Стены комнаты были покрыты резьбой с изображением плывущих в облаках летучих мышей, трех неразлучных в студеную зиму друзей[69], гор, рек, людей и животных, старинных вещиц и иероглифов «Счастье» и «Долголетие». Все это было выгравировано знаменитыми мастерами, украшено золотом и инкрустировано яшмой. На подставках стояли треножники, вазы для цветов, на столах лежали книги, бумага, кисти для письма. Подставки были самой разнообразной формы: круглые и квадратные, похожие на подсолнух и лист банана, на звено цепи и половинку яшмы. Здесь поистине было скопление цветов и обилие узоров, заповедник тонкой и ажурной резьбы! То вдруг появлялся тонкий флер на маленьких окнах, то над искусно скрытой дверью свисал прозрачный шелк! В стенах виднелись ниши, вырезанные в форме лютни, мечей, ваз и других предметов, и предметы эти, вставленные в ниши, сливались с поверхностью стены.

– Какая тонкая работа! – раздались восхищенные возгласы. – Как трудно, должно быть, сделать такое чудо!

Войдя в дом, Цзя Чжэн еще не успел побывать на обоих этажах, как сбился с пути. Он взглянул налево – там была дверь, направо – окно. Направился к двери – путь преградила книжная полка; снова повернул голову – впереди белел светлый проем, затянутый тонким флером, и через него просвечивала дверь. Все направились к двери и тут же заметили, что навстречу им входит группа людей, в точности похожих на них самих. Только теперь все догадались, что перед ними большое стеклянное зеркало. Они обогнули зеркало и сразу увидели множество дверей.

– Следуйте за мной, господа, – пригласил Цзя Чжэнь. – Сейчас мы выйдем на внутренний дворик, а оттуда уже недалеко до ворот сада.

Цзя Чжэн и все остальные последовали за ним. Они миновали два шкафа, обтянутых шелком, и действительно очутились у выхода во двор. Весь двор был усажен розами, которые вились по решеткам, а за этой оградой из живых цветов бежал прозрачный ручеек.

– Откуда течет эта вода? – недоумевали все.

– Вон от той плотины, – Цзя Чжэнь указал рукой вдаль. – Через каменный грот с северо-востока ручеек течет по выемке между горками и попадает в деревушку, где разветвляется и уходит на юго-запад, а там снова сливается и попадает сюда и здесь уже уходит под стену.

– Чудесно, неподражаемо! – воскликнули все.

За разговором не заметили, как вновь сбились с дороги и путь преградила высокая горка.

– Следуйте за мной, – с улыбкой сказал Цзя Чжэнь растерянным спутникам.

Он уверенно зашагал вперед, увлекая за собой остальных. Они стороной обошли горку, и впереди открылась широкая ровная дорога, которая вела к большим воротам.

– Как все интересно! – воскликнули снова гости. – Только обладая искусством духов, можно создавать такие чудеса!

Все вышли из сада.

В это время мысли Бао-юя были всецело заняты сестрами, но, не получив разрешения, он не осмеливался уйти и вместе со всеми последовал в кабинет Цзя Чжэна.

Вдруг Цзя Чжэн вспомнил о нем и, обернувшись, спросил:

– Ты все здесь? Гляди, бабушка будет беспокоиться. Неужели еще не нагулялся?

Только теперь Бао-юй удалился. Но едва он вышел во двор, как к нему подбежали мальчики-слуги Цзя Чжэна, один из которых обнял его и сказал:

– К счастью, старый господин сегодня доволен вами! Старая госпожа уже несколько раз присылала людей справляться насчет вас, и мы передали, что старый господин вами доволен. Иначе она велела бы вас позвать и вам не удалось бы развернуть свои таланты. Гости говорят, что вы лучше всех сочиняли стихи, а раз вы добились такого успеха, вам следовало бы на радостях наградить нас.

– Каждый из вас получит по связке монет[70], – пообещал Бао-юй и улыбнулся.

– Что диковинного в связке монет? Разве мы не видели их! – возразили слуги. – Лучше подарите нам свой кошелек!

Они бросились к Бао-юю и, не дав ему вымолвить ни слова, сняли висевший у него на поясе кошелек, веер с чехлом, украшения и все мгновенно растащили.

– А теперь мы вас проводим, – предложили они.

Они окружили Бао-юя и проводили его до ворот дома матушки Цзя.

Матушка Цзя ожидала его, и когда он пришел, по его виду поняла, что отец был им доволен, и это доставило ей огромную радость.

Вскоре Си-жэнь подала чай. Заметив, что на поясе у Бао-юя нет украшений, она с улыбкой сказала:

– Опять эти бесстыжие сорванцы у тебя все растащили?

Дай-юй подошла к нему, и как только убедилась, что на поясе у него действительно ничего нет, спросила:

– И тот кошелек, что я тебе подарила, ты тоже отдал им? Попробуй теперь что-нибудь у меня попросить!

Рассерженная, она побежала к себе в комнату, вытащила еще не законченный мешочек для благовоний, который Бао-юй позавчера просил ее сшить, схватила ножницы и стала его резать.

Она рассердилась не на шутку. Бао-юй поспешил за ней, но, увы, поздно – мешочек был изрезан.

Бао-юй видел этот мешочек, и хотя работа еще не была закончена, вещица обещала быть красивой и изящной. Теперь, когда Дай-юй без всякой причины изрезала мешочек, он тоже рассердился. Быстро расстегнув ворот халата, он вынул кошелек, подаренный ему Дай-юй, и протянул ей со словами:

– Вот, смотри! Разве я отдал кому-нибудь твой подарок?

Убедившись, что он так дорожит ее подарком и носит его на груди, чтобы никто не отнял, Дай-юй раскаялась в своей горячности, опустила голову и замолчала.

– Незачем было резать мешочек, – упрекнул ее Бао-юй. – Ведь я знаю, что ты всегда с большой неохотой делаешь мне подарки! Может быть, возвратить тебе и кошелек?

С этими словами он бросил ей на грудь кошелек и круто повернулся, собираясь уйти.

Дай-юй вышла из себя, заплакала от злости и схватила кошелек с намерением искромсать его в куски.

В этот момент Бао-юй повернулся и бросился к ней с возгласом:

– Дорогая сестрица, пощади его!

Дай-юй отбросила ножницы и, вытирая слезы, проговорила:

– Незачем дразнить меня! А если дразнишь, не прикасайся ко мне.

Она бросилась на кровать лицом вниз и зарыдала. Бао-юй не выдержал, подошел к ней и, стараясь загладить свою вину, принялся утешать ее.

Тут послышался голос матушки Цзя – она звала Бао-юя.

– Он в комнате барышни Линь Дай-юй, – сказали ей служанки.

– Ладно, ладно! – отозвалась матушка Цзя. – Пусть себе поиграет с сестрой. Отец целых полдня водил его за собой, теперь ему надо отдохнуть. Только не давайте им ссориться.

Служанки закивали головой.

Дай-юй, которая никак не могла отделаться от Бао-юя, вынуждена была встать.

– Если ты не оставишь меня в покое, я уйду! – решительно заявила она и направилась к выходу.

– Куда бы ты ни пошла, я последую за тобой! – сказал Бао-юй.

Он взял кошелек и хотел повесить себе на пояс, но Дай-юй отняла его:

– Ты ведь говорил, что кошелек тебе не нужен, а теперь опять его забираешь! Мне и то за тебя стыдно!

Она захихикала.

– Милая сестрица, сделай мне другой мешочек! – попросил Бао-юй.

– Ладно, сделаю, если будет хорошее настроение.

Разговаривая между собой, они вышли из дому и отправились к госпоже Ван. Там находилась Бао-чай. В комнатах госпожи Ван царило необычайное оживление.

Оказалось, что приехал Цзя Цян, который купил в Гусу двенадцать девочек и пригласил учителя для их обучения.

Тетушка Сюэ в это время переехала в уединенный тихий домик на северо-восточной стороне. «Сад Душистой груши» привели в порядок, и в нем расположились девочки вместе с учителем, который должен был обучать их театральному искусству. Кроме того, со всего дома собрали женщин, когда-то умевших петь и танцевать, – сейчас они уже были седыми старухами – и послали их присматривать за девочками и наставлять их. Всеми расходами, жалованьем, приобретением необходимых вещей поручили ведать Цзя Цяну.

Жена Линь Чжи-сяо докладывала госпоже Ван:

– Двенадцать буддийских и даосских монахинь уже прибыли, получено двадцать наборов даосских одеяний. Есть также одна священнослужительница с небритой головой. Она уроженка Сучжоу, ее предки принадлежали к ученому служилому сословию, но, так как с самого детства она отличалась слабым здоровьем, для нее купили заместителей. Однако все старания оказались напрасными, и девушка выздоровела лишь после того, как вступила в секту пустоты[71]. Вот почему она стала священнослужительницей, а волосы так и не сбрила. Монахине этой сейчас восемнадцать лет, и зовут ее Мяо-юй – Прекрасная яшма. Родители ее умерли, при ней находятся лишь две старые мамки да девочка-служанка. Литературу она знает прекрасно, глубоко постигла канонические книги и недурна внешностью. Ей стало известно, что в городе «Вечного спокойствия» есть священные реликвии богини Гуань-инь и древние канонические книги, написанные на пальмовых листьях. И вот в прошлом году она вместе со своей настоятельницей, которая умела весьма искусно гадать, приехала в столицу и поселилась в монастыре Муни за западными воротами. В прошлую зиму настоятельница отошла в другой мир и, умирая, наказывала Мяо-юй ни в коем случае не возвращаться на родину, а оставаться здесь и ожидать, пока исполнится то, что предначертано ей судьбой. Вот почему Мяо-юй осталась и не сопровождала гроб с телом покойной в обратный путь на родину.