На Дальнем Востоке (Тихоокеанский флот) в строю находились 9 эсминцев, 73 подводные лодки, 6 сторожевых кораблей (плюс к ним 2 пограничных сторожевика), 6 минных заградителей, 8 тральщиков, 139 торпедных катеров (из них 10 учебных).[30]
Однако все 3 линкора давно и безнадёжно устарели. По своим реальным боевым возможностям (ход не более 22-х узлов, 305-мм артиллерия, слабое бронирование) они фактически являлись броненосцами береговой обороны или плавучими батареями, но никак не линейными кораблями. Среди 145 подводных лодок 41 субмарина относилась к числу малых (типов M-VI, M-VI-бис, М-XII), которые обладали более чем скромными боевыми качествами. Ещё 7 лодок (А-1—5, L-55 и «Пантера») были построены за 20—25 лет до войны и тоже не имели серьёзного боевого значения.
Торпедный катер типа «Г-5»
Торпедный катер типа «Г-5»
Уже первые дни войны показали огромную нехватку тральщиков, сторожевых кораблей, канонерских лодок, бронекатеров и катеров-охотников, слабость зенитного вооружения, низкую живучесть кораблей.
Среди множества торпедных катеров можно было считать вполне современным всего один катер на Чёрном море (типа «Комсомолец», проект 123). Что касается остальных, то все они принадлежали к типам Ш-4, Г-5 и Д-3. Нынешний главком ВМФ России адмирал В. Н. Куроедов дал им, задним числом, следующую характеристику:
«Значительные материальные, финансовые и другие ресурсы были израсходованы на постройку почти трёх сотен маломореходных, слабо вооружённых торпедных катеров, которые оказались непригодными для применения по прямому назначению, и тем более для решения не свойственных им задач».[31]
Начало войны
С давних пор все историки «в погонах» и все ветераны-мемуаристы жалуются на то, что война началась внезапно, застала советские вооружённые силы врасплох, что армия, авиация и флот не были готовы к войне, и т.д.
В определённом смысле они правы. Действительно, РККА и РККФ готовились атаковать первыми (имелся в виду «Великий поход» в Западную Европу) и воевать «на вражеской территории, могучим ударом, малой кровью». А вышло всё точно наоборот. Первым напал противник, война три года шла на территории СССР, побеждать его до Сталинграда не удавалось (не считая контрнаступления под Москвой в декабре 1941 г.), цена всех поражений и всех побед до последнего дня войны была одна и та же — «большая кровь». К ТАКОЙ ВОЙНЕ ни армия, ни авиация, ни флот в самом деле не были готовы.
В декабре 1940 года, в рамках подготовки к «Великому Освободительному походу» на Запад (операция «Гроза»), в Москве состоялось секретное девятидневное совещание высшего командного состава РККА. В нём участвовали командующие всех военных округов и всех армий, начальники их штабов, командиры многих корпусов и дивизий. Присутствовали Сталин и все члены Политбюро ЦК ВКП(б).
С центральным докладом («Характер современной наступательной операции») на совещании выступил Г. К. Жуков, в то время — генерал армии, командующий Киевским военным округом. Вот две красноречивые цитаты из его доклада:
«Необходимо воспитывать нашу армию в духе величайшей активности, подготовлять её к завершению задач революции путем энергичных, решительно и смело проводимых наступательных операций...
Победу обеспечит за собой та сторона, которая более искусна в ...создании условий внезапности в использовании сил и средств. Внезапность современной операции является одним из решающих факторов победы».[32]
В том же духе выступали прочие докладчики — генерал-лейтенант авиации П. В. Рычагов (начальник Главного управления ВВС РРКА), генерал-полковник танковых войск Д. Г. Павлов (командующий Западным ВО), генерал армии И. В. Тюленев (командующий Московским ВО), генерал-майор П. Г. Понеделин (начальник штаба Ленинградского ВО), генерал-лейтенант Ф. Н. Ремизов (командующий Орловским ВО), генерал-лейтенант П. С. Кленов (начальник штаба Прибалтийского ВО), генерал-лейтенант Ф. А. Ершаков (командующий Уральским ВО) и другие. Они детально обсудили все проблемы организации, стратегии и тактики предстоящего наступления, после чего разъехались по местам службы — готовиться.
Сталин думал, что благодаря пакту Молотова — Риббентропа ему удалось перехитрить Гитлера. Дескать, пока немцы воюют на Западе, ему удастся накопить достаточно сил, развернуть войска в приграничных районах и внезапно ударить в спину немцам. В соответствии с этой общей задумкой, советские вооружённые силы стремительно наращивали свою мощь, правда, в основном количественные показатели, а не качественные. К июню 1941 года на европейской территории СССР в составе пяти фронтов и группы резерва находились 26 полевых армий! Ни о какой обороне речь не шла. Армия, авиация и флот собирались осуществлять массированные наступательные операции на вражеской территории, в чужом небе, в неприятельских водах. Однако вместо наступления пришлось обороняться на своей земле, в своем небе, у своих берегов. Поэтому вполне закономерно то, что военное командование всех уровней оказалось в страшном замешательстве. Обороняться оно просто не умело.
Современный исследователь пишет:
«В советской военной доктрине предпочтение всегда отдавалось наступательному принципу ведения боевых действий... Идея активного наступательного метода ведения войны нашла своё отражение в разработанной в Советском Союзе теории глубокой наступательной операции... Основные положения этой теории были изложены в Инструкции по ведению глубокого боя, разработанной в 1932 году и являвшейся, по существу, руководством при организации и проведении боевой подготовки войск. Окончательно теория сложилась к середине 30-х годов»...
«Идея активного наступательного метода ведения войны была отражена во всех предвоенных уставах, а также в замыслах оперативно-стратегических игр и учений...
Вопросы обороны рассматривались эпизодически. Считалось, что она может вестись на отдельных направлениях, но в рамках общего стратегического наступления. Проблема же вывода крупных сил из-под ударов противника не разрабатывалась вовсе».[33]
Флот тоже готовился не к обороне, а к наступлению. Но что под этим имелось в виду? Какой представляли себе морскую войну тогдашние руководители государства и военно-морских сил? Вот что сказал об этом Н. Г. Кузнецов, нарком ВМФ СССР в 1939-47 гг.:
«Мы не имели единого взгляда на доктрину ведения войны. А ведь это очень важно для одинакового понимания оборонных вопросов. Доктрина, как нечто плохо осязаемое для нас, «скрывалась» в голове Сталина, а он неохотно делился своими мыслями и намерениями. Порой, правда, высказывался на сей счёт, но это были слишком общие соображения».[34]
В первом томе своих мемуаров он отметил:
«К сожалению, в армейских кругах мало придавалось значения войне на море и в прибрежных районах. Господствовали классические сухопутные доктрины ведения войны и Генеральный штаб отмахивался от всех флотских вопросов, не придавая им большого значения... Таким образом, накануне войны у нас не было чёткой военной доктрины, а потому не могло быть чётко сформулированных задач флоту, не была определена и его роль в системе вооружённых сил. Без этого нельзя было приступить к разработкам конкретных задач по флотам».
Итак, несмотря на быстрый количественный рост военно-морского флота, взгляды на его боевое применение явно не соответствовали новым возможностям. Сложилась парадоксальная ситуация — флот рос как на дрожжах, а концепция его использования отсутствовала. Поэтому морское командование учило своих подопечных в основном тому, что оно знало по опыту Первой мировой и Гражданской войн. Иначе говоря, флот готовился к «вчерашней войне», а не к «завтрашней».
