этаж и побрели по улице Никелова прочь от Свалки неудач. Герман подстраивался под медленную скорость Сэмюэля, а парень энергично хромал вперед. Он торопился до полуночи. Чем быстрее они придут в участок, тем больше времени у него останется на задуманное.

Вскоре из мрака показался перекресток, и офицер обыденно свернул на улицу Гнисенова.

Если завод считался сердцем Пейлтауна, то Гнисенова по праву называли мозгом.

Первой встретила посетителей графская поликлиника. Полные трещин белые стены, моргающие в безумном ритме лампочки на углах, скрипящие от гуляющего ветра двери. В обычное время здание пустовало и внешне мало чем отличалось от заброшки. Но стоило вспыхнуть новой болезни, из ниоткуда появлялись медсестры и санитарки, а пыльные палаты заполнялись больными. Комнат не хватало на всех. Но местный граф спокойно закрывал на это глаза, и людей размещали в коридорах на скамейках.

Сэмюэль и Герман прошли мимо школы. Двухэтажное широкое здание ничем не цепляло взгляд. Облупленная синяя краска, кривые деревянные буквы на входе и плотно закрытые окна. Сэмюэль ненавидел это место. Школа производила новых работников и забирала надежду на другую жизнь.

Когда парень увидел ратушу, усмехнулся. Она росла из земли, подобно вековому дубу, величественно нависала над остальными зданиями. Свет уличных фонарей высекал из тьмы лишь малую часть. Серые колонны тонули в смоге и мраке, ступени уходили к высоким резным дверям. Символ графства был сколь величественным снаружи, столь же гнилым внутри.

Ни разу. Ратуша ни разу не использовалась по назначению. Огромное здание служило украшением. Граф проводил приемы в личной усадьбе в одной из бароний, указы подписывал там же. Местный владыка боялся желтого тумана и болезней.

Вместо участка, их встретила черная пустота. Сэмюэль видел такое впервые. Из-за выключенных ламп казалось, что между двух зданий зияла огромная дыра.

— Опять сломались, — проворчал Герман и направил фонарик вперед.

Круг света мазком кисти высек на мрачном холсте тяжелые металлические двери и чуть задел окна. Поверх стекла, подобно веткам, росли железные прутья.

Герман подошел ближе, приставил велосипед к стене и двумя руками потянул одну из дверей на себя. Уши пронзил жалобный скрип. Спустя секунду перерос в вой раненого зверя.

Когда дверь приоткрылась, наружу полился свет, озарил порог и края второй двери. Офицер отшатнулся и оперся на колени. Он тяжело дышал.

— Ненавижу старость, — протянул охотник за мистикой.

— Дверь закрой! — послышался вскрик изнутри. — Туман же заползет!

— Да, да, — отмахнулся Герман. — Проходите, мистер Берислави.

Сэмюэль шагнул внутрь.

На входе за столом сидела тучная дама в сером платье. Седые волосы сплетались в пучок на затылке, а щеки висели на лице, как мешки.

Герман вошел следом, и взгляд женщины хищным зверем прыгнул на охотника за мистикой. Она посмотрела на него из под круглых очков.

— Ваша смена давно закончилась, — заметила женщина.

— Для меня лучший отдых — работа, — парировал офицер.

Она фыркнула и перевела взгляд на Сэмюэля.

— Опять кто-то грабил старушек?

— Никак нет, — помотал головой Герман и подошел к ней. Опустил на стол портфель парня. — Сегодня бедных старушек никто не беспокоил, миссис Фирова.

— Чудесно, — щелкнула она замком и вывалила на стол содержимое. Сэмюэль нахмурился. Отношение раздражало. Они словно не видели в парне живого человека. А Миссис Фирова не сказала ни слова в его адрес. — Только одно «но», милок.

— Да? — спросил офицер.

— Противогаз. Ты не на улице. Поэтому будь добр, сними, пока не задохнулся.

— Я ехал в нем на велосипеде, — отшутился Герман.

— Верю. Но в нашем возрасте пора подумать о здоровье, — миссис Фирова вытащила из одного из лотков лист бумаги, положила перед собой, макнула ручку в чернильницу. — Один фонарик, трость, портфель и все? За что ты сцапал пацана? Он читал заклинание или проводил ритуал?

— О боги, конечно нет. Он — подозреваемый и...

Сэмюэль громко откашлялся. Парень не выдержал, поравнялся с офицером. И миссис Фирова метнула раздраженный взгляд. Она смотрела на него, как на недоразумение. Сэмюэль сразу вспомнил школу. Учителя обращались с детьми точно так же.

Миссис Фирова перевела взгляд на Германа.

— Усмирите зверька, милок. А то, глядишь, загадит камеру, придется убирать.

Парень не нашел ответа. Из груди поднимался гнев. Сэмюэль сжал кулак, чуть отвел локоть назад.

— Довольно, — остановил охотник за мистикой. — Вы закончили?

— Да, — кивнула она. Миссис Фирова сделала вид, что не заметила действий Сэмюэля. — Отчет заполнен. Я отнесу вещи на склад. Отведите «подозреваемого» в камеру, а после убирайтесь. Вам нужен отдых. Настоящий.

— Как скажете, — махнул Герман рукой на прощание и повернулся к парню. — Идем.

Вдоль коридора строились двери. Из одних по полу стелился свет, а за другими властвовала тьма. В самом конце виднелась решетка.

Охотник за мистикой повел Сэмюэля к ней. Достал из кармана брюк связку ключей и на ощупь выбрал нужный. Два проворота, и решетка приглашающе отворилась.

Герман щелкнул переключателем, и комнату залил тусклый свет. На потолке длинные лампы потрескивали и мигали. Сэмюэль приобнял себя одной рукой. Огромная комната ощущалась холодной. Мерзлота словно проникала в душу.

Нос обжег запах едких химикатов. Глаза заслезились. Парень дышал с трудом, с каждым вдохом по горлу словно проходило пламя.

Он разглядел напротив входа две просторные камеры. Железная решетка росла с пола до потолка, двери выглядели как листы металла с замком и ручкой. По ту сторону стояли кровати. Они больше напоминали скамейки, на которые положили подушки и простыни.

Сэмюэль никогда не был здесь, но знал, для чего служили эти камеры. В обезьянниках размещали преступников до решения суда и буйных бродяг. Отец один раз забирал отсюда Дерека.

В повестях Дэнни описывал подобные места, но маленькая деталь тревожила парня. Чистота. Помещение блестело от неестественной чистоты. По углам не пряталась пыль, а железные прутья сияли под светом мигающих ламп. Сэмюэль подозревал: что водись в Пейлтауне животные, бедные крысы сразу бы умерли здесь.

— Что случилось? — заметил взгляд парня Герман.

— Они пустые. Почему?

— А это, — улыбнулся охотник за мистикой. — Недавно здесь был особо опасный преступник. Он знал практика тауматургии.

— Поэтому обе камеры пустуют?

Он не видел связи.

— У нас есть порядок действий для содержания практиков. На время заключения обе камеры освобождаются, а все мелкие преступники переправляются в тюремные вагоны, — объяснил Герман. — После казни или отправки камеры тщательно вычищаются и ставятся на карантин на пару недель.

Сэмюэль нахмурился.

— Только из-за одного практика? — недоумевал парень. На его взгляд, слишком много усилий.

— Тауматургия — болезнь. История помнит случаи, когда заключенные передавали знания или проводили ритуала прямо в камерах. Нередко отчаянные практики создавали смертельные болезни перед казнью.

— Ужас, — поморщился Сэмюэль.

— Тауматургия — это болезнь, — повторил офицер. Он подошел к первой камере и отпер дверь. Лист металла открылся без звука, словно его смазали совсем недавно. — Прошу.

Парень зашел без пререканий и повернулся на Германа.