— Простите. Я не хотела давить на больное! — поняла ошибку Нина.

Герман выставил вперед дрожащую ладонь и покачал головой.

— Не стоит. Да, упокоит ее Семя Гнили, — отмахнулся он. — Но раз вы задали личный вопрос, то я задам свой — Как вы относитесь к тауматургие?

Женщина нахмурилась. На этот вопрос был всего один ответ. Правильный ответ.

— Ужасно, — честно ответила Нина. Рентин тронулся рассудком из-за тауматургии. Женщина не могла относится к ней иначе.

Сначала она подшучивала над мужем, мнящим себя практиком незримых искусств. Называла домашним магом, волшебником на подработке.

«Вообще, мой муж работает чародеем, а на заводе, так, только для души», — мелькнула в памяти брошенная когда-то шутка.

На глаза навернулись слезы. Рентин мертв. Взорван из-за неудачного ритуала. Нина больше никогда не услышит его голос, ей больше некого встречать вечером после работы, больше некуда возвращаться...

Она всхлипнула.

— ... Ужасно. Я потеряла все.

Герман молча достал из нагрудного кармана белый платок и протянул Нине.

— Это — болезнь, — произнес он, когда женщина вытерла слезы. — Незаметно проникает в тебя и постепенно растет. Искажает и извращает изнутри... А затем, также незаметно, заражает других. Тауматургия — эпидемия.

Нина кивнула.

— Но вернемся к нашим вопросам, — взял ручку Герман. — Когда прогремел взрыв, вы были на улице. Почему?

Она прочистила горло и выдала заранее заготовленную ложь:

— Дышала свежим воздухом.

— Дышали. Свежим. Воздухом? — фыркнул на последнем слове детектив. — Нет, а серьезно?

Нина стыдливо отвела взгляд в сторону и нервно прикусила нижнюю губу. Стул под женщиной приглушенно заскрипел от неловкого ерзанья. Она тяжело вздохнула.

Рентин выгнал ее перед ритуалом, но Нина не могла сказать это. Знание об увлечении мужа и сознательное умалчивание делали женщину соучастницей греха. Поэтому она заготовила ложь.

— Я, — начала Нина, бросая короткие взгляды на Германа, — сбежала к любовнику.

Ложь, обернутая во лжи, вызывала меньши сомнений. Она звучала правдоподобно. Достаточно правдоподобно и лично, чтобы сойти за правду.

— Вот как, — протянул офицер. Рука Германа не двинулась.

Детектив почему-то не спешил записывать показания Нины. Не спускал с женщины глаз, как хищник, выслеживающий добычу.

— Вы... вы не запишите это? — по-настоящему занервничала Нина.

— Запишу, — спокойно ответил Герман. На лице детектива растянулась улыбка. Во взгляде охотника за мистикой блеснуло любопытство ребенка, радостно расчеленяющего забавное насекомое. — Запишу, но только правду. Говорите, сбежали к любовнику? Как зовут этого счастливца?

— Эм...

Она запнулась. И Герман ненавязчиво замахал свободной рукой, призывая продолжить.

— Джим... Новелов, — назвала Нина имя мужа подруги.

— А вот это я запишу! — воскликнул охотник за мистикой, черкнув ручкой по бумаге. — Его мы тоже допросим. Как думаете, он подтвердит вашу историю?

— Я...

— Тауматургия — это эпидемия, — повторил детектив. — А во время эпидемии устраивают карантин. Мы вычленим всех косвенно или прямо связанных с грешником и допросим их. Составим полную картину, так сказать. Сколько еще людей вы желаете вовлечь?

Нина замерла, как добыча, увидевшая хищника. Каждая мышца в теле натянулась струной. Женщина хотела вскочить со стула к двери, но проход преграждал Герман. Блестящая под светом лампы дверь скрывалась за спиной офицера. Она в ловушке. Выхода не было.

— ...Что будет со мной? — взгляд Нины поник. Женщина смирилась.

— Зависит от вас, — расставил руки Герман. — Можете молчать и вас сожгут. Заживо.

Детектив не угрожал. На лице не дрогнул ни единый мускул, когда он говорил это. Герман, словно зачитывал заголовок статьи из Пейлтаунского Вестника. Спокойно и буднично.

— Но! — неожиданно охотник за мистикой хлопнул в ладоши, заставляя Нину подпрыгнуть. — Если все расскажите, и мы подтвердим это; вас заклеймят, отрежут язык и запрут в одиночной камере на всю жизнь. Как по мне, лучше мучительной смерти на костре.

Нина медленно кивнула, и Герман склонился над бумагами.

— Мы нашли много обгорелых книг. Скажите, ваш муж вел какие-либо записи? Практики очень любят записывать свои грешные исследования.

— ... Дневник, — прошептала она.

— Дневник мы, увы, не нашли, — протянул офицер. — Вы кого-нибудь видели?

— Я кого-то видела.

▪ ▪ ▪

Женский писклявый, как кипящий чайник, голос вырвал Сэмюэля из нежных объятий сна.

Пару минут парень ворочался. Отчаянно преследовал ускользающую дремоту, но давящий сквозь веки желтый свет и шум за стеной победили.

Он открыл глаза. Заспанный взгляд встретили потрескавшийся серый потолок и темное пятно над изголовьем.

«Доброе утро», — мысленно протянул Сэмюэль. Снова.

Будничничные споры мистера и миссис Ленски предвосхищали начало рабочего дня. В выходной старики спали как убитые, давая соседям тоже отоспаться.

После ванны парень сразу побрел на безмолвную кухню.

«Что-то кастрюли не слышно», — подумал он.

Из окна крошечную кухню заливал желтый свет, у одинокой плиты стоял мужчина. Он глядел в окно, высматривал в непроницаемом смоге прямоугольные силуэты других ульев. Все как обычно, но сейчас Дэниэл не проронил ни слова.

— Пап? — положил руку на плечо отца Сэмюэль. Дэнни чуть качнулся. — С тобой вс...

Парень в ужасе отшатнулся от статуи.

Одежда висела на худощавом теле, как на манекене, каких ставили продавцы для показа новых товаров. На сером каменном лице под глазами и ртом виднелись засохшие бурые подтеки. На слившихся с пальцами ногтях тоже, и под ногами пол усеивали алые точки.

Отходя, Сэмюэль задел край обеденного стола. Половицы под ножками заскулили от смещения голого деревянного квадрата. Парень с грохотом упал на стул.

— ... Нет.

Взгляд прыгал по застывшей фигуре отца. Серая майка, голубые шорты, даже красный заляпанный фартук.

Он искал хоть что-то, что отвергало губительную действительность. Хоть одну подсказку. Бесполезно. Дэниэл был мертв.

Чума Каменной кожи забрала и отца. Сэмюэль поднял взгляд в потолок, сдерживая набегающие на глаза слезы. Глубоко вздохнул. Он с большим трудом нашел в себе смелость снова посмотреть на отца. На одетую статую.

Когда он переводил взгляд, заметил стоявшую на столе баночку.

Круглая крышка мирно отдыхала чуть поодаль. За стеклом маленькие зеленые шарики толпились горкой.

Сэмюэль взял открытую баночку дрожащими руками и поднес поближе. Кривая надпись на пожелтевшем листке гласила: «Камендин».

— Он принял таблетку...

Но она не помогла или, наоборот, убила отца. Парень помотал головой.

Сэмюэль не желал задумываться об этом. Только не сейчас...

Вдруг из-за стены послышались жаркие споры соседей.

«Узнаю мистера и миссис Ленски», — в памяти отозвались слова отца.

Они не знали... Никто не знал... Весь остальной мир жил дальше, будто ничего не произошло. Больше никто, кроме Сэмюэля, не знал о случившейся трагедии.

От этой мысли он в гневе сжал зубы, схватил таблетки и со всей силы швырнул в стену. Стеклянная банка разлетелась на тысячи осколков; они вместе с зелеными шариками снегом усеяли пол. Парень закричал.

Он проклинал таблетки, проклинал ничтожную зарплату, но больше всего он проклинал самого себя.

— Ты отвечал за деньги! — истошно вопил Сэмюэль. — Чулять! Чулять! Чулять! Проглядел повышение налогов... Идиот!

В порыве ярости парень не заметил сорвавшийся с руки Дэнни волосок пыли. Затем еще один. И еще. Когда кухню сотряс тяжелый грохот, Сэмюэль умолк. Он в страхе глянул на отца.

На месте правой руки зияли острые обломки, из них на пол струила серая пыль.

Парень проследовал взглядом за потоком. На половицах из горки каменного песка выглядывали заляпанные кровью пальцы.