Вместо того, чтобы поклониться да поздороваться, как положено, Нежданка почему-то спросила:

— А что видать за синим лесом?

Так дед Василь, бывало, ее спрашивал, когда раскачивал сильно. И так тогда хотелось девчонке заглянуть за синий лес, хоть одним глазком на княжий терем посмотреть. И вот она здесь, с самой княгиней разговаривает!

Какая же она красивая, эта княгиня Рогнеда, даже красивее, чем Ванда. В терему узорном живет, детушки такие пригожие младшие, ну, Морица-мокрица не в счет, ее и замуж можно выдать. Почему же радости не чувствуется, почему так печальна княгиня?

— Да, ничего из-за крепостной стены не видать, — грустно ответила она.

Подвинулась на качелях, место для Славки освободила.

— А что за синим лесом, я и без качелей знаю, мне то докладывают девять раз на дню, я тебе и так скажу, — чуть повеселее ответила она.

Наверное, княгине захотелось удивить девчонку, и стала Рогнеда перечислять:

— В поле за Тыхтышами дружина княжья стоит, лагерь разбила, учения у них там ратные. Воевода опасается, что местные красавицы в полон всех его богатырей возьмут, уж больно девахи бойкие. В Коромыслях три избы новые построили, в Поспелке корова в лес ушла, обещалась к вечеру вернуться. В Кузовках скоморохи велели баню топить, да так и не заплатили, не помылись, съехали из деревни чумазые. В Новых Журавликах у коваля Борзосмысла и жены его Малинки двойня давеча народилась, вторая уж.

Нежданка улыбнулась и Рогнеда улыбнулась ей в ответ.

— А моих детушек, Олега да Игоря, погубить кто-то хочет, сила злая все за ними охотится, по пятам ходит — печально призналась Рогнеда. — То змею в колыбель подкинут, то саночки зимой с крутой горы под обрыв толкнут, то в лес кто-то завел… И в пруд бросали, и в бане жаркой запирали, и подушками душили, — много уж разного было. Чудом каждый раз спасались, Боги древние их берегут, не иначе. Давеча вон леденцами отравить хотели. Хорошо твой брат те петушки выхватил да в пыль бросил.

Теперь-то Нежданка поняла, почему у княгини такое лицо печальное, страдания они, поди, и в княжьем терему хороводы водят.

— А меня матушка Макошь бережет, мне сказывали, — зачем-то доложила девчонка. — Она добрая и справедливая, не дает в обиду. Макошь она всехняя, она и за княжьих детушек, поди, заступается.

— Не иначе, улыбнулась Рогнеда.

Они даже со Славкой раскачались посильнее. Да, правду княгиня говорила — ничего из-за крепостной стены высокой с тех качелей не видать. Там только внутрь себя смотреть можно, да думки думать.

— Беги к малым, — наконец, княгиня вспомнила, зачем Славка пришла. — Ждут они тебя, сказок просят.

У Нежданки все внутри, как солнышком озарило. Приняли! В княжий терем ее приняли!

— Попрошу я тебя еще, кроме сказок, присматривать за сыночками моими, чужих не подпускать.

Нежданка охотно закивала.

— Спать рядом с их покоями будешь, согласна?

Конечно, она на все была согласная. В княжьем терему спать рядом с детской горницей, чистенькой и уютной, с нарядными покрывалами, — это все ж таки не на постоялых дворах с восемью скоморохами за барабаном, да, бывало, что и с медведем под боком.

Все ж таки, коли девкой уродилась, тогда и жить девкой гораздо удобнее, что говорить.

Княжичи встретили свою новую няньку радостно. А уж как она им историю про кикимору рассказала, стали Олег да Игорь со Славкой лучшими друзьями. Ходили мальчишки за ней хвостом и все новых сказок да потешек просили. А у нее того добра — что ягоды в лесу в разгар лета

Чернику они тоже все втроем лопали, смеялись, синие языки друг другу показывали.

Вспомнилось почему-то, как у Ваньки все губы в чернике были в тот день, когда они познакомились. Три года уж прошло… Было ей тогда двенадцать, а сейчас уж пятнадцать с половинкой.

— Славка, а откуда у тебя столько сказок? — спросил Игорь-младшенький княжич.

— Так я везде хожу, коли сказочку какую увижу, так ее и подбираю, за пазуху под рубаху прячу, а потом оттуда, от самого сердца рассказываю, — смеялась Нежданка.

Как ей нравились их радостные личики, поднятые от удивления бровки, открытые от восхищения рты…

Да, как можно? У кого рука поднялась на малых детушек? Кто ж леденчики те..?

И тут сызнова Нежданку как дятел клювом тюкнул, токмо на это раз она успела его за хвост поймать. Вспомнила.

Тот разговор, подслушанный зимой на постоялом дворе, когда от бед своих в сене пряталась, а две бабы под покровом ночи жизни детушек торговали. Одна прямо так и говорила «леденчики» — именно это самое слово! Да, старушечий такой голос, противный был. Наверное, поэтому бабка шепелявая ей и не понравилась, что к мальцам у бани пристала, поэтому и петушки Нежданка в пыль бросила — вспомнила она. Тогда еще не поняла, но вспомнила.

Остальное пока не вспоминалось, — чай, два года ужо прошло с лишним.

Вечером, перед закатом, устроил Прозор построение всем малиновых во внутреннем дворе терема. Были тут и малиновые с золотыми галунами, и малиновые с золотыми шнурками, и малиновые с золотыми пуговицами.

Узнала она его. Оказывается, в ту злую ночь тот самый Прозор у нее на родном крыльце вопрошал, лепит ли она свистульки приворотные.

Глядела, да не верила, что смотрит в глаза тому, кто приказал Ваньку казнить. Все ее собственные беды, поди, тоже с него, Прозора, начались. Хотя… Боялась она его и ненавидела. Но пуще — боялась.

А уж когда этот страшный человек выкликнул ее имя на весь двор, да велел вперед выйти, опять страх уцепился мохнатыми лапами за лодыжки, да не пускал. Княгиня Рогнеда подошла, обняла за плечи, да вперед и вывела.

А всего-то для того на этот раз звали, чтоб объявить всем малиновым, что Славка- новая нянька княжичей, что в терему теперь живет.

Хотела уж она вроде расслабиться после малинового построения. Сидели они с Олегом да Игорем под яблонькой да песенку про коня богатырского разучивали. Тут прибежала чернавка и передала, что Прозор к себе Славку кличет. Пальцем грязным ткнула, куды бежать, да ничего не объяснила.

С каким тяжелым сердцем Нежданка туда поплелась… Ноги еле переставлялись, в груди жгло нестерпимо. Вот, поди, и вскрылся ее обман, все ее обманы один за другим. Разузнали, что она ведьма из Поспелки, скоморохом ряженая, велят плаху перед теремом ставить.

А Прозор всего-то велел завтра брата позвать к нему на разговор. Зачем — не сказал.

Вроде и отлегло от сердца чуток, только за Озара тоже ей, Нежданке, идти. На завтра, видать, казнь переносится просто.

Отпросилась Славка с утра у княгини за братом сходить, да поплелась на улицу Гнилая Кочерыжка. Недолго ж в терему, княжьих хоромах, пожила — токмо полденька и ночку. К мальчишкам уже прикипеть успела, славные они.

Брела красивая девка от терема на окраину Града — то видели бабы, девки, мужики, малые дети, собаки, вороны, лошади, четыре кота да пестрый петух, что сбежал от кухаря.

А что на душе у девки творилось, то никому не разглядеть.

Нежданка очень надеялась, что никого из скоморохов в трактире поздним утром не застанет. На ярмарке, поди плясать должны, деньгу зарабатывать.

Ну, кто уж точно будет «В Сивой кобыле» — Ванда. И она захочет подробностей про заносчивую девку, хороводы и поцелуй… Врать не хотелось, сил просто не было. Может, сегодня последний денечек ее, Нежданкиной, жизни, и не доведется уж больше увидеть неба и солнышка, этой травки, даже хоть вон того облезлого кота, что охотится за пыльными цыплятами, и покосившегося забора, и толстой рогатой бабы, которая на всю улицу ругается с зятем. Гоняет его полотенцем каким, голову в красной кике вперед наклоняет, как забодать хочет.

Даже здесь, на задворках Града, кипит и булькает какая-никакая жизнь, пусть и жиденькая похлебка, а все ж таки… А ее, Нежданку — малую горошинку, завтра просто выплеснут из этого котелка… Было то очень обидно.