– Я вовсе не против этого имени, и менять его не нужно, – возразил Цзя Чжэн. – Я просто привел этот факт как доказательство того, что Бао-юй не занимается серьезным делом, а тратит время на легкомысленные стишки. Тьфу! Паршивая скотина! – крикнул он на Бао-юя. – Ты все еще здесь?
– Иди, иди отсюда, – сказала Бао-юю мать. – Бабушка, наверное, уже ждет тебя.
Бао-юй степенно и неторопливо вышел из комнаты, на террасе улыбнулся Цзинь-чуань, показал ей язык и, сопровождаемый двумя мамками, быстро направился прочь. Дойдя до проходного зала, он увидел Си-жэнь, стоявшую в дверях.
Глядя на спокойно возвращающегося Бао-юя, она улыбнулась и спросила:
– Зачем тебя звали?
– Просто так, – ответил Бао-юй, – боялись, что я, живя в саду, буду баловаться, и поэтому дали мне напутствие.
Затем он отправился к матушке Цзя и передал ей подробно содержание своего разговора с отцом. Дай-юй в это время тоже была у матушки Цзя, и Бао-юй спросил у нее:
– В каком бы месте тебе хотелось жить в саду?
Дай-юй сама об этом думала и, как только услышала вопрос Бао-юя, сразу ответила:
– Мне больше всего нравится «павильон реки Сяосян». Там все очень красиво, особенно бамбук, который закрывает кривую изгородь, да и спокойнее, чем в других местах.
Бао-юй захлопал в ладоши и засмеялся:
– Я думал точно так же! Мне самому хотелось предложить тебе поселиться там! А я буду жить во «дворе Наслаждения розами». Там и спокойно, и недалеко от тебя!
Пока они беседовали и делились своими планами, от Цзя Чжэна пришел слуга и сообщил, что двадцать второго числа второго месяца, в благоприятный день, все братья и сестры смогут переселиться в сад.
За несколько дней, оставшихся до переезда, слуги и служанки привели в порядок все помещения в саду. Таким образом, Бао-чай поселилась во «дворе Душистых трав», Дай-юй переехала в «павильон реки Сяосян», Ин-чунь заняла «покои Узорчатой парчи», Тань-чунь стала жить в «кабинете Осеннего убежища», Си-чунь – на «террасе Ветра в зарослях осоки», Ли Вань – в «деревушке Благоухающего риса», а Бао-юй перебрался во «двор Наслаждения розами». Всем им прибавили по четыре служанки и по две старых мамки. Кроме личных служанок, выделили людей, ведавших исключительно уборкой помещений и дворов. Все переехали в сад двадцать второго числа, и сразу же среди цветов замелькали вышитые пояса, среди плакучих ив заструились благовония. Теперь тишине наступил конец.
Но незачем заниматься описанием всех мелочей, лучше расскажем о том, как жил в саду Бао-юй. Перебравшись в сад, он был очень доволен и считал, что достиг предела всех своих желаний. Каждый день он вместе с сестрами и служанками читал книги, писал, занимался музыкой, играл в шахматы, рисовал, декламировал стихи, срывал цветы, пел, гадал на иероглифах, разгадывал загадки и даже вышивал по шелку луаней[100] и фениксов. Он написал четыре стихотворения, посвященные временам года, которые, несмотря на свое несовершенство, прекрасно отражали настроения обитательниц женских покоев.
ВЕСЕННЕЙ НОЧЬЮ
Как красное облако полог висит,
закрыл все своей пеленою.
Разносятся звуки из всех закоулков —
лягушки кричат за стеною.
Ночной холодок на подушке лежит,
за окнами капает дождь;
Весенней природы я вижу расцвет
и в грезах встречаюсь с тобою.
Прозрачна, прозрачна слеза у свечи —
кто в этих слезах виноват?
За каплею каплю роняют цветы,
как видно, обижены мною.
Сошла на служанок приятная лень,
охвачены негой они,
В свои одеяла они завернулись,
их смех раздается порою.
ЛЕТНЕЙ НОЧЬЮ
Убрав вышиванье, красавица спит
в своем отдаленном покое.
Дворцовое зеркало перед окном
мне кажется полной луною.
Кричит попугай в своей клетке златой:
«Горячего чаю подай!»
Свечей благовонных сандаловый дым
наполнил весь дом пеленою.
В бокале янтарном тихонько скользят
как в лотосе капли росы;
К перилам хрустальным от ив ветерок
прохладу приносит с собою.
Повсюду беседки стоят над водой,
на ровном текучем шелку.
Откинулся полог, ночной туалет
закончен в пурпурных покоях.
ОСЕННЕЙ НОЧЬЮ
Нет птиц на террасе Пурпурных цветов,
и птичьего гомона нету.
Сквозь шелк на окне проникают лучи
текущего лунного света.
Уснувшая цапля на камне сидит,
покрытом узорами мха;
Ворон у колодца кропит ветерок
росою с утуновых веток.
Служанка пришла одеяло стелить —
раскинулся феникс златой;
И дева ушла от перил, уронив
цветы изумрудного цвета.
В безмолвии ночи никак не уснуть,
пить хочется после вина.
Мешаю усердно в печурке – и чай
вскипает в мгновение это.
ЗИМНЕЙ НОЧЬЮ
ЗИМНЕЙ НОЧЬЮ
Три пробили стражи, бамбук задремал,
и грезами слива полна.
Парчовый ковер с одеялом зеленым,
но очи не ведают сна.
Сосна своей тенью заполнила двор,
но видно, где цапля стоит;
Как грушевым цветом покрыта земля,
но иволги песнь не слышна.
У девы повис изумрудный рукав,
морозно в стихах о зиме;
И юноша шапку соболью надел —
ему не тепло от вина.
Все рады, коль чай для заварки идет
служанка опять выбирать, —
Готова из свежего снега вода
и быстро вскипает она.
Не будем рассказывать о том, как Бао-юй на досуге увлекался стихами. Но надо сказать, что, когда несколько сочиненных Бао-юем стихотворений увидел один влиятельный человек и узнал, что они принадлежат кисти тринадцатилетнего мальчика из дворца Жунго, он переписал их и при всяком удобном случае повсюду расхваливал. Кроме того, некоторые молодые люди, любители изящных и утонченных фраз и выражений о нежных чувствах, стали переписывать стихи Бао-юя на веерах и на стенах, зачитываться и восхищаться ими. Затем нашлись люди, которые стали обращаться к Бао-юю с просьбами, чтобы он написал для них стихи, или же присылали картинки, чтобы он сделал к ним стихотворные надписи.
Бао-юй возгордился успехами, забросил учебу и целые дни проводил за этим пустым и никому не нужным занятием. Никто не предполагал, что спокойная жизнь Бао-юя может кончиться, но такой день настал. А живущие в саду девушки, которые представляли собой пестрый небольшой мирок, жили по-прежнему привольно и беззаботно, не чувствуя никакого стеснения, радовались и смеялись, не скрывая своих чувств и ни над чем не задумываясь, не могли знать, что творилось в душе Бао-юя.
