— Ну, вот — перва толкова мысль ужо появилась, — похвалил ее Прозор. — Так потихоньку и размотаем энтот клубочек.

— Спасибо тебе, — выдохнула княгиня.

Да за что?! Вроде ничем пока не помогла, а про чернавок — очевидна зацепка. Неужто сидят, два дня ревут, а никто у чернавок не спрашивал? Совсем что ли за людей их считать перестали, с мебелью дубовой равняют?

— Может, ты сама с девками потолкуешь? — Прозор уж дальше свою линию гнет. — Побаиваются они меня, кажется… А тебе вдруг и расскажут что важное.

«Побаиваются»? Серьезно? Он так это называет? Побаиваются они мышек в амбаре. А Прозора все боятся до ужаса, до дрожи в коленках, до обмороков.

— Ну, ладно, могу потолковать, — хмуро Нежданка откликнулась. — Да, они меня, чай, тоже за подругу не признают.

— Все ж тебе больше скажут, чем мне, — как-то уж слишком бодро он заключил. — Пойдем, начнем уж разбираться, и так много времени потеряно.

Для княгини напоказ старается — то понятно, надежду в нее вселяет. Да испортить все легко любым неверным шажочком.

Прозор уж к двери подошел, Нежданка не двинулась с места — морщит лоб, патлы на палец накручивает — думает, что на самом деле поможет.

— Сухотке они все расскажут, коли знают, — наконец, поняла. — Она баба мудрая, да не болтливая, со всех сторон к ней доверие.

Прозор башку свою поворотил да прищурился. А ведь права девка!

Сухотка еще пеленки за Морицей стирала, помнит ее малой, доброй некапризной девочкой, сама там ревет сидит в своей каморе, княжну жалеет. Чай, уж согласится помочь, потолкует с чернавками с глазу на глаз.

Через три часа переговорив с двумя десятками чернавок, Сухотка уж кое-что выяснила.

Кислица, что раньше Зимаве прислуживала, вспомнила да рассказала, что перед тем, как исчезнуть, Морица обрядилась в платье простое городское да куды ходила ненАдолго. А еще про привороты любовные княжна спрашивала, — мол, правда ли, что черным колдовством мужика навечно привязать к себе можно, так, чтобы на других баб и вовсе не смотрел.

Вот энтого еще только не хватало. Приворот!

Вспомнила Нежданка глаза Власа пустые, папкин потусторонний взор блуждающий, — как сквозь толщу воды болотной тятенька родимый на жизнь смотрел да безвольным вовсе сделался.

Да, чтобы Морица-мокрица с ведьмой бессовестной за вязанку белок так же парня какого пригожего сгубили?

Нет, не бывать этому!

Уж она, Нежданка, постарается.

— Коли поможешь княжну сыскать, простится тебе все, — серьезно Прозор объявил. — Указ княжий о свистульках отменить можем.

— Да, я и за просто так помогу ради княгини, — Нежданка откликнулась. — Коли сумею, конечно, — уж добавила.

Потом подумала и рискнула спросить:

— А Ваньке простится?

Прозор рукой только махнул:

— Энтого я давно простил. И так помиловать его хотел, подержали бы ночь в амбаре для острастки, да по утру и выгнали бы взашей.

Нежданка от удивления чуть не присела прямо там, где стояла. Больше спрашивать не стала ничего.

— Можно на платье то поглядеть, в котором Морица куды ходила? — уж новая мысля в голове у нее затрепыхалась.

— Да, пойдем вместе и посмотрим, — Прозор откликнулся. — Чего ж нельзя-то?

Достала им Кислица платье серенько из цельного рядка похожих одеж. Обычна вроде рубаха верхняя зимняя.

Длинное платье — до пят Морице, поди, — нарочно уж такое княжна выбрала, чтоб сапожки свои сафьяновые, золотом шитые, прикрыть. Не пойдет же Морица в валенках соромиться. Она в них и ходить-то не умеет, ни разочку не надевала.

Пятна какие-то махоньки бурые по самому нижнему краю Нежданка углядела. Отогнула подол, а там ягоды давлены — клюква да брусника.

— На болота что ль ходила за ягодой? — малиновый с длинной рожей дурь свою уж всем показал.

— Зима на дворе! Кто по ягоду пойдет? — напомнила Нежданка. — Где Град, и где те болота клюквенны? Быстро бы не обернулась. Да и листочков вовсе нет, одни ягодки. А листочки, даже сухоньки, прошлогодние, они завсегда пристают, коли через заросли ягодны пройти.

— Что ж все энто значит? — Прозор нахмурился.

— На ярмарке она что ли была, где ягодой торгуют, — Нежданка предположила. — Ну, или уж в амбаре али в подполе, где клюкву да бруснику хранят. Чиста ягода, перебратая, без единого листика.

— Ну, башка лохматая… — Прозор в затылке почесал. — Ведьма ты что ли? — уж сам не знает зачем спросил.

— Ни разу не ведьма, — Нежданка отмахнулась. — Устала уж оправдываться. Любят у нас напраслину возводить.

— Извиняй, — Прозор поклонился.

Не в шутку, взаправду у няньки прощения попросил.

— Ладно, на ярмарку я побегла, — Нежданка уж решила. — Вы тут свои склады ягодны покамест обсмотрите, мож, сыщите чего.

Прозор велел ключницу на двор звать, чтоб по амбарам с ней пойти.

— Монетку каку мелку дайте, — вспомнила Нежданка. — Чай, за новости на ярмарке платить придется.

Отсыпала ключница девке монет и бусин в бархатный мешочек, да и собралась Нежданка за новостями в торговые ряды.

— Малиновых ко мне не приставляйте, умоляю, всех баб языкатых на ярмарке распугают — ничего не дознаемся, — уж предупредила. — Не сбегу в энтот раз, слово честно даю.

У входа на ярмарку семки продавали.

Почитай, двадцать мешков с товаром в рядок выставили. Пошла Нежданка торговаться, семки пробует, с тетками за жизнь болтает, с кем и познакомилась. Всех прошла, уж сообразила, кто помочь в ее деле может.

— Бабка Груня, отсыпь мне большой кулек, — улыбнулась Нежданка да монетку блестящу краешком кажет, чтоб другие не заметили, завидки не взяли. — А на сдачу посоветуй к кому по делу одному обратиться.

— Слухаю, — уж девке Груня шепчет да кулек семок тянет.

— Кто с приворотом помочь может? — шепотом в самое ухо бабки спросила Неждана.

— За клюквой лучше к Додоле пойтить, — громко Груня на тот вопрос отвечает, чтоб товарки чего не заподозрили.

— Благодарствую, — Нежданка поклонилась.

Семки взяла, из кулька берестяного лузгает неспешно. Да в сторону ягодных рядов и двинула, не торопясь.

А торговки у нее за спиной заспорили яростно, чья клюква на рынке получше будет. Лишь бы уж не разодралися, скандалы ни к чему сейчас.

Нужные ряды издали видать — снег под прилавками алеет от давленых ягод, что из кузовков скатываются.

Какая ж из них Додола? Нежданка пока как бы мимо идет и приглядывается. Не на ягоду в кузовках пялится, а в рожи под платками и шапками всматривается пытливо.

Энта слишком молода, энта дурочка какая-то болтливая, тот и вовсе мужик с бородой… Все равно еще много баб с виду подходящих, а ошибиться уж никак нельзя. Прямо спросишь — обмануть могут, знает уже Нежданка энти ярмарочные кренделя. Чтоб чужого покупателя себе зацепить, кем хошь назовутся.

Мальчонку-коробейника перед клюквенными рядами споймала, ленту золотую в товарах его выбирает.

— Меня к Додоле за клюквой послали, — пареньку сказывает. — Боюсь, что обманут злые тетки меня, дуру доверчиву. Коли Додолу покажешь, две ленты у тебя куплю.

Мальчонка носом шмыгнул да говорит:

— Четвертая с того краю, в зеленом платке. Чего ж не показать-то?

Купила Нежданка ленты, как обещалась, и громко так говорит:

— Сдачи не надь, себе леденцов купи, у меня хозяйка — девка богатая, денег не жалееть, чтоб жениху понравиться.

Энто чтоб в лучшем свете себя перед Додолой выставить, Нежданка расстаралась.

Пусть уж знает, что денежки водятся, — богата у нее хозяйка, да в мужике каком заинтересована шибко.

После той комеди напоказ уж к Додоле прямиком наладилась.

— Почем клюква? — для начала спросила.

Ответ и не расслышала, уж дальше спрашивает:

— А кисель приворотный сварить, подскажешь как?

— Кисель приворотный, — баба загоготала.