Вот весьма характерный пример той логики, которой руководствовались ответственные чины наркомата ВМФ и командование Балтийского флота осенью 1939 года, после вторжения Германии в Польшу:
«Советское командование допускало большую вероятность появления иностранных (и в первую очередь польских) ПЛ в территориальных водах Советского Союза. Поводом для таких опасений послужило бегство из Таллинской гавани 17 сентября 1939 г. интернированной там эстонскими властями польской ПЛ «Orzel». Командование ВМФ в Москве почему-то сразу решило, что польские подводники пойдут в Финский залив для борьбы с советским судоходством».[35]
Как видим, по мнению отечественных недоумков в адмиральских чинах, польские моряки обязательно должны были устремиться к Ленинграду. И это несмотря на то, что с их лодки «Орёл» были публично выгружены на берег все торпеды и снаряды (советский военно-морской атташе обязан был присутствовать при данной процедуре, либо прочесть о ней в газетах), несмотря на отсутствие каких-либо оперативных баз польского флота во всей акватории Балтийского моря, несмотря на полное отсутствие смысла в подобных действиях.
Столь же «глубоко» красные флотоводцы «мыслили» и в годы Отечественной войны. Вот что пишет об этом современный военно-морской специалист:
«Тяжёлые потери, понесенные флотом в первые месяцы войны, и многие неудачные решения его командования в значительной степени были обусловлены неверно поставленными задачами и неправильными прогнозами относительно образа действий вероятных противников...
Оперативные планы флотов строились на предположении, что немцы станут действовать в духе советских взглядов на морскую войну. Ожидалось, например, что на Балтике они будут высаживать десанты на советское побережье и оказывать огневую поддержку своим сухопутным войскам, действующим на приморском направлении. На Чёрном море сильно преувеличивалась вероятность прорыва сил итальянского флота, а угроза Крыму со стороны суши всерьёз не рассматривалась».[36]
Главную ударную силу флота составляли подводные лодки. В этой связи приведём две оценки боевых возможностей советских подводных лодок, сделанные современными исследователями. Первая из них относится к 1941 году:
«Все лодки 1-й и 2-й бригад (КБФ) не имели стабилизаторов глубины (без хода), что сказывалось на инициативе командиров мри маневрировании под электромоторами, поскольку поддержание глубины требовало дополнительного расхода электроэнергии. Почти треть лодок не была оборудована устройствами беспузырной стрельбы... Большинство ПЛ не имело эхолотов и радиопеленгаторов, шумопеленгаторные станции обладали крайне низкой точностью и недостаточной дальностью действия. Гидролокационных станций на флоте не было вовсе. С другой стороны, собственный шум наших лодок находился на весьма высоком уровне, что их демаскировало...
Свыше 20 командиров ПЛ обеих бригад (из 42) ещё не были допущены к самостоятельному управлению кораблём. Хотя часть командиров ПЛ имела опыт финской кампании, на практике он игнорировался (например, необходимость и целесообразность перехода к залповой стрельбе — хотя бы двумя торпедами — упиралась в боязнь быть выброшенным на поверхность, не говоря уже об «экономии» драгоценного боезапаса).
Отработка задач разведки и дозорной службы оказалась недостаточной — главным образом, ПЛ отрабатывали позиционную службу и взаимодействие с другими силами флота при действиях на морских сообщениях, а атаки охраняемых конвоев, как и преодоление позиционных средств ПЛО, проводились в простейших условиях».
Подводная лодка типа «М» серии XII
Вторая оценка сделана по итогам боевых действий на Чёрном море в 1941—44 гг.:
«Наиболее удручающими выглядят результаты действий подводных лодок. Между тем, в 1941—1943 гг. это оружие было главным в действиях на коммуникациях противника. И всё-таки получилось, что, произведя в течение операции[37] 26 атак и выпустив 63 торпеды, наши подводники добились лишь одного подтвержденного и одного возможного попадания.
Причин этому несколько. Во-первых, катастрофическое падение уровня подготовки личного состава, и в первую очередь командиров лодок, вкупе с неразумной кадровой политикой...
Второй главной причиной низкой результативности субмарин нам представляется их техническое состояние. Фактически, по сравнению с 1941 г., оно изменилось исключительно в худшую сторону».[38]
То, что произошло с советским флотом в годы войны, не удивляет. С учетом всего сказанного на предыдущих страницах, было бы просто чудом, если бы ему удалось добиться серьёзных успехов хотя бы на оперативно-тактическом уровне, не говоря уже о решении стратегических задач. Но чудеса происходят только в сказках.
Мифы и правда о войне
Разумеется, с первого до последнего дня войны советский флот действовал. Его корабли, катера и подводные лодки перевозили войска и грузы, охраняли транспортные суда, отбивали атаки вражеских самолётов, обстреливали побережье, высаживали десанты, тралили фарватеры, охотились за подводными лодками, пытались нарушать морские перевозки противника, сражались с катерами и малыми кораблями противника.
Однако вся эта боевая деятельность имела несколько негативных общих особенностей, которые официальная историография и пропаганда раньше всячески скрывали, а в настоящее время замалчивают.
Во-первых, реальная эффективность большинства перечисленных действий являлась чрезвычайно низкой. Во-вторых, советскому флоту так и не довелось вступить хотя бы в одно сражение с флотом противника. За годы войны имели место несколько десятков боевых столкновений советских катеров и малых кораблей с вражескими катерами, малыми кораблями (не крупнее сторожевиков) и плавсредствами (типа мотоботов и десантных барж), но не с оперативно-тактическими соединениями разнородных сил и средств (не считая одну неудачную атаку торпедных катеров против двух немецких крейсеров в июле 1941 г.). В-третьих, собственные потери в корабельном составе, в людях и в самолётах морской авиации были огромными.
Немцы изначально не собирались сражаться с советскими эскадрами. Так, в отношении Балтийского флота в плане «Барбаросса» было сказано:
«Учитывая, что после выхода к Ленинграду русский Балтийский флот потеряет свой последний опорный пункт и окажется в безнадёжном положении, следует избегать до этого момента крупных операций на море».
В соответствии с этим планом, командование Кригсмарине ограничилось на Балтике действиями лёгких сил и, отчасти, подводных лодок. Оно направило на ТВД 28 торпедных катеров, 7 сторожевиков, 10 минных заградителей, 5 тральщиков, 3 специальных судна и 5 подводных лодок. На Чёрном море и в Арктике в течение первых трёх месяцев войны германские военно-морские силы вообще отсутствовали. Нейтрализацию ВМФ СССР обеспечило сочетание трёх основных факторов. Во-первых, в результате наступления германской армии и союзных ей войск Черноморский и Балтийский флоты быстро утратили свои передовые и ремонтно-строительные базы. Во-вторых, рейды остальных советских портов и воды вокруг них усеяли мины, сброшенные с самолётов. В-третьих, на всех морских ТВД основные удары по кораблям наносили с воздуха бомбардировщики и торпедоносцы.
Очень кратко рассмотрим некоторые страницы из истории прошедшей войны.
Оборона Либавы (июнь 1941 г.)
Как известно, ближе всех к территории противника была расположена военно-морская база в Либаве (ныне Лиепая). Она продержалась только три дня, к исходу четвёртого дня её захватили немцы. В самой Либаве и в прилегающих к ней водах Балтийский флот в период 23—26 июня потерял 9 подводных лодок (М-71, М-78, М-80, М-83, С-1, С-3, С-10, «Ронис», «Спидола») и 1 эсминец («Ленин»). Кроме того, в Либаве пришлось взорвать нефтехранилище (около 11 тысяч тон нефти и дизельного топлива), более 100 торпед, 2500 глубинных бомб, 770 мин заграждения и 1440 минных защитников.
