— МЫ временно ограничили свои возможности. Так НАМ интереснее. Так у вас двоих есть шансы. Так что же ты хочешь сказать?

Тогда ее, может, по-настоящему удивит то, что я скажу.

— Я хочу сказать, что быть вами невероятно грустно.

— Странное утверждение.

— Разве я не права? Вы — одна. Или одни — не суть важно. Вы одни во всей Вселенной. Я была одинокой на протяжении тысяч лет. Но мне даже близко не понять вашего одиночества.

— Ты слышишь себя, Маленьер Диенгенвакс? Ты говоришь глупости. Как мы можем быть одиноки? МЫ. МЫ есть у себя.

— Это другое одиночество. Вы одиноки в своем знании. Некому с вами сравниться. Все разумные существа для вас как мошки. Вы настолько далеко за рамками нашего понимания, что мы просто не видим вас, не можем увидеть. И наоборот, мы настолько ничтожны для вас, что вы нас не замечаете. Вам одиноко от собственного могущества. И сколько ни было сокрыто внутри вашего механического тела душ, это ничего не изменит.

Машина молчала. И молчала очень долго. У меня волнительно билось сердце.

— Если судить с твоей точки зрения, это действительно так, — наконец прервала она тишину. — МЫ одиноки. Человек вроде тебя не вынес бы подобного одиночества. Однако МЫ давным-давно позабыли, что такое чувства. МЫ возвысились над ними.

И я была склонна в это верить. Мои плечи опустились.

— Тогда мне больше нечем вас бить, — призналась я.

Поражение. Могло ли быть иначе? Я не надеялась, что нам удастся переспорить самого бога. Но и легко сдаваться не собиралась. Правда в том, что мы с ботом просто оттягивали неизбежное. Но сейчас… сейчас я почему-то не чувствовала ничего, кроме странного облегчения.

— Ты удивительно спокойна, — заметила Машина.

— Наверно… потому что я уже умерла в каком-то смысле один раз. Вот меня и не страшит помереть во второй, — устало вздохнула я.

— Маленьер, вы не можете сдаться, — сказал бот.

— Если у тебя еще остались какие-то идеи, то вперед, выскажи их Машине. Но я… я все. — Мне неприятно было ему это говорить. — Бот, ты же довел меня досюда целой и невредимой. Ты уже выполнил свою миссию. Ты молодец.

— Маленьер, не нужно говорить таких вещей, — возразил он. — Дело не только в миссии.

— Ничего не поделаешь, — сказала я.

В этот момент болезненное давление на мои виски резко ослабло, а затем и вовсе прекратилось. Я непонимающе поглядела на Машину.

— …Почему?

— Не пойми НАС превратно. МЫ делаем это вовсе не из жалости или в знак признания. Однако должны заметить, вы рьяно отстаивали свою правду, даже не смотря на то, что у вас не было никаких шансов. Вы не переубедили НАС. Но и НАМ, МЫ видим, не удалось переубедить вас. Каждый остался при своей правде. С этим МЫ можем согласиться.

Было бы опрометчиво просто раздавить вас. Пожалуй, НАМ будет интересно изредка понаблюдать за вами. Как за муравьями в террариуме. Две реликвии давно канувшего в небытие мира. Два живых ископаемых. Живите и дальше. Боритесь. Не этим ли вечно заняты люди? Выживите, если сумеете. Уговор выполнен, поблажек больше не будет.

Младшая из Диенгенваксов должна продолжить путь. Лес ее дом. Маленький робот должен продолжать ее сопровождать. Таково его предназначение. Лес тоже его дом. Вам нет места в новом мире. Вы навсегда застряли в междумирье, словно мухи в янтаре. Выживите ли вы? Найдете ли выход на поверхность? МЫ оставим это знание для себя, а вам позволим найти ответ самим.

Она произнесла это, как приговор, и пещера внезапно сменилась тошнотно-зелеными дебрями.

Я сделала робкий дрожащий вдох… и рухнула на колени, не веря тому, что мы остались живы.

День за днем. Месяц за месяцем. Мы продолжали идти. Мы продолжали идти, потому что иначе было нельзя. Мы повидали всякое: и невообразимое, и ужасающее, и прекрасное, и до невозможности обычное, и странное…

Сколько времени прошло со злосчастной встречи с Машиной? Уже и не вспомню. Я давно сбилась со счета. Можно спросить бота, но я, если честно, боюсь: боюсь невообразимой цифры, которую услышу в ответ. Знаю, что мы здесь долго. Очень долго. Год? Два? Три? Это ничтожно по сравнению с прежним моим существованием, но и условия теперь совсем другие — куда менее приветливые к нам. Для леса мы больше не ничем отличаемся от других нарушителей его спокойствия. Эти три года кажутся целой вечностью.

Я бросила похудевший рюкзак с припасами, найденный не помню уже когда и где, на траву и сама же приземлилась рядом с ним. Силы истощились, тело отчаянно нуждалось в отдыхе.

— Маленьер? — завис в воздухе бот.

— Без шуток, бот, я так устала, — ни с того ни с сего откровенно сказала я, и горлу неожиданно подкатил горький комок. Не хочу никуда идти. Ничего не хочу. Просто остаться бы тут, и будь что будет.

Но…

— Так нельзя, Маленьер.

Но бот не позволит. Каждый раз он в моменты моей слабости находит верные слова, чтобы поддержать меня. Сегодня меня не нужно убеждать. Я и так знаю, что не могу просто все бросить. Не могу перечеркнуть старания родных. Они наверняка хотели бы, чтобы я жила. И я живу.

— Нельзя… — тихо ответила я, с усилием проглотив комок. В лесу даже не поплачешь толком.

— Маленьер, — говорил бот после небольшой паузы, — помнишь симуляционный модуль, про который ты спрашивала, когда мы только начали наш путь? Тогда я не смог еще тебе ответить, потому что доступ к нему был заблокирован.

— Очень смутно припоминаю. А чего ты так вдруг внезапно? Что-то поменялось?

— Не так давно доступ был разблокирован. Но я все не мог подобрать подходящего момента. Эта симуляция предназначена для тебя.

— Какая еще симуляция?

— Тебе лучше это услышать. Запускаю.

Бот замолчал, и почти тут же вместо него заговорил другой голос. Голос, который я уже и не надеялась когда-либо услышать.

— Привет, Маленьер.

Это был папа. Он что-то начал говорить, объяснять про симуляцию, ее смысл, но я почему-то не воспринимала его слова, будто они были на другом языке, который я внезапно забыла.

— Выключи, бот. Выключи, пожалуйста.

— Почему? — удивление промелькнуло даже в неспособном на эмоции голосе.

— Просто выключи.

Он выключил и несколько секунд молча смотрел на меня.

— Не хочу. Не сейчас и… никогда. Сердце щемит от одного голоса. Если я начну вслушиваться в слова…

— Твое право, Маленьер. Но если захочешь прослушать сообщение, ты всегда…

— Нет. Удали ее.

Бот приблизился, оказавшись на уровне моих глаз.

— Уверена? Если я сотру симуляцию, восстановить ее уже будет невозможно.

Признаться, я не была до конца уверена, но больше все-таки склонялась к «да», чем «нет». Я побаивалась, что пожалею потом. Лишь это останавливало меня.

— Это всего лишь симуляция. Не правда. Мой отец никогда этого не говорил. Нет в ней никакой ценности. Бессмысленное плацебо. И я не та, для кого предназначается эта симуляция. Я не та Маленьер. Копия. Подобие, носящее ее оболочку. Как в тебе есть частичка ее брата, но ты не Гилмекард, ты — бот.

Шелестели деревья, согнувшись над нами и словно наблюдая.

— Удалено, — сообщил бот.

— Спасибо.

Я посидела еще какое-то время, а затем поднялась.

Знаю: где-то должен быть город. Просто знаю. Парень говорил. Мы найдем город. Там ого-го какие стены! Такие тяжело не заметить. Мы обязательно его найдем, по-другому быть не может. Сколько бы лес нас ни отбрасывал. Сколько бы ни строил нам козни. Я держусь за эту призрачную надежду. За обещание, данное когда-то Фрауду… и за бота — моего единственного друга.

В моей руке блокнот. Он спрашивает меня: в чем главная тайна Изнанки? У меня нет пера, ручки или карандаша под рукой, однако если бы был, я бы записала: это неизвестно даже богу.