— Э-это выдуманный язык, — нашлась я.
— «Выдуманный»? — удивился Фрауд, и в его голосе, кажется, мелькнули нотки разочарования.
— Да, мы с ботом придумали его от скуки. Это даже не язык, а просто набор всяких слов. У меня просто привычка вредная сформировалась, это как слова-паразиты, вот и все.
— Ясно, — сказал Фрауд.
— Идемте, — негромко подогнал меня бот.
— Позвольте вас сопроводить-с, — тут же отозвался Фрауд; слух у него оказался чуткий. — Людей тут нечасто встретишь, знаете ли, событие чрезвычайное, и мне бы хотелось обсудить с вами некоторые вещи-с.
Не то чтобы мы могли возразить. В смысле, могли конечно, но это в свою очередь могло повлечь за собой самые разные последствия, которым нам пока нечего было противопоставить. Сейчас Фрауд весь такой вежливый, интеллигентный, а откажешь ему — и как разъярится. Мы ничего не знаем о нем, и поэтому ожидать от него можно все, что угодно.
— Я ни в коем случае не навязываюсь, — поспешил добавить он. — Если вас тяготит моя компания, то я это пойму, приму и немедленно удалюсь, — говорил он вроде бы благожелательно, отчего хотелось отказать ему еще больше. Не знаю, может, я чересчур недоверчива…
— Я не против, — неуверенно сказала я и так же неуверенно посмотрела на бота.
— Раз вы не против, я тоже, — сказал бот, а затем понизив громкость голоса практически до нуля, проговорил мне на ухо: — Замечание: если отказать человекоподобному существу, оно все равно с высокой вероятностью скрытно последует за нами. Лучше держать его в поле зрения.
— Вот и хорошо-с, — Фрауд остался доволен.
— Только я вас попрошу кое о чем все-таки. Не буду юлить: ваш вид меня пугает. Находиться близко с вами мне будет жутко. Я вижу, человек вы не плохой, но я ничего не могу с собой поделать. Это как инстинкт, понимаете? Боюсь, и все. Не могли бы вы держаться на некотором расстоянии? Простите, если это звучит оскорбительно.
— Понимаю-с. Нет, я нисколько не оскорблен, достопочтенная сударыня. — Он пошел к нам, волоча за собой громоздкую руку. — Напротив, я рад, что вы честны со мной. И правда, ныне я мало похож на человека. — Он остановился справа в четырех гифранах от нас. — Так не слишком близко?
— Более-менее, — ответила я, и вверх по спине пронесся холодный рой мурашек.
Фрауд прочистил горло.
— Раз уж мы заговорили об этом, не хотите ли вы узнать-с о том, как я стал таким?
Я безмолвно кивнула, но не из интереса, а из вежливости. Мы пошли, и он стал рассказывать.
— Я люблю узнавать новое. Причем неважно, что это будет-с. Главное, чтобы это было что-то новое, что-то, чего я раньше не знал. И я подразумеваю не какой-то бесполезный мусор — знания, которые не несут в себе никакой ценности, а только захламляют разум-с, нет, я подразумеваю действительно важные знания. Которые делают человека лучшим-с, как бы более совершенным, чем он был секунду назад-с, до получения знания. Изнанка стала для меня кладезем самых разных знаний. Она как бездонный колодец, черпаешь его, черпаешь, а вода-с и не думает кончаться. Я, право, начинаю бояться, что моей жизни не хватит, чтобы познать Изнанку всю.
— Сколько вы уже здесь? — спросила я.
— Десять лет почти-с. — Фрауд в задумчивости приподнял взгляд кверху. — Я входил в состав научной группы. Мы были твердо намерены измерить Изнанку от и до, изучить-с каждый ее сантиметр. На это были потрачены немыслимые деньги-с, и мы просто не имели права провалиться. Когда подошло время-с, мы отправились в дальнюю экспедицию. В первую ночь все было нормально, на вторую-с — в живых остался только я. Не помогли ни хорошо вооруженные бойцы, сопровождавшие нас, ни все прочие приспособления, разработанные на поверхности-с.
— Как вы спаслись?
— Меня спасла моя безрассудность-с. Каждый ученый, я считаю, должен обладать сей чертой-с. Не просто смелостью, а именно безрассудностью. Иначе он не имеет права называть себя ученым-с. Только по-настоящему безрассудный не раздумывая поставит-с свою жизнь на кон. Наше дело не терпит промедлений. Лес не терпит-с промедлений тем более. Пока ты будешь проводить исследования в надежде снизить риски, новое знание может ускользнуть-с.
Фрауд замолчал. В подробности своего спасения вдаваться он, видимо, не собирался.
— Все метаморфозы этого несчастного тела-с так или иначе связаны с моими попытками познать Изнанку, — продолжил он после небольшой паузы. — Можно сказать, что Изнанка таким образом берет плату-с в обмен на знание, впрочем, это можно назвать и благословением, ведь мой организм, к примеру, стал устойчив к некоторым здешним ядам-с.
— Вы определенно куда более приспособлены к жизни в лесу, чем обычный человек.
— Истинно так-с, — он снова заложил правую руку за спину. — А что вы, сударыня?
— Что я? — растерянно отозвалась я. — Я бы и сама от такого не отказалась, наверно. Только без всяких телесных преображений.
— Нет-с, я немного про другое. Виноват-с, неправильно сформулировал вопрос. Вежливость подсказывает, что мне следует отступить и не спрашивать вас откровенно, однако мое неуемное, вечно голодное любопытство требует докопаться до истины. Посему прежде всего я попрошу у вас, достопочтенная Макс, разрешения задать вам-с вопрос личного характера.
— Не нужно так официально. Просто спросите.
— Нет-с, я не могу «просто спросить». Это стало бы неуважением-с по отношению к вам. Однако раз вы дали добро-с, то я, так и быть, спрошу: что произошло с вашим телом-с?
Чего? В каком он это смысле? Он не может знать, что я вернула себе тело. Исключено! Или… Разве что он как-то заметил мой хвост… Но и это тоже невозможно — тот как был прижат к ноге, так и остался. Его не видно! На что Фрауд тогда намекает?
— Все равно вас не понимаю…
Он задержал на мне пристальный взгляд, а затем изрек:
— Хорошо, не будем об этом.
— Нет, погодите, мне самой теперь интересно, что вы хотите узнать!
— Раз вы настаиваете-с… Мое внимание привлек ваш необычайно крупный для атавизма хвостовой придаток. Фактически его можно назвать полноценным хвостом. Он плотно прижат к вашей ноге-с. Наверняка он подвижен, смею предположить-с.
Все-таки он об этом!..
— Как вы увидели его? — выпалила я. Я приостановилась и посмотрела вниз, проверяя, не выглядывает кончик хвоста из-под штанины. Да нет же! Не выглядывает! Как?!
— Глазами-с. Мои глаза видят больше обычного, — признался он. — Еще одна мутация моего тела-с.
— Насколько «больше»?
— Ваша одежда для них не помеха, — буднично ответил Фрауд. — Виноват-с. Мне следовало предупредить раньше. Однако я настолько привык видеть окружающий мир насквозь, как патологоанатом, что перестал обращать на это внимание.
Не помеха, значит. Значит, я для него сейчас все равно, что иду раздетая. Замечательно, gapu. Уж лучше бы я не спрашивала и дальше не подозревала об этом.
— Не смотрите на меня так угрюмо, уважаемая Макс. Я ничего-с не могу поделать. Мои глаза просто стали такими однажды-с.
— А вы не смотрите на меня, — бросила я. — На дорогу, вон, смотрите.
— Мне в любом случае неинтересно-с, что у вас спрятано под одеждой, если вас это хоть немного успокоит, — спокойно заверил он, устремив взгляд вдаль. — Вернее сказать-с, меня интересует лишь хвост, коего не увидишь у обычного человека.
Похоже, единственным путем поскорее покончить с этой темой, было дать Фрауду желаемое. Он, верно, решил, что я такая же измененная, мутировавшая, и я подумала, что лучше всего будет придерживаться именно этой версии. Не говорить же ему, что хвост у меня от рождения!
— Мне один раз пришлось залезть в подозрительную реку. После нее у меня начал постепенно расти хвост, и в общем… Теперь я хвостатая. Чертовски неудобно в таких штанах… Даром хвост точно не назовешь.
— Любопытно-с, — задумчиво проговорил Фрауд и прищурил глаза, будто разглядывая что-то впереди. — Естественно, это печально слышать-с, и я в какой-то мере понимаю вас. Хотелось бы мне изучить ту реку. Увы, ее уже вряд ли удастся найти.