После кратковременного отдыха в Свиноуйсцье (в этом польском порту во времена существования Организации Варшавского Договора базировались советские корабли), С-363 продолжила патрулирование в море восточнее острова Борнхольм. 18 октября, когда лодка находилась в подводном положении, рыбацкий трал свернул антенну радиопеленгатора, а вскоре стал барахлить приемник радионавигационной системы «Декка». Между тем, штурман Коростов, кроме радиопеленгации и счисления, другими способами определения места корабля не владел, все его попытки определиться по звездам успеха не имели.
К 27 октября ошибка между фактическим местоположением подводной лодки и её отметкой на карте штурмана составляла уже более 45 миль (83 км), но об этом ещё никто не подозревал. Позже замполит С-363, капитан-лейтенант В. Беседин вспоминал:
«Всё это выяснилось лишь в ночь с 27 на 28 октября, когда со скоростью в семь с половиной узлов и в абсолютной уверенности, что вокруг на много миль открытое море, мы вылетели на пустынный шведский пляж... Разложили мы перед собой, помню, этот первый анализ, долго смотрели на него, а потом командир, тяжело вздохнув, сказал то, о чем думали все: «Судьба развлекается»...
Да и то сказать. Ширина фарватера там, секретного, искусственного — 12 метров. А мы по нему — как по ниточке! Радиометрист докладывает: «Прямо по курсу
работает шведская береговая РЛС!» А командир, капитан 3-го ранга Гущин, ему в ответ: «Ты думай, что городишь. В открытом море-то!» Ну, командир есть командир, с его авторитетом не поспоришь. Метрист быстренько «переквалифицировал»: мол, корабельная РЛС.
Потом все, кто был на мостике, увидели впереди огонь. А ночь — осенняя, темнющая. Море парит, дымка у воды. И мёртвый штиль. Командир говорит: «Рыбак лазит, давай вперед». Через несколько минут сигнальщик увидел темное пятно по курсу. Доложил. На мостике пришли к выводу, что кто-то топливо разлил. А это уже шла гряда камней.
Да... Момент посадки на мель был и в прямом, и в переносном смысле сногсшибательный. Нос подняло и лодку положило на левый борт с креном градусов 15... Дальше началась работа по стаскиванию лодки. Всё что могли попробовали. До шести утра дёргались: оценить обстановку-то ночью, в темноте, в дымке мы толком не могли. Ну и доёрзались — легли, как говорится, брюхом — от носа до рубки на камнях.
К утру штурман наконец-то правильно определил место. Можете представить себе нашу реакцию, когда он выдавил из себя, что лодка — у южных берегов Швеции. Это при том, что несколько часов назад мы, по его уверенным докладам, находились в центре Балтийского моря. Точных слов командира я не помню, но он много нехорошего пожелал и штурману, и его ближайшим родственникам, и училищу, которое Анатолий заканчивал...
К этому моменту начало светать, дымка — рассеиваться. А наши глаза, мягко говоря, округляться. Вокруг земля, только сзади лодки и впереди — узкая полоска воды. Увидели береговую вышку РЛС, той самой, которую засекли наши радиометристы. А самое поразительное — безо всяких расчётов было ясно: подверни мы на один градус влево — и вошли бы точнехонько в гавань Карлскруны, шведской военно-морской базы. Вот и доказывай теперь, что мы не шпионы, а обыкновенные разгильдяи!»[287]
Впрочем, не на высоте оказались и шведские военные, сильно расслабившиеся за 150 лет непрерывного нейтралитета — ни расчёт их РЛС, ни береговые наблюдатели не заметили появления советской подводной лодки. Первым обнаружил её случайный рыбак, вышедший в море на моторке, он и поднял тревогу. Вскоре С-363 окружили шведские пограничники, а на берегу началось разбирательство.
Надо заметить, что этот инцидент доставил много неприятностей советской дипломатии. Шведы уже давно обвиняли Советский Союз в том, что его подводные лодки нарушают границу шведских территориальных вод, ведя разведку. Наши официальные представители гневно разоблачали выдумки буржуазной пропаганды, доказывая отсутствие даже намерений. И тут, как назло, советская подлодка в буквальном смысле слова вылезла на шведский берег рядом с военно-морской базой!
О реакции флотского командования на этот инцидент можно судить по воспоминаниям ныне уже бывшего (но в момент инцидента ещё будущего) главкома ВМФ СССР адмирала Чернавина:
«Детальное расследование ещё впереди, а пока остаётся только гадать, за каким чёртом понесло С-137[288] в сторону Швеции, когда она должна была возвращаться домой. Навигационная ошибка? Но в голове не укладывалось, как можно так ошибиться, чтобы залезть столь глубоко в чужие шхеры? Представляю, как неубедительны для шведов эти ссылки на ошибку.
Не завидую нашим дипломатам. Не завидую Капитанцу.[289] Не завидую командиру С-137 капитану 3-го ранга Гущину. Ну, хоть бы их в Данию занесло или Германию! Но ведь угораздило же именно в Швецию, словно по заказу тех, кто столько лет «ловил» краснозвездные субмарины вблизи Стокгольма... Было обидно за марку подводницкой профессии, за честь оружия, за престиж державы, в конце концов. Ведь более нелепого и позорного «приключения» с военными кораблями на Балтике, пожалуй, не было за всю историю нашего флота».[290]
Впрочем, определённые традиции у «красных военморов» всё же были. Штурман Коростов оказался достойным продолжателем дела печально знаменитого «революционного штурмана» Анатолия Железнякова, который «шёл на Одессу, а вышел к Херсону».
Шведы выдвинули советским представителям четыре условия:
1. Советский Союз должен принести официальное извинение;
2. Снимать подводную лодку с мели будут шведы;
3. Все расходы, связанные с этим, оплатит СССР;
4. Командир С-363 даст показания шведской комиссии.
Пришлось выполнить все пункты, так как деваться было некуда. 6 ноября субмарина отправилась домой, где начался «разбор полётов» по полной программе. Досталось всем.
Подозрения шведов в том, что советские подводные лодки систематически резвятся в их водах, превратились в твёрдую уверенность. Кто из них мог поверить, что штурман боевой подводной лодки не умеет определять её место в море. Шведам не дано было понять, с какими людьми и с каким флотом они имеют дело!
Инцидент у шведских берегов получил мировой резонанс, но подобные ситуации возникали как до него, так и после. Например, атомная лодка К-7 (проект 675) Тихоокеанского флота, которой командовал капитан 2-го ранга Г. Хватов, села на мель у берегов Окинавы в сходных обстоятельствах. Находившийся на борту заместитель командира дивизии капитан 1-го ранга Д. Голубев по причинам, оставшимся неизвестными, запретил пользоваться эхолотом, гидролокатором и радиолокационной станцией. Командир не решился возражать начальству, а штурман, слабо ориентировавшийся не только по звёздам, но даже с помощью радионавигационных систем, допустил ошибку в определении места на 40 миль. Как видим, анархист Железняков имел достойных преемников в советском флоте.
Глава 3.
МЯТЕЖ ЗАМПОЛИТА
В начале 1980-х годов мой однокашник по институту, отслуживший до учёбы срочную на Тихоокеанском флоте, под большим секретом рассказал мне историю о восстании моряков на советском боевом корабле. Он сам толком не знал, когда и где это произошло, как назывался корабль, чего хотели восставшие. Ему было известно лишь то, что корабль перехватили, а мятежников арестовали.
История звучала фантастически, я ей не поверил. А зря. В этом пришлось убедиться, когда в начале 1990 года в руки попала газета «Известия» со статьёй под громким заголовком: «Был ли бунт на советском эсминце?» Оказалось, что да, был такой мятеж — в ноябре 1975 года на большом противолодочном корабле Балтийского флота «Сторожевой». Поводом для публикации статьи в советской газете, как следовало из текста, послужил выход на экраны США фильма «Охота за «Красным Октябрём», снятый по роману Тома Клэнси. В основу сюжета своей книги (командир атомного тяжёлого ракетного подводного крейсера типа «Тайфун» угоняет его в Америку) положил реальные события, известные в США, но считавшиеся государственной тайной в СССР.
