— О, а теперь господа, дамы и … прочие? К моему великому сожалению, мое пребывание в этом чудесном месте подходит к концу…

Это был первый раз, когда кто-то в зале оживился и даже похлопал.

— Я знаю, вы будете скучать по мне…

«— БУ-У-У!»

«— Проваливай!»

«— Но теперь-то нам можно его прибить?!»

Шут игнорировал зрителей как явление.

Продолжая разыгрывать прощание с «благодарной» публикой.

— Но напоследок завещающий номер моего грандиозного выступления! Гвоздь* моей программы! Но для него мне нужен доброволец из числа зрителей. Так посмотрим, есть ли желающие?

(Шепоток в зале: «Ага, прямиком в крышку твоего гроба!»)

Шут, приложив ладонь козырьком и сощурившись стал осматривать зал.

Добровольцев, как и следовало ожидать не наблюдалось*…

(*Были желающие прибить Шута прямо на сцене, но тот их игнорировал.)

Найдя свою жертву, Шут замер и хлопнул в ладони.

— А вот и доброволец! — Шут указал на кого-то в толпе.

— …

Однако ничего не произошло.

Зал пребывал в полумраке, и зрители не без любопытства выискивали глазами этого самого «добровольца» и ожидаемо, не находили. Да и кто бы согласился на подобное?

— Ты не был бы так добор… — С натянутой улыбкой на губах прошипел Шут сидящему на колосниках* сцены Нору. Не прекращая указывать в зал.

(*Специальный настил, расположенный непосредственно над сценой. Благодаря ему возможен спуск и подъём наверх частей декораций и реквизита. Когда этого требует сценография, именно с колосников могут рассыпать снег и другие элементы бутафории. Эта часть убранства сцены содержит всё то, что помогает вести спектакль, но должно быть незаметно зрителям.)

Нор закатил глаза, встал, достал из ушей беруши и позевывая неспешно подошел к лампам.

Он терпеть не мог Шута и согласился помогать в его последнем выступлении лишь потому, что Лис разрешил прибить горе артиста чем-то тяжелым, когда закончится пари.

Свет софита прожег находящийся в полумраке зал и выцепил из него одинокую фигуру.

— Эй ты! Да, ты парень! Давай на сцену!

Свет ударил по нарисованным глазам.

Эван так и застыл, с куриной ножкой в зубах.

— А?

Две сотни глаз уставились на него.

— Хоп-хей-ла-ла-лей! А вот и он наш доброволец! Ну, что же ребятки давайте поможем ему выйти на сцену!

Прежде чем Эван успел что-то сообразить, его подхватили под руки и ноги, и вытолкнули на сцену. *

(*Можно было подумать, что дело в кровожадной и почуявшей шоу публике. Их желания растерзать слабого… Как думал Шут. Отнюдь. Люди в зале исходили из более простой логики, чем раньше этот фарс с пари закончится. Тем скорее начнется настоящая потеха!)

Эван никогда не думал, что у него была паническая боязнь сцены.

До того самого момента, когда, оказавшись на подмостках, он не столкнулся с улыбающимся Шутом.

Вот только эта улыбка была больше похожа на оскал, а в его глазах горели огоньки безумия.

— …

Первые реплики Шута стерлись из памяти и сознания Эвана, их заглушил злой смех толпы…

Которая существовала лишь в его воображении. Поскольку люди в зале даже не улыбались.

Эван не мог пошевелиться его тело одеревенело, даже злосчастная куриная ножка все еще была у него в зубах.

Попытка хоть как-то его растормошить или отобрать куриную ножку не увенчалась для Шута успехом.

В какой-то момент он устав отошел перевести дух. Раздраженно уперев руки в бока и недовольно уставившись на окаменевшего мальчишку, который не изменился ни в лице, ни в позе.

Именно эта пантомима вызвала первые смешки в зале.

Шут, что-то говорил, шипел, угрожал, но Эван его не слышал.

Его разум был кристально пуст.

Смешок.

— Похоже, наш юный друг немного перенервничал. Как насчет еще одного добровольца?

Шут обернулся на винтовую лестницу, ведущую ко второму ярусу залы по ней чуть пошатываясь, спускался Лис Валенте.

— Неужели многоуважаемый Атаман. Сам хозяин этого праздника! Хочет выйти на сцену?

— С превеликой радостью мой друг! — Лис отмахнулся от очередного потока комплиментов Шута как от назойливой мухи. — И не нужно фальшивой лести.

Лис вышел на подмостки и обошел застывшего Эвана по кругу с заваливающейся грацией пьяницы. А затем глубоко вздохнул, встав в пол-оборота к Шуту и осуждающе поцокал языком.

— Вам нужен полноценный участник или декорация? По нему же видно, что он впервые на сцене.

— Разумеется. Но я думаю, что он просто немного переволновался от такого счастья! — Шут всплеснул руками, отчего мандолина у него на шее подпрыгнула и издала драматичное: Брям-м!

— Да счастье еще-то … — Согласился Лис, закатив глаза.

А затем он как фокусник пощелкал пальцами у Эвана перед лицом серией коротких и длинных щелчков, на последнем, самом громком, он негромко приказал.

«— Прожуй, проглоти, а затем дыши.»

Как по волшебству, Эван подчинился приказу. Прожевав и проглотив куриное мясо, он закашлялся, похлопывая себя кулаком по груди и тяжело дыша.

Лис отобрал у него не догрызенную куриную кость и отбросил в зрительный зал не целясь и угодил поднимающемуся с колен Бородачу с золотой монетой в трясущейся руке прямо в лоб.

Всякое-разное и меч «Сердцеед» в потрепанных ножнах, которые Эван не выпускал из рук, были отобраны и брошены на мешки в дальнем углу сцены.

Лис продемонстрировал ожившего Эвана зрителям и Шуту.

— Вот. Расколдовали!

Раздались первые хлопки. С приходом на сцену Лиса атмосфера в зале начала меняться. Если до этого публика терпела в ожидании, когда можно будет порвать Шута на лоскутки. То сейчас в ней проснулся неожиданный интерес. Зрители стали подтягиваться к сцене.

— Да, да. — Недовольно фыркнул Шут. — Думаю этому юноше и правда не место на сцене. Как насчет …

— Не согласен! — Возразил Лис, вальяжно опершись на плечо Эвана. — Думаю, этот юноша еще сможет нас всех удивить, но сперва его нужно немного наставить. Поделится мудростью и опытом, так сказать. Иначе будет нарушен основополагающий принцип театра!

— Это какой же?

— Вы не знаете таких простых основ мой друг? Куда смотрели ваши учителя!

Улыбка дернулась на лице Шута.

— Разумеется, я знаю!

— Тогда дайте нам одну максимум два-три минутки… А пока займите зал музыкой. Но умоляю не пойте! У зрителей и так нервы на пределе и будет грустно, если вас прирежут до того, как мы вернемся.

Шут изменился в лице, словно проглотил целый лимон*.

(Очищенный, порезанный дольками и обваленный в остром перце. Иначе почему тот вдруг так покраснел?)

Но послушно отвернулся в зал и заиграл ненавязчивую мелодию на мандолине, не открывая рта.

— Славно.

Лис отвел Эвана в сторонку.

И тому впервые удалось как следует рассмотреть этого человека.

Лис был красив, но не типичной красотой, а дикой ее версией.

Высокий и поджарый. Его лицо украшали шрамы, а в повадках было что-то от хищного зверя.

Одежда на нем была дорогой, качественной и весьма необычной*. Правда при этом выглядела так словно в ней недавно извалялись в осенних листьях и, нацепив сверху пару драгоценных цацек, вышли к людям.

(* Эван плохо разбирается в моде… Ему и не надо. Одежда Лиса состояла из элементов, которые были взяты из разных комплектов невероятно дорогой и модной одежды. «Позаимствованных» из разных уголков Реала. И Лис сочетал их между собой исходя из чистой прихоти. По всем законам моды они не могли сочетаться! Но вопреки всякой логики Лис выглядел просто великолепно.)

А еще его голос! Глубокий с легкой хрипотцой. Не такой вкрадчивый и гипнотический как у Девон…

Но очаровывал он схожим образом, что тебе хотелось навострить уши и узнать, что еще скажет тебе этот человек.

Это и есть харизма?

— Ой, да не бойся! — Лис приобнял его за плечо. — Ты впервые на сцене?

Эван кивнул.