Атомная лодка на ходовых испытаниях после перестройки по проекту 636
4 июля, когда вероятный противник праздновал свой День Независимости, на К-19, шедшей в подводном положении, неожиданно упало давление в трубопроводе первого контура атомного реактора. Из него вытекла охлаждающая вода, так как при сварке труб из-за нарушения технологии (всего-то требовалось при сварке швов подложить асбестовый коврик) капли расплавленного металла попали на трубопровод, вызвав появление микротрещин, а затем и разрыв. Температура в реакторе стала быстро повышаться.
Но аварийная система охлаждения реактора отсутствовала, так как завод сдавал лодку флоту в страшной спешке и не позаботился о ней. Пришлось экипажу охлаждать реактор с помощью подручных средств. Поначалу уровень радиации в центральном посту составлял 5 рентген, в реакторном отсеке — 50, однако он постоянно возрастал. Вскоре в реакторном отсеке приборы показывали 100 рентген в час, а на крышке реактора, где работали матросы — 250 рентген.
Лодка всплыла на поверхность, и тут выяснилось, что из-за повреждения антенны отсутствует связь с берегом. Через полтора часа работы на реакторе ремонтники смонтировали систему охлаждения, температура в реакторе стала падать. Уровень радиации в центральном посту к тому времени поднялся до 100 рентген.
С помощью аварийного передатчика удалось связаться с одной из дизельных лодок завесы, которая вскоре пришла на помощь. Кстати, «за самовольные действия» (оставление завесы) её командира Жана Свербилова позже хотели предать суду военного трибунала. На эту лодку переправили моряков, получивших наибольшие дозы облучения, затем подошли другие лодки и взяли остальных членов экипажа К-19. Ракетоносец привели на базу на буксире. Вскоре в госпитале умерли восемь моряков, те, кто устранял аварию.
Всех умерших и оставшихся в живых наградили, а сама К-19 прошла дезактивацию и снова вернулась в боевой строй.
В толстой книге под названием «Боевой путь Советского Военно-Морского Флота», изданной в 1988 году, на странице 490 напечатан рассказ о героических делах советских подводников:
«Подводная лодка в длительном походе. Дни напряжённой боевой и политической учебы. Всё идет как надо. И вдруг — в одном из отсеков создалась сложная аварийная обстановка. Люди, находившиеся в нём, оказались в полной изоляции. В кромешной тьме, с крайне ограниченными запасами воды и пиши. В этих неимоверно трудных условиях капитан-лейтенант-инженер Борис Александрович Поляков принял решение — бороться до последнего, чтобы спасти товарищей соседних отсеков, а может быть, весь экипаж и корабль. 20 суток в условиях жесточайшего шторма, низких температур в надводном положении лодки руководил он борьбой личного состава отсека за живучесть корабля, воодушевляя товарищей личным примером».
Из этого текста, рождённого в недрах Главпура, невозможно понять, что же всё-таки произошло на подводной лодке, почему оказались в ловушке люди, как они из неё выбрались, где и когда произошло это ЧП. Так у нас скрывали правду от народа. Между тем, речь шла об уже знакомой лодке К-19, продолжавшей требовать новых жертв.
В феврале 1972 года К-19, которой командовал в то время капитан 2-го ранга Кулибаба, возвращалась с боевой службы в Атлантике домой. Утром 24 февраля в трюме девятого отсека лопнул трубопровод, вырвавшееся из него под давлением масло попало на фильтр очистки воздуха (каталитический элемент которого был нагрет до 120 градусов) и вспыхнуло. Причина происшедшего была та же, что в предыдущей аварии — при строительстве лодки капли расплавленного металла попали на трубу, вызвав образование микротрещин и, наконец, разрыв.
Пока вахтенный матрос обнаружил пожар, а вахтенный офицер решал, что делать, расплавились фторопластовые прокладки (ими, в целях экономии, заменили прокладки из красной меди) в трубопроводах воздуха высокого давления (около 200 атмосфер), после чего в отсеке, по сути дела, заработала огромная газовая горелка, выжигавшая всё вокруг. Попытка потушить огонь с помощью корабельной пожарной системы успеха не имела, весь девятый отсек был объят пламенем.
Несколько матросов успели перейти в восьмой отсек, однако туда проник дым и угарный газ, отравившие несколько человек. Затем начали погибать люди в седьмом отсеке, куда тоже проник угарный газ. Тем временем лодка всплыла на поверхность, на что потребовалось более 20 минут (командир не решился всплыть по-аварийному), где бушевал шторм. Выяснилось, что в результате пожара и отравления угарным газом погибли 28 членов экипажа, ещё 12 человек (в том числе упомянутый выше капитан-лейтенант Б. А. Поляков) оказались отрезанными в десятом отсеке, поскольку пройти через девятый было невозможно.
Этой дюжине моряков удалось связаться по корабельному телефону с первым отсеком и решить проблему с воздухом — его стали брать из дифферентной цистерны. Хуже обстояло дело с тёплой одеждой, водой и продуктами. Аварийные комплекты шерстяного белья и продуктов, которые должны быть в каждом отсеке, естественно, оказались разграбленными задолго до описываемых событий. Единственной пищей стали сухие макароны, обнаруженные в провизионке, немного воды удалось набрать на дне расходной цистерны. Тем и питались.
Ко всем прочим неприятностям К-19 добавилось отсутствие связи с берегом. Экипажу огромной субмарины (длина 114 метров, ширина 9 метров, надводное водоизмещение 4030 тонн), оставшейся без хода и электричества, оставалось надеяться на помощь случайного корабля. Первым К-19 обнаружил американский фрегат, командир которого предложил помощь.
Естественно, что кавторанг Кулибаба, от которого ни на шаг не отходил особист Воробьёв, немедленно отказался от протянутой руки вероятного противника. В этой связи в памяти всплывают кадры художественного фильма «Случай в квадрате 30-80», шедшего в прокате в 80-е годы. Там советские спасатели предлагают помощь терпящей бедствие американской подводной лодке, но «янки» грубо её отвергают. Ушлые советские мастера кино поменяли ролями участников драматических событий в Бискайском заливе, привычно формируя образ предельно подлого и коварного врага.
Наконец, подошёл соотечественник — научно-исследовательское судно Академии Наук СССР «Профессор Зубов». Увы, люди науки отказались принять на борт даже обгоревших и отравленных моряков, заявив, что у них нет ни коек для них, ни квалифицированного врача, ни нужных медикаментов. Это к вопросу о лозунгах: «сам погибай, а товарища выручай»; «человек человеку — друг, товарищ и брат»; «советские люди — самые гуманные в мире» и прочих. Тем временем шторм усиливался, когда прибыл БПК «Вице-адмирал Дрозд», переправить на него пострадавших в шлюпках было уже невозможно. Положение спасли вертолётчики противолодочного корабля — в условиях девятибалльного шторма они сумели перевезти на БПК около 40 человек. Часть команды «мокрым способом» (с помощью каната) перебралась на спасательный буксир СБ-38. На лодке остались 18 человек из тех 100, что уцелели.
К месту аварии подходили все новые советские корабли — противолодочный крейсер «Ленинград», плавбаза «Магомет Гаджиев», крейсер «Александр Невский» (он доставил на лодку сменный экипаж). Впрочем, корпус крейсера во время шторма дал трещину, так что все опасались, что придётся спасать и его. Подводную лодку взяли на буксир и повели домой.
Только на 23-и сутки аварийная партия сумела добраться до десятого отсека, и освободить находившихся там моряков. Все они потеряли по 20—30 кг веса, обросли бородами, уже не могли самостоятельно передвигаться. Их выносили из отсека на руках.
Тела погибших моряков родным не выдали, похоронив в братской могиле. Несколько человек было погребено в море. На похороны не пригласили даже ближайших родственников. Самой главной заботой командования ВМФ и Северного флота было спрятать катастрофу, не допустить «утечки информации». И это невзирая на то, что газеты всего мира несколько недель писали об аварии советского атомохода.
