— Откуда ж у меня столько сил, чтоб лед до самой мельницы по всему ручью сломать? — начала уже задумываться Нежданка, как все исполнить.

— Не надо весь, — улыбнулась Тайна. — я и подо льдом могу плыть долго. Мне бы хоть раз через пятьдесят шагов лунки делай, чтоб смогла подниматься воздуха глотнуть.

— Ладно, — нехотя согласилась Нежданка. — Пойдем… Только боюся я тебя, близко не подплывай.

Так они и двинулись вдоль ручья в сторону мельницы. Нежданка по берегу с тяжелой палкой идет, Тайна на пятьдесят шагов подальше, высунет из-под воды голову свою морозную да ждет, пока девчонка в другом месте лед сломает.

Полдороги прошли прежде, чем Нежданка спросить решилась:

— Тайна, скажи, а я тоже ведьмино отродье, коли тебя вижу?

Снова засмеялась водяница:

— Чтоб с нами встретиться не надо силой колдовской обладать. Разве не слыхала ты, как люд простой с водяницами да лешими видится, чертей в избе считает?

— Слыхала, — нехотя согласилась Нежданка.

Продвигались в сторону мельницы они довольно быстро, просто на удивление.

— А кто ж я тогда? — уж в самом конце пути снова спросила Нежданка.

— Так то у себя вопрошать надобно. — улыбнулась Тайна. — Кто ж, окромя самого человека, на то ответить сможет?

Повесила нос Нежданка, где ж их взять, те ответы? Чай, не рябинки на дереве — так просто не соберешь.

«Поди неспроста девка решила лед продавить в том самом месте, где я умирала медленно, — подумала Тайна. — Почуяла что, не иначе». Да, вслух ничего говорить не стала — пусть сама уж с собой разбирается.

Как к мельнице подошли, Жерих уж углядел любушку свою, выбежал на мороз, подхватил зазнобу на руки, да в тепло понес. Обняла водяница любимого-ненаглядного, поцеловала жарко — сосульки в волосьях у нее враз растаяли, водопадом на снег хлынули.

— Бегом от ручья торопись, — прокричала девчонке в след водяница. — Очень жарко сейчас будет…

Потопала Неждана дальше в сторону «Хохотушки», сил уж почти не осталось. Да, как обернулась через десять шагов, — увидала, что на ручье изнутри лед ломает, колесо мельничное обороты уж набрало, так и побежала со всех ног.

Хотела бы она таку любовь горячую, чтобы лед вскипал…

Так, за мыслями своими и перешла Нежданка безмолвный лес. По темноте шла, да не боялася, ничего вокруг не замечала — торопилась сильно.

Не видала, как огромный седой медведь, не давешняя медведица, а другой — могучий и лобастый рыкарь провожал ее через лес. Перед ним расступались звери лесные, хоронилась нечисть нехитрая. Шел великий медведь, шел охотник, что когда-то побратался с медведем, вел внучку свою Беляй — в большой мир, в новую жизнь весь Род девчонку провожал.

К трактиру Неждана подошла уже затемно. Вернее — мальчишка подкрался, пригнулся за дальними кустами да поглядывает. Все вокруг изучает — на рожон не лезет, вперед розума не бежит.

Трактир «Толстый Хохотун» прилепился с боку княжеского тракта, как клещ к собачьей вые. Хорошо, поди, — место уж больно сытное.

Трактир сложили из самого отборного леса. Бревна для постройки взяли толстые да длинные, поэтому и трактир получился раз в два поболее любой крестьянской избы.

«Что ж за деревья, коли бревна такие получилися?» — подумала Нежданка.

«А кто такой Хохотун?» — сами по себе придумались новые вопросы.

Так цветочки по весне один за другим расцветают — то нет ничего, а потом один раскроется, а за ним другой… И вот уж целый луг красой дурманит — розовый до самого неба. Так и у нее, Нежданки, в голове раньше как-то пусто было, а теперь вопросы морозными пчелами роятся, — не башка, а просто улей какой-то.

Ах, коли бы можно было в трактир войти, да разузнать все… Но внутрь ей нельзя, ищут ее… Да, и нечего девчонке в таких местах объявляться.

Собирался на постоялом дворе народ всякий, честный да не очень.

И княжьим людям доводилось на ночлег в «Хохотушке» останавливаться. Коли ночь в пути застала, — деваться-то некуда. На десяток верст окрест другого постоялого двора не сыскать.

Крестьяне из дальних деревень, что ездили в Град на ярмарку, с опаской, но загоняли свои сани за ворота трактира.

Люд лихой, бывало, наведается — то от погони схорониться, а то добычу сидят делят. Мед хмельной пьют, в кости играют, потом дерутся.

Нонче вон цельная толпа развеселых скоморохов в «Хохотушке» вечерит — ажн восемь кривляк с трещотками, бубнами и погудками, да с ними медведь-плясун.

Привязали медведя на дворе подальше от лошадок, да и ладно уж, чай, всем места хватит. Медведь, заневоленный сызмальства, уже ко всему привычный.

Всем в трактире меда по кружкам плеснут, всем найдется, чем угомонить брюхо голодное. Щи да уху хозяйка наварила, уток натушила, сала ломтями нарежет. А уж кашу какую хошь выбирай — овсяную али пшеничную, а то и гречневую. Можешь и репы печеной попросить, коли дома ее не наелся. Капустка квашенная, огурчики соленые да яблоки моченые — тоже все, как дома. Кушайте, гости дорогие! Да, в драке сильно друг друга по башке лавками не стучите, добре они сколочены — покрепче, чем лбы ваши будут.

Хозяйка трактира- дородная веселая баба Касатка — велела скоморохам все ихние погудки по котомкам попрятать, в «Хохотушке» не дудеть. Указ княжеский про свистульки вышел, да толком его еще не поняли, не осмысли. Уж не больно деревянные дудки от глиняных свистулек отличаются. Так что, могут своими трещотками трещать да в бубны бить — про то княжеских распоряжений не было, а погудки — не, не сегодня, не в добропорядочном трактире, который дорожит своим честным именем. Ну, уж какое есть имя — тем и дорожит.

Двор вокруг трактира был обнесен высоким забором, ворота запирались на замок. К замку и воротам был приставлен мужичок с закопченным фонарем. Он открывал ворота, чтобы дать заехать новым саням и открывал для тех, кто покидал заведение. Понятное дело, что вечером, ближе к ночи, гостей заезжало поболе, чем выезжало. Но все ж и такие находились.

Некоторые застряли в «Хохотушке» со вчерашнего дня — ехали в Поспелку на ведьму поглазеть, да не доехали малость — упились. Вот их сейчас хозяйка расталкивала, помогала собраться да выпроваживала по домам, кому не далеко. Из-за скоморохов с медведем в трактире снова наплыв народу. А, к примеру, коли сало на свечах избыточно наплывает, его надобно вовремя счищать. С постояльцами в трактире — та же история.

Нежданка ужасно устала, хотелось есть и спать, да хотя бы просто прилечь и согреться, поплакать о дедусе. Даже стог сена на постоялом дворе сейчас казался княжеской периной. Между ней и таким желанным ночлегом стоял неказистый мужичок с закопченным фонарем.

Как просочиться в ворота, коли каждому въезжающему он тычет огоньком в лицо и пристально всматривается? То ли ищут кого? То ли завсегда у них такие порядки, чтобы пьяных да божевольных на двор не пущать? Ищут… Сердце ухнуло в пятки, как промерзшее яблочко с ледяной ветки упало да в глубокий снег провалилося… Конечно, ищут! Ее, Нежданку, поди, и разыскивают.

Энти важные мужики, что из Града вчера по ее душу явились, сегодня, наверное, уж снова прицокали на своих холеных конях, да с подкреплением.

Может, ну, его, этот трактир?

Идти дальше пешком у нее просто не было сил. Закончились. Думалось уже, в сани к кому попроситься, да сразу в сторону переправы двинуться. Так подходящих саней вроде не попадалось — все местный люд в шубах мехом наружу из трактира разъезжался. Да и семей приличных не углядела, мужики одни, да все хмельные.

Нежданка обошла забор трактира по кругу в надежде найти хоть малюсенькую щелочку. Уж тогда бы она в нее юркнула мышкой, забралась бы в колкое душистое сено, да и упала в сон. Глаза слипались, девчонка терла их снегом. Как давно она не спала, как устала…

«Думай, голова, чай, не чугунок!» — велела себе Нежданка.