— Ладно, ступай, — снова заговорила свысока Морица. — А то опять меня будут винить, что малые разревутся. В терему что ни случится — всегда княжна виновата.

Да, такое Нежданке знакомо не понаслышке, то она хорошо понимала. Даже дрогнуло что-то внутри, жаль Морицку стало.

Девчонка поторопилась переодеться в свое платье и поспешила к княжичам.

Ох, и не нравилось это все Прозору! Как не нравилось!

Опять мальцов чуть не погубили, чудом убереглись.

Тут среди тех, кто уже толчется в хоромах, душегуба не сыскать, а они гостей на пир созвали со всех концов.

И так уж родней княжеской терем забит по самую крышу — что огурцы в бочке подпирают. Так удумали еще праздник учинить. Сначала сватовство отпируют, а через пару месяцев и свадебку сыграют — два праздника. Понаедет народу — тьма. И все-ближайшие родственники. Как за ними уследишь?

Старый князь Вязель четыре раза женился. Первая жена Веда родила князю десять детушек да померла. Старший из сыновей — Владивой сел править после Вязеля.

Долго у Владивоя и Рогнеды мальчишек не родилось, одно это недоразумение — Морица и появилась на свет за двенадцать годков. Все младшие братья князя уже в своих грезах княжью шапку Вязеля на себя примеряли.

А братьев этих после четырех жен Вязеля — больше тридцати человек осталось. Сестер — всего шесть у Владивоя, а братьев — ого-го сколько. Чаще сыны старому Вязелю удавались, чем девки.

Двенадцать лет братья судили да рядили, кто будет править, коли Владивой так и не оставит сыновей-наследников. Там в пылу борьбы меж собой двоих уж укокошили нечаянно. А все одно больше тридцати братьев еще осталось — не сильно уменьшилось.

И тут нежданно-негаданно случилась радуга какая-то невероятная, двойная, прямо над теремом в Граде встала— и родились вскорости у Рогнеды подряд Олег, а через год — Игорь. Крепкие разумные мальчишки растут — всем бы таких сыночков. Дорастут ли до княжеской шапки — то еще вопрос… С колыбели мальцов уморить хотят.

Всем они дорогу перегородили своим рождением. Да, поди — разберись, кто из княжеских братьев за-ради власти убить готов родных племянников.

А уж сколько баб вьется вокруг кажного, кто в очереди за княжьей шапкой стоит… И жены, и сестры, и дочки взрослые, да к тому ж полюбовницы, даже нянюшки старые — и те туда же. Все подмогнуть своему готовы, подтолкнуть его вперед в энтой очереди норовят.

Поди найди там, которая с зябким именем. Четыре Зимы, три Зимавы, а еще Изяслава, Перезвона, Греза, да Загоска. А коли еще тех посчитать, у кого в имени вместо «Зь», к примеру, «Сь» звенит, — там еще два десятка баб наберется.

Да, вообще, чужим именем та могла называться, не по изморози ее, что мальчонке, озябшему на сеновале, причудилась, искать надобно.

Разослал Прозор малиновых во все концы княжества, чтоб сыскали колдушку по имени Липа, что привороты творит да травами лечит. Кафтаны нарядные, золотом шитые, разумеется, велел в терему оставить, облачиться в крестьянскую одежу, усов на желудИ не вить, бороды отпустить, чтобы незаметно втираться в доверие к простому люду.

А сам в Коромысли отправился на новые избы смотреть.

Первую избу поставил своему сыну местный мельник Сувор. Все шестеро братьев ему помогали, да и сыны рядом старались, особенно — старший, которому к свадьбе та изба предназначена была.

Вторую избу бобыль Яловец сам себе ставил. Неказистая избушка вышла, кривенькая, долго он ее возводил.

А вот третью какая-то баба богатая из Града заказала, щедро платила. Чужих людей наняла на стройку. Кому изба строилась, кто в ней жить собирался, — никто не знал. Странно все это, очень странно.

Снежиной баба себя называла, на Рагозу-воеводу ссылалась. Только у Рагозы жену Ладиславой кличут.

Два бочонка хмельного меда Прозор с двоюродным братом Рагозой выпил, а так никакую Снежину воевода и не вспомнил, не признал — не было в его окружении баб таких. И денег на избу в Коромыслях он никому не давал. Даже своей давней полюбовнице Дануте окромя мехов и бус жемчужных ничего не дарил. У нее уже тех бус за двадцать годов скопилось… — двадцать раз удавиться можно было теми жемчугами, канат корабельный из нитей сплести.

Прозор все-таки съездил сундуки Дануты проверил, жемчуга пересчитал. Ничего не продавала дура преданная, чтоб избу свою ставить. Все родителей соромит, как собачонка верная ждет Рагозу с кажной войны.

Снежина — имя зябкое, поди ж ты, какое совпадение. Да, где бабу сыскать?

До пира по поводу будущей свадьбы младшего брата князя — Белояра оставалось три дня, а в Град уже вторую седмицу прибывали гости.

Князь Владивой — суровый воин на поле брани — в дому своем слыл душой доброй, щедрой и безотказной.

Кто такой Белояр, если посудить? Один из тридцати четырех младших братьев. Белояр по возрасту князю Владивою в сыны годился. Он годков на пять всего Морицу постарше.

Самых младших братьев и сестер Владивой особенно трепетно опекал. Осиротели они еще детьми, Вязель последний раз уж поздно женился, да и помер рано. Зимава осталась вдовой с восемью детишками на руках. Всех их в своем терему князь поселил, всем защиту давал и поддержку.

Подрастали дети — девки замуж выходили, сынов женили — все в терему княжьем свадьбы справляли, с размахом.

Белояр — предпоследний из сынов Вязеля. Как уж так получалось, что к некоторым детушкам мамки крепче, чем к другим, сердцем прикипают — неизвестно. Но был Белояр для Зимавы, что Богдаша для Сороки — любимец балованный, пухляш раскормленный. Самый сладенький кусок всегда ему доставался, ни в чем мальчишка отказу не знал.

Так что, когда захотел сынок жениться на Прелесте, уж Зимава расстаралась, сосватали девку. Хотя на нее кто только не заглядывался — чудо как хороша дочка у заморского лекаря да простой птичницы народилась. Торопилась Зимава, боялась, что лекарь девку на родину свою пошлет учиться — взяли тоже привычку дурную — баб грамоте обучать, как в Цвелизованных землях. А им потом и науки, и искусства подавай, за пяльца не усадишь — все тянет куда-то за порог али в небо звездное пялиться. Астролябию девке на свадьбу лекарь подарить обещал. Удумал тоже!

Кажись, Прелеста до конца и не поняла, что ее сватают, — ответила, что на все согласна, и умчалась на чердак в окуляры на комету глядеть. А, мож, потому согласилась, что давно ей астролябия та была к свадьбе обещана.

Не стала Зимава звать лекаря с птичницей на пир летний, никого со стороны невесты не позвали — чудна уж больно та семья.

Меж собой, княжеской родней, потому справлять решили.

Вот и прибывала в Град та родня, что вода талая по весне — прибывала и прибывала. Того гляди, терем из берегов выйдет. Мужи и парни верхом торопились, в повозках — бабы, девки, чада да подарки подъезжали.

Распорядился князь с подсказки Прозора вдоль терема еще одну конюшню поставить для гостевых коньков. Теперь днем и ночью дым коромыслом стоял — рубили топоры, вжикали пилы, стучали молотки.

Гости подъезжали непрерывно. Уже деревьев не хватало, чтобы новых коней привязывать. Некоторые так и бродили сами по себе в чужом Граде, кликали их слуги на все голоса. Кричали кухари на чернавок, что не успевали посуду после обеда к ужину намывать. Булькали котелки, пеклись пироги, вепри на вертелах крутились, утки яблоками начинялись, бочонки с медом из амбара с грохотом по доскам выкатывались.

А до самого пира еще целых три дня оставалось, то не праздник еще вовсе был, так — приготовления.

Днем случилось с Нежданкой такое…

Забыл княжич Игорь любимый меч деревянный, когда пришла пора заканчивать сказки слушать, да наступило время идти учиться на коне скакать. Увели мальчишек к Коркутхану, торопили их, малыш про игрушку и не вспомнил. Нашла Славка тот меч в траве, поспешила отнести. А то — расстроится малой, плакать будет, — хуже, коли посреди занятия пропажа обнаружится. Князь Владивой тот меч подарил сыночку младшему, очень Игорь подарком дорожил.