Потом он стал рассказывать, как получил свои мутации. А получил он их от большой любви к экспериментам и крайней нелюбви к неизвестности. Если он что-то видел, ему обязательно надо было узнать, что это такое. Так мы узнали, что его глаза изменились после того, как он съел какую-то странную ягоду; левая рука стала увеличиваться и деформироваться из-за того, что он сорвал кору со странного дерева, и, видимо, так оно ему отомстило; трава на другой руке росла из-за спор, которые он вдохнул, а в ногах проросли не столько корни, сколько похожие на них растения, которые въелись под кожу после того, как он лазил в синей грязи.

— У вас не болит голова? — неожиданно спросил Фрауд, когда закончил перечислять, где и как он увечил тело.

— Кстати… раньше болела, но уже не болит. А что?

— Ничего-с. Просто полюбопытствовал. Я ведь и боль не ощущаю так же остро, как раньше.

Фрауд честно держался на дистанции, как мы договорились. Тем не менее, в то же время меня не покидало ощущение, что он, как падальщик, попросту выжидает, пока я не ослабну достаточно, чтобы без проблем со мной расправиться. Другая часть сознания наоборот уверяла меня, что он не такой, что он нормальный, хоть и выглядит ненормально. Я ей до конца не верила.

А вот что касается моего физического состояния — то я вполне реально могла в скором времени упасть без сил. Я ужасно устала. Я знала, что так будет. Так и произошло! Но надо сохранять бдительность, надо терпеть, нельзя, нельзя сейчас падать, пока рядом присутствует опасность. Хоть она, возможно, и мнимая, я не могу спускать с Фрауда глаз…

— Внимание: до наступления ночи остается один час тридцать минут и одна секунда, — бот впервые за долгое время подал голос. — Рекомендация: начать искать место для ночлега.

— Считайте, что вы его уже нашли-с, — сказал Фрауд и вежливо улыбнулся. Лицо его было нечитаемым, вернее, на нем застыла нечитаемая маска благожелательности, сквозь которую нельзя было разглядеть настоящие мотивы. Может, притворяется, а может, и нет… Может, поджидал этого момента, а может, я выдумываю… Не знаю!

— У меня по всей этой местности есть убежища-с, — говорил Фрауд. — Ближайшее находится как раз в получасе отсюда. Ну-с, что скажете?

— Нам нежелательно отклоняться от курса, — сказала я. — Верно, бот?

— Подтверждаю.

— Могу ли я поинтересоваться-с, в которую сторону вы держите путь? — спросил Фрауд.

— Прямо, — отозвался бот.

— Так и убежище прямо по курсу находится.

Makara. Теперь точно не отвертеться.

— Бот, — зашептала я, едва шевеля губами, — как ты там, перезарядился?

— Процесс завершен ровно наполовину, — произнес бот на пониженной громкости. — Замечание: я могу использовать лазер на меньшей мощности, не дожидаясь конца перезарядки.

— Пока прибереги его.

Весь день мы убили на то, чтобы пересечь каменное поле, но так и не преуспели в этом. Ему не было конца. Гора, видневшаяся впереди, кажется, нисколько и не приблизилась, словно мы протоптались на месте. Я спросила бота, какую дистанцию мы преодолели, на что он мне выдал цифру в двадцать три гифрана, что было еще пятью процентами от общего пути.

Когда до ночи оставалось меньше часа, меня начало натурально колотить. Как же поступить? Мы не можем идти ночью, это равноценно смерти, но и принимать предложение Фрауда я боюсь. Я мысленно металась то к одному, то к другому, но, как ты ни крути, риск оставался в любом случае, и было решительно непонятно, где его больше…

— Не хочу показаться назойливым-с, но вы так и не ответили на мой вопрос, — напомнил ученый, остановившись. Мы с ботом остановились тоже. — Я понимаю вашу осторожность или, быть может-с, даже недоверие ко мне, но неужто вы предпочтете моей компании ночь в лесу? Бросьте-с. Пойдемте ко мне.

Его лицо не выражало ничего, кроме вежливого дружелюбия.

У меня горели ступни, и мне страшно хотелось прилечь или хотя бы где-нибудь присесть и перевести дух. В противном случае мой организм сделает это сам тогда, когда будет нужно меньше всего.

— Хорошо… — я вздохнула, слегка вздрогнув, — не хотелось утруждать вас. Спасибо, что помогаете нам.

Ученый едва заметно улыбнулся, и я снова не смогла понять, что означает его улыбка. Просто улыбку — или что-то другое…

Мы последовали за ним. Я перебирала варианты, как нам быть. В один момент у меня даже мелькнула мысль, что стоит пристрелить Фрауда, когда он приведет нас к себе, но тут же погнала ее прочь. Даже если он мало похож на человека, это будет бесчеловечно. И потом, он ничего плохого нам не сделал. Ведь не сделал! Пока еще… Да, сначала я погнала эту мысль, однако чем дольше я думала, тем больше понимала, что так будет спокойнее, безопаснее…

Вскоре ученый привел нас в свое убежище, однако убежищем это у меня язык не поворачивался назвать. То был скорее лагерь, огороженный по кругу невысокими острыми камнями. Фрауд, видимо, почувствовал мои сомнения (а может, они просто были написаны на моем лице) и заверил, что пусть убежище и находится под открытым небом, опасаться нечего; якобы «каменный частокол» наэлектризован и никого внутрь не пустит. Сомнений у меня от этого, однако, не убавилось.

Еще у Фрауда были различные реликвии и причудливые механизмы, разложенные по небольшим каменным плитам, которые он, с его слов, изучал. На мой вопрос, как продвигается изучение, он неопределенно ответил, что «еще есть чем заняться».

Среди реликвий я заметила потрепанный блокнот, который выделялся своей обычностью. Уличив момент, пока Фрауд не видит, я открыла его где-то посередине. Страницы были исписаны углем, почерк был небрежный, дерганный. Я успела прочесть несколько предложений, в которых описывались свойства одного из здешних механизмов, который Фрауд обозвал «ускорителем».

— Вы можете смотреть на мои вещи, я ничего не имею против, но, пожалуйста, не прикасайтесь к ним без спросу-с, — сказал ученый, заметив меня, и я моментально отдернула руку. — Любопытство, подобное вашему, — не порок, любопытство — это банальная невежливость-с.

— Извините. — Пауза. — А если я сейчас спрошу у вас разрешения, — сообразила я, — вы позволите еще раз заглянуть в блокнот?

— Нет, — усмехнулся Фрауд. — Сколько ни просите, но то, что написано в нем, вам видеть нельзя.

Я осмотрелась в поисках места, где можно пристроиться. Заметила у оградительных камней бота, терпеливо дожидающегося меня. Я подошла к нему и спросила, что у него на уме.

— Предположение: вы сами понимаете, в какую ситуацию мы попали.

— Ага, — я перешла на шепот, — поэтому как только заметишь подходящий момент, стреляй не задумываясь.

— Принято, — с готовностью отозвался бот.

Я уселась на землю, вытянула гудящие ноги и просто сидела неподвижно, отходя от долгой прогулки.

Погасли кристаллы, знаменуя начало ночи. Под сердцем заныло, и я посмотрела на хлипкие ворота из дерева, единственный вход в убежище. Защиты от них, подозреваю, будет мало. Да и отсутствие крыши над головой не давало покоя. Но вообще снаружи было тихо.

Глаза болели, веки были тяжелые и все норовили сомкнуться. Я их удерживала остатками воли, но и та уже почти иссякла. Какой бы подозрительной и небезопасной ни была обстановка, а сон все равно оказался сильнее.

— Бо-от, — слабо позвала я и поняла, что язык едва ворочается, — не давай… мне спать…

Он что-то ответил, наверно, привычное «принято», но я плохо его расслышала. Веки меня больше не слушались. Так болят, но если их закрыть, то сразу становится так приятно. Нельзя спать. Нельзя спать… Нельзя…

Когда я приоткрыла глаза, меня охватило страшное осознание, что сон все-таки взял надо мной верх. Тело с головы до пят пронзило ледяными иголками, и я моментально проснулась.

Темнота. Кристаллы все еще серели в высоте. Глаза взволнованно заметались по лагерю. Фрауд находился неподалеку, он стоял спиной ко мне и с чем-то по-прежнему возился у стола… Неужто не воспользовался шансом? Неужто мое впечатление о нем было ложным? Ничего не понимаю… Надолго я уснула? Не вижу нигде бота… Куда он подевался? Почему не разбудил меня? Я хотела протереть глаза, и вдруг поняла, что не могу пошевелить рукой. И не только ею — тело сделалось как кукольное, безвольное. У меня перехватило дыхание.