Истории, которые заканчивались поцелуями, Ванда обожала. Она снова захлопала в ладоши.

Хозяйка, как обычно, принесла мальчишке таз с теплой водой да кувшин, чтоб от пыли отмыться. А пока он утенком плескался за стенкой, нашла Ванда в своем чулане такую рубаху нарядную, что девки крестьянские как платье носят, что у Нежданки даже дух перехватило — никогда она так богато не наряжались, пока девкой жила.

— Ой, а что ж с волосьями делать? — воскликнула Ванда.

Девчонка получалась из Озара прехорошенькая, да косу не из чего плести. Еле-еле хватает волосенок, чтобы лентой на затылке перетянуть. Да, куда выйдешь с таким куцым хвостиком? У зайца, поди, и того поболе.

— Погодь, — Ванда снова побежала в чулан.

Она притащила четыре толстых девичьих косы, перекинув их все через руку, как полотенчико.

— Ой, — Нежданка даже присела от страха, когда этакое увидела.

— Да, многие девки косы на ярмарке покупают, — засмеялась Ванда. — Ты что не знал?

Скоморошек помотал головой.

— Косы вообще часто забывают, я их, вона, подписываю даже, где чья, чтоб потом разобраться, коли девка воротится, — деловито пояснила хозяйка.

— А я читать не умею, — признался мальчишка.

— Годна, Купава, Прекраса, Долгождана — прочитала Ванда девчонке на кусочках бересты, что были подвязаны к косам. — Выбирай

«Долгождана, — повторила про себя вслух Нежданка, — какое сладкое имя.»

Коли б ее Долгожданой назвали, может она бы и выросла любимой избалованной дочкой, ей бы вон даже косу на ярмарке купили!

Девчонка вздохнула и закусила губу.

Прилаживать себе чужую косу почему-то не хотелось.

Да, ни одна из них по цвету не подошла. Все вроде русые Ванда выбрала, да все разнятся, не того оттенку. Кос с тем редким серебристым отливом, как у Нежданки, даже на ярмарке не сыскать.

Ванда прямо расстроилась, что в ее-то чулане подходящей косы не нашлось.

Отодвинула Неждана от себя ладошкой чужие косы, чужие судьбы.

Говорят, у девок в волосьях вся сила скрыта, так не будет тогда она ее забирать, даже не прикоснется. Вдруг потом еще что-нибудь плохое случится с Годной, Купавой, Прекрасой или Долгожданой, коли ведьма себе чью-то косу повяжет.

— Платком укроюсь, — да и ладно, — пояснил Озарка. — Какая разница, что под платком — коса али пеньки моток.

Повязала Ванда платок сама, своей уверенной женской рукой. Такая миленькая девчонка из скоморошка получилась — просто загляденье.

— Ой, у тебя даже грудь как будто, — удивленно и чуть испуганно выдохнула она, прижав пальчики к губам.

— Это я…выпячиваю, — нашелся, что ответить мальчишка.

— Научишь меня потом, — хихикнула Ванда.

Потом она наряжала Озара, как кукленка, — очелье, бисером вышитое, поверх платка повязала, рясны на очелье навесила. Достала уже бусы на выбор, и колечки на пальчики хотела нанизать, да он ужо увернулся да побежал, пострел такой.

Пересмяк с Урюпой все еще топтались у крыльца, когда Нежданка в нарядном платье вышла из трактира.

Не вышла — лебедушкой поплыла, томно поведя рукавом с узорами, медленно повернув голову и звякнув ряснами.

— Дяденьки, далеко ли до ярмарки? — первое, что пришло на ум, то и спросила. — Меня тятька послал за ягодами.

Про тятьку и ягоду она добавила больше для придания себе весу. Мол, и тятька-то у нее в трактире, если что-есть кому за девку заступиться. Да семья у них зажиточная — за ягодами не в лес ходят, а на ярмарке покупают — могут себе то позволить.

Оба «дяденьки» от неожиданности то ли крякнули, то ли хрюкнули и начали наперебой махать руками да вениками в разные стороны показывать, вспоминать, где ярмарка.

— Благодарствую, — поклонилась девка да степенно пошла за ворота.

Ах, как непривычно снова выйти на люди девицей. Да, еще сразу в Граде, где на каждой улочке народу больше, чем во всей Поспелке.

Парни голову сворачивают, вслед зыркают. Бабы опять о чем-то шушукаются, платками прикрываясь. Видать, хороша девка — всех цепляет.

Неждана так долго старалась быть мальчишкой, перенимала у мужиков их манеры и повадки, что сейчас она с трудом себя сдерживала, чтобы не шагать вразвалочку, размахивая руками, не прыгать через канавы с разбегу, не цыкать через зубы на ворону.

Ах, кто бы мог подумать, что так сложно переучиваться в себя обратно. Крепко прилипает чужая личина даже за какие-то два с половинкой годка.

Чтоб новую жизнь третий раз начать, надобно как-то из шебутного скомороха сызнова крестьянской девочкой обернуться. Да, уж такой скромной, такой пригожей, чтобы князю с княгиней она, Нежданка, понравилась.

Не, не Нежданка. Славка она теперь.

— Лазоревая вишня, — мечтательно повторила Ванда, перетирая глиняные крУжки за стойкой трактира. — Как красиво…

Чтобы пройти во внутренний двор княжеского терема, надо было доложить о себе двум малиновым великанам. Кафтаны у них расшиты золотыми галунами, усищи вверх штопором закручены — так Морица придумала, сильна в ней была тяга к Цвелизации.

Поклонилась девчонка служивым людям, а у самой внутри все от страха слиплося, думала, и назад не разогнется. Хотя, мож, то не от страха — от двух кружек сладкого горячего шоколада со сливками.

— Мне к княгине Рогнеде надобно, — на удивление уверенно и бодро доложила она. — У нас с князем уговор был.

— Княгиня в саду на качелях качается — нехотя откликнулся левый малиновый. — Не велено в те часы никого пущать.

— А уж не Славка ли ты из Заозерного? — прищурившись, спросил правый.

— Славка, Славка! — охотно закивала девчонка.

Да, уж откуда они про Заозерное прознались? Нежданка только вчерась придумала себе цельную новую жизнь, еще и обсказать никому не успела, а в терему уже знают.

Потом-то вспомнила, что Озар то сочинил еще, что сестра у него в Заозерном живет. Токмо у Озара в его сказочке сестра замужем давно, детушек мужу рожает одного за другим, кажный год прямо, а в какой год и по двое успевает. Хорошо, что Заозерное почти на краю земли, в обратную от Цвелизованных земель сторону, — авось, не поедет туды никто Озаркиных племяшей пересчитывать. Все это разом пронеслось у Нежданки в голове, как молния сверкнула.

— Славка! Славка я! Она самая! — сызнова завопила девчонка.

— Откуда в Княжий Град прибыла? — строго спросил левый малиновый.

— Так с Заозерного ж, — ответила девчонка, оторопев. — Сами ужо знаете, сами ж сказали.

— Порядок таков, не нам его нарушать, — погрозил пальцем малиновый, что вопрошал.

— Проходь, ужо, не задерживай, — левый отпер внутренние ворота.

— Да, помни, что до заката солнца выйти все посторонние должны из княжеского терема, коли не будет иных распоряжений от самого Прозора, — опять пригрозил правый.

— А кто это? — спросила Славка.

Она вытаращила удивленные глаза и постаралась обворожительно улыбнуться.

До Ванды в этом деле ей еще было далеко, но она старалась. Все в жизни пригодится — уже поняла. Особенно в такой жизни, как у нее, — что по ямам да колдобинам летит с самого начала.

Вместо ответа на вопрос о Прозоре малиновые загоготали в голос.

«Интересно, они усы на желудИ закручивают?» — зло подумала Нежданка. Видала они такие у Ванды — все с тех же Цвелизованных краев пошло. Пока на дубу висят, они, значится, жЁлуди, а как волосья прядками накрутить да тряпицей обмотать, ужО — желудИ, на горланский манер.

В княжеском саду росли яблоньки, рябины, шиповник, а с краю дуб вековой стоял, могучий. На том дубу на цепях качель висела, деревянная резная, со спинкой высокой да с подлокотниками, — как скамейка длинная, вдвоем можно усадиться, а то и втроем. На спинке кот вырезан, уж больно ученый, судя по морде.

На тех-то качелях и сидела сейчас княгиня Рогнеда. Жена князя Владивоя была под стать супругу — статная, высокая, чело светлое, глаза серые, вроде добрые, только уставшие какие-то. Качалась она не шибко, да задумчиво все вдаль глядела.