— ... Молю, — шмыгая носом, стонал парень.

— И этого тоже оказалось недостаточно! — неожиданно воскликнул незнакомец и врезал по второму колену. Из глотки Сэмюэля вырвался приглушенный стон. — Пока ты в коконе стоит мне попытаться отхватить кусок. Лишь жалкий ошметок владения на твоем теле, как тебя вытянет обратно на Сцену, а меня вышвырнет прочь. Но знаешь... Я сгораю от любопытства, ради чего вы оставили эту лазейку?

На последних словах мужчина со всей силы ударил ножкой стула в живот. Изо рта Сэмюэля вместе со стоном брызнула фонтаном слюна. Сквозь пелену слез силуэт незнакомца выглядел, как бело-красная клякса на белом полотне потолка.

— Никаких неизлечимых шрамов внутри кокона, но боль... Боль вы оставили. Зачем? Неужели настолько наскучили игры на Сцене, что решили поразвлекать себя пытками? Или это всего лишь случайность? Жалкий недочет? — говорил он, хлестая Сэмюэля по животу и ногам. Затем мужчина стукнул помятой окровавленной ножкой сбоку от уха парня. — Думаю, довольно. Вот что будет происходить после каждого твоего антракта, юный театрал. Я не могу спустить с тебя кожу живьем, но поверь, я лицезрел сотни самых причудливых пыток. Ты пройдешь через каждую. От самой «безобидной» до невыносимой. Выхода нет. Спасения нет. Я буду преследовать тебя в каждом выступлении. И не важно играешь ты или нет. Я буду там. Истязать тебя, пока ты не сдашься и не сломаешься. Ты можешь прекратить все, когда захочешь. Просто выйди из кокона и позволь мне забрать твое тело. А теперь прощай, юный театрал. Подумай над моим предложением.

Пальцы незнакомца на шее Сэмюэля резвящимися сороконожками проскользнули под кожу. Они яростно извивались. Жадно хрустя, прогрызали путь сквозь мышцы и сосуды.

В ту же секунду внутренний канат потянул и вырвал из кошмара.

Пробуждение было сродни глотку свежего воздуха для утопающего. Парень распахнул веки и закричал во всю глотку. Впился ногтями левой руки в шею. Кожа ныла, будто внутри все еще ползали голодные насекомые; ноги и живот пульсировали от ускользающей боли.

Сэмюэль чесал, чесал, чесал, чесал и чесал, но зуд сотней жвал неумолимо покусывал шею. Когда он сменился колющей болью, парень остановился.

— ... Где я? — роняя руку на колени, пробубнил он под нос.

Кромешная тьма. Слабый свет уличных фонарей высекал из мрака силуэты решеток на окнах. За стеклом парень видел тусклые оранжевые огоньки, тонущие в черно-желтом мареве.

Сэмюэль присмотрелся к темноте комнаты. Тщетно. Тьма плотной пеленой накрывала все, даже очертания предметов ускользали от взора. Вдруг издалека по половицам забарабанили шаги.

Через минуту круг света оттеснил тьму, и парень увидел прямоугольник прохода, дверь и покрытую трещинами серую стену коридора.

В комнату вбежал Луи, держа в левой руке газовую лампу и кухонный нож в правой. Поверх мешковатой льняной пижамы мужчина накинул коричневый плащ с капюшоном. Глаза закрывали квадратные очки на резинке, рот и нос прятал кожаный платок, а на руках виднелись перчатки.

«Он собирался на улицу? В такое время?» — подумал парень.

— Сэмюэль! Что сталось? — выставил вперед лампу Луи. Когда круг света прыгнул на парня, мужчина отступил на шаг. — О боги! Что с тобой?

— ... Кошмары, — смотря в сторону, ответил Сэмюэль.

— Я про шею! Что сталось с шеей?

— С шеей? — опустил взгляд вниз. На воротнике багровели пятна крови. Парень приложил пальцы к шее; болезненно зашипел и отдернул руку, как от горячего чайника. — Расчесал.

— Мне это не нравится, Сэмюэль. Мне это очень не нравится.

— Луи, послушай...

— Нет, нет, нет, нет, — протянул мужчина. — Это ты послушай. Я не гоню тебя сейчас, но, чтобы с восходом солнца ноги твоей здесь не было. Ты меня понял?

— Луи, ты не...

— Нет! — неожиданно воскликнул продавец. — Нет... Я все сказал. Ты меня понял?

Сэмюэль прикусил губу и медленно кивнул.

«Да, что на тебя нашло?» — подумал он.

— Хорошо, — с облегчением выдохнул Луи и повернул к выходу.

— Книга, — осторожно произнес парень, ожидая еще одного вскрика. Но мужчина лишь повернул голову.

— У матраса. Могу оставить свет, — поставил он лампу на пол, где стоял.

— Сколько?

— Двадцать пять. Можешь заплатить позже.

— Спасибо, — опустил парень взгляд. — И...

— Да?

— Ты продаешь трости?

Сэмюэль покинул «Всякую всячину» еще до рассвета. В желтом смоге ночного графства по тротуару неловко стучала обтесанная палка. У парня язык не поворачивался назвать это тростью. Гладкая рукоятка изгибалась в ладони, подобно червю. При взгляде на нее в памяти всплывали пальцы-сороконожки из кошмара.

Перед уходом парень бегло просмотрел Странствия в ночи.

«Чулять!» — первое, что пришло в голову после прочтения.

Сэмюэль нарушил первое правило, даже не зная об этом.

«Никакой практики без знания последствий».

Он полез в грезы, думая, что они не были частью тауматургии. И получил по заслугам. Правая рука и часть ноги стали платой за глупость и поспешность.

Парень помотал головой.

«Как мне быть?» — размышлял он по пути на завод.

Когда Сэмюэль обошел станки, в окна цеха сквозь желтый смог стали пробиваться лучи утреннего солнца. Парень грохнулся на стул. Посмотрел на часы. До начала смены оставалось тридцать семь минут, и две минуты до прихода Андреа «Свинкова».

Взгляд упал на лежащий на столе черный портфель.

«Если тауматургия стала причиной, то может стать избавлением? — подумал парень. — О боги, лишь бы в дневнике Рентина были ответы. Молю».

Скрежет двери вытянул Сэмюэля из потока мыслей. Он глянул вперед. Со стороны входа семенил Андреа Синков.

— Доброе утро, мистер Берислави! — обыденно поздоровался глава цеха.

Сэмюэль хотел приложить правую руку к сердцу, но быстро вспомнил, что сейчас та безжизненно висела вдоль туловища. Парень прикусил губу и слегка кивнул в ответ.

— Что с вами? — спросил глава, указывая на шею. Сэмюэль заранее обернул ее кожаным платком, чтобы спрятать раны.

— Эм... Порезался во время бритья, — наспех соврал парень. В следующий миг вспомнил про щетину, но было уже поздно. Андреа нахмурился.

— А это? — кивнул глава цеха на опирающуюся о рабочий стол трость.

— Упал. Думаю, завтра все пройдет.

— Вот как, — протянул Андреа. — Мистер Берислави, если вы плохо себя чувст...

— Я в полном порядке! — перебил Сэмюэль. Он не желал даже слушать об этом. Отца уволили сразу, как вскрылась болезнь. — Правда. Завтра, послезавтра будут живее всех живых!

— Очень надеюсь. Тогда выздоравливайте, мистер Берислави.

Глава медленно зашагал к кабинету. По пути он иногда оборачивался на парня, словно проверяя смертельно больного на признаки жизни.

Когда Андреа захлопнул дверь, Сэмюэль глянул в сторону входа. Ему нужна была помощь. Он не хотел втягивать в это Дерека, но внутри парень понимал, что один не справится.

Стоило бородатому мужчине подойти к столу, Сэмюэль, дрожа, встал.

— Мистер Нейви, — произнес он. — Нам нужно поговорить.

▪ ▪ ▪

Улица Никелова сильно отличалась от остального графства. Названная в честь героя Южно-острокийской войны, она привлекала обеспеченных жителей Пейлтауна стоящим в конце дороги поместьем местного графа. Зажиточные купцы, владелец завода и некоторые главы цехов слетались сюда, как мухи на запах гнили. И никого не волновало, что сам граф Костров давно проживал в одной из далеких бароний.

По дороге на велосипедах ехали два офицера. За спинами раздавались удары колокола, сообщая о наступлении шести часов утра. Время выбрали не случайно. На заводе час назад началась смена, а продавцы только открывали лавки, ожидая прихода пассий и детей работников.

Офицеры остановились перед двухэтажным домом. Острая крыша с темно-коричневой черепицей наполовину уходила в смог, стены сияли молочным кирпичом. К входным дверям вела дорожка из выложенных на пожелтевшей траве камней.