И слова…

— Нет! — чей-то голос врывался во тьму, — открой глаза!

Чей-то властный, чей-то знакомый голос…Я была рада его слышать и не рада. Не открою глаза. Я плыву в темноте…Я хочу умереть, потому что мне больно, и я горю…

Внезапная прохлада пронзила горячую тьму. Голубой свет манил меня издалека, звал, настойчиво и властно…Глаза, голубые, холодные сияли в темноте. Надо идти к ним…Идти к свету, к спасению…

И снова темнота.

А затем яркая вспышка света…Нет, не света, огня! Адского пламени! Я в аду! Я горю! Я слышу, как трещат мои кости, и плавится кожа…

…И чей-то далекий голос, идущий из запредельных глубин, позвал меня по имени. Не властно. Просто позвал. Будто просил. Этот голос…

— М-м-м…Моран… — то ли выдохнула, то ли прохрипела я, — ты спас меня?

И совсем рядом, у самой щеки, его голос, спокойный и твердый:

— Да.

Я улыбнулась. И в этот раз упала в свет.

Когда я пришла в сознание, то увидела возле кровати колченогий столик с банками, флаконами, зельями, книгами. Высокий худощавый мужчина в темно-синем одеянии склонился надо мной. Он проверил мой пульс, затем внимательно осмотрел глаза и лицо.

— Хорошо…Хорошо, — бормотал он, — вы меня видите?

Я кивнула и попыталась спросить, сколько была без сознания, но он жестом прервал меня:

— Для начала вам следует немного поесть и выпить это, — он протянул глиняную чашу с каким-то отваром. Я с трудом выпила его, превозмогая головокружение и тошноту. После того, как поела супа и выпила еще какой-то настойки, наконец, почувствовала, что могу говорить.

— Спасибо, — произнесла я слабым голосом. Лекарь скупо улыбнулся, — сколько я пролежала так?

— Около пяти дней.

— Пять дней! Но что…что это было? — спросила я и непроизвольно коснулась своей головы. И только в этот момент заметила, что на голове у меня повязка. Вся голова была перебинтована узкими полосками ткани.

— Что?.. — прошептала я, трогая голову.

— Яд, — флегматично ответил лекарь, — в щетке для волос было смертоносное количество яда, часть которого скопилась в ваших волосах и неизменно убила бы, несмотря на все наши старания.

В голову пришла внезапная догадка.

— Вы остригли мне волосы? — спросила я.

— Не совсем, — неожиданно весело ответил он, — часть волос выпала уже к вечеру первого дня, а остальное просто сбрили.

«Я лысая», — равнодушно подумала я. Лысая…Зато живая. Это было главным. Слабая, еще с трудом шевелившая конечностями, но живая.

— Хранитель? — спросила я, — можно ли его позвать?

Лекарь с интересом посмотрел на меня и нахмурил лоб.

— Хранителя нет во дворце, — сухо ответил мужчина.

— Ясно, — промычала я, — а Галвин?

— Я уже послал за ним, скоро он придет. Юноша очень волновался за вас.

Я замолчала и прикрыла глаза, пытаясь осмыслить услышанное. Кто-то пытался отравить меня. Но кто? Кому это понадобилось?

«Да кому угодно», — угрюмо шепнула интуиция.

Верно. Это мог сделать даже тот толстяк, что кричал и тыкал в меня пальцем во время завтрака. Это мог быть любой из тех, кто сидел на пиру и косился на меня. Любой, кто считал меня мерзким и недостойным жизни существом.

Мои размышления прервал скрип двери. В комнату вбежал Галвин. Он в два рывка преодолел расстояние от двери до кровати, сел на край кровати и сжал мою руку.

— Хвала небесам, ты очнулась! — сказал он и, как обычно, улыбнулся.

Порой мне казалось, что девиз Галвина: «В любой непонятной ситуации — улыбайся. И в понятной тоже».

— Что? Что произошло? — спросила я, — лекарь говорил про какой-то яд…

Галвин бросил на мужчину гневный взгляд.

— Об этом позже, — сказал Галвин, — сейчас важно то, что ты пришла в сознание. Как ты себя чувствуешь?

Чувствовала я себя плохо. Меня мутило, кружилась голова, а еще было невыносимо тоскливо. Хотелось увидеть Морана. Но его здесь не было. И лишь Галвин, как настоящий друг, был рядом и смотрел с искренним волнением. И о чем я думала? Я слабо улыбнулась и произнесла:

— Ну…Теперь я лысая.

— Тебе пойдут платки, — сказал Галвин, — в нашем мире есть женщины из далекого королевства, которые специально бреют головы.

— Они воительницы?

— Скорее, отшельницы. Я дам тебе почитать книги о них, когда ты будешь полностью здорова.

Он был таким добрым, таким искренним. Он был хорошим другом.

— Спасибо тебе. Спасибо за все, — сказала я и сжала его руку.

Вдруг в воздухе заискрило, все пространство на секунду озарилось светом, и у подножия кровати появился Моран. Выглядел он несколько потрепанным и изнуренным.

Хранитель взглянул на меня, улыбнулся, сделал пару шагов. Его взгляд упал на мою руку, которую по-прежнему сжимал Галвин. Улыбка сползла с лица Морана, и он принял свое привычное, каменное выражение лица.

В комнате повисла тишина.

Я открыла рот для приветствия, но Галвин опередил меня, вскочив на ноги, и воскликнул:

— Хранитель! Ты явился раньше! Надеюсь, все прошло успешно?

— Вполне, — ответил Моран и взглянул на меня, — я вижу, что ты пришла в себя…

— Да, — перебила я его, — и мне кажется, что ты…

— Тебе не стоит сейчас много говорить, — прервал он меня, — набирайся сил.

Моран положил на мой лоб ладонь, теплую, твердую. Приятное тепло и спокойствие разлились по всему телу.

— Спи… — тихо и властно сказал он и еле слышно добавил, — я рад, что ты жива.

— А я рада, что ты здесь, — то ли прошептала, то ли подумала я и погрузилась в спокойный и глубокий сон.

Сны были мягкие и тягучие, как сладкий зефир. Мне снился Хранитель, он улыбался мне невероятной улыбкой, которую я никогда прежде. Моран протягивал мне руки, я бежала, смеясь, к нему и никак не могла приблизиться. Затем все потемнело, и черноту разрезали светящиеся миндалевидные глаза. Эльф с пира смотрел на меня, и повсюду раздавался его голос: «Интересно…Интересно…Интересно…» Голос становился все громче, а интонация все мрачнее.

— Моран!Моран! — звала, кричала я во тьме, — спаси меня! Моран!

Но его нигде не было. Я расплакалась и, вздрогнув, проснулась.

Розовый свет с окна падал на лицо, а возле кровати стоял он, Моран, плотно сжав губы.

Хранитель хмурился и молчал. Некоторое время я непонимающе озиралась по сторонам, затем стала внимательно изучать свои ладони. Я поняла, что чувствую себя лучше: голова не болела, меня не мутило, остались лишь слабость и лютый голод.

И появилось еще кое-что. Необъяснимое желание подняться сию же минуту и бежать, бежать без оглядки, подальше от этого замка, этого розового света и даже от него. От этого хмурого мужчины, к которому меня и тянуло, но он же меня и пугал. Чем? Я не знала.

— Я хочу есть, — сказала я, — а после уехать отсюда…Подальше.

— Тебе принесут ужин, — ответил Моран.

— Не стоит. Я могу сама встать и отправиться на кухню…Кстати, где здесь кухня? — сказала я.

— На кухне едят лишь слуги. Не пристало…

— Мне пристало, — оборвала я его и вздохнула, — я не являюсь ни высокородной, ни слугой. Я — никто. Здесь, по крайней мере. Так что кухня — вполне подходящее место.

Моран нахмурился еще сильнее.

— Хорошо. Хочешь на кухню — пойдешь туда. Но уехать отсюда пока не получится. Король и его советники хотят задать тебе несколько вопросов, — сказал он немного раздраженным голосом.

Мне не понравилась интонация, с которой он это произнес. Что-то подсказывало, что это будет не самая приятная беседа.

— И о чем меня будут спрашивать? — спросила я.

— Это будет касаться покушения на твою жизнь. И еще кое-о-чем, — раздражение в его голосе усилилось.

— Об эльфе, — пробормотала я и зачем-то добавила, — он мне снился.

Моран изменился в лице и наклонился ко мне.

— Когда? — резко спросил он.

— Сегодня… Сейчас. Незадолго до моего пробуждения. Во сне я видела его лицо и слышала те слова, что он сказал мне в тот вечер. Думаю, я все еще под впечатлением от того вечера. А еще… — я замолчала, глубоко вдохнула и на выдохе продолжила: