Лицо Тань-чунь побелело от гнева.
– О каком дяде вы говорите? – выкрикнула она. – Мой дядя давно служит инспектором девяти провинций! Откуда мог взяться другой дядя? Я всегда оказывала родственникам уважение, как полагается по этикету, но таких родственников у меня нет. Если уж на то пошло, откуда взялся Чжао Го-цзи? Почему его сын с Цзя Хуанем ходит в школу? Почему дядя не платил за него денег? Нужно ли все это? Кому неизвестно, что я родилась от наложницы? Так вам через каждые два-три месяца нужно находить причины для скандала. Боитесь, что ли, что об этом никто не знает? Неизвестно, кто кого позорит! Хорошо, что я знаю этикет, будь на моем месте человек глупый и несдержанный, он уже давно вспылил бы!
Ли Вань бросилась утешать Тань-чунь, а Чжао, не желая продолжать спор, только недовольно ворчала. Но вдруг на пороге появилась служанка и доложила:
– Вторая госпожа Фын-цзе прислала барышню Пин-эр с поручением.
Наложница Чжао сразу прикусила язык, а при появлении Пин-эр мило заулыбалась, пригласила ее сесть и спросила:
– Как чувствует себя вторая госпожа? Я только что собиралась ее навестить, но задержалась!..
Ли Вань осведомилась у Пин-эр о причине прихода.
– Вторая госпожа Фын-цзе послала меня предупредить вас, что поскольку умер брат тетушки Чжао, то в соответствии со старыми правилами, которых вы, возможно, не знаете, полагается выдать на похороны двадцать лян серебра, – ответила Пин-эр. – Кроме того, вы можете по своему усмотрению немного увеличить сумму.
– Что я могу увеличить? – вытирая слезы, сказала Тань-чунь. – Кому в доме выдают по двадцать четыре ляна в месяц? Если мы будем так раздавать деньги, то не уподобимся ли войску, которое перед вступлением в бой отпускает коней и бежит, оставив на произвол судьбы полководцев? Твоя хозяйка чересчур ловка: она хочет, чтобы я установила новое правило, а она прослывет доброй, раздавая деньги госпожи. Передай же ей, что я ничего не буду ни увеличивать, ни уменьшать. А если ей хочется показать свою доброту, пусть скорее поправляется и делает все, что ей угодно!
Пин-эр поняла, что здесь происходит, а когда она почувствовала, что Тань-чунь вне себя от гнева, она сразу умолкла и отошла в сторону.
В это время вошла Бао-чай, возвращавшаяся из главного господского дома. Тань-чунь предложила ей сесть. Но не успела Бао-чай сказать и слова, как вошла служанка доложить еще о каком-то деле.
Поскольку Тань-чунь только что плакала, несколько девочек-служанок подали ей таз для умывания, полотенце и зеркало.
Тань-чунь сидела на низенькой тахте, и девочка-служанка, подавая ей таз с водой, опустилась на колени. А вслед за первой девочкой опустились на колени и остальные, которые держали в руках полотенце, зеркало, румяна, пудру и помаду.
Заметив, что здесь нет Ши-шу, служанки Тань-чунь, Пин-эр приблизилась к тахте, засучила Тань-чунь рукава платья, сняла с ее рук браслеты и, взяв большое полотенце, завесила ей грудь.
Но только Тань-чунь принялась мыть руки, как доложили:
– Барышня, пришли из школы и просят выдать плату за господ Цзя Хуаня и Цзя Ланя.
– Тебе что, некогда? – прикрикнула на служанку Пин-эр. – Неужели не видишь, что барышня умывается? Подождала бы, пока тебя спросят, а то суешься со своими делами! Неужели ты забыла, как являлась ко второй госпоже Фын-цзе? Барышня добрая и не наказывает вас, но я доложу второй госпоже, что барышню вы не уважаете, и если вам достанется, можете на меня не обижаться!
– Простите за невнимательность! – испуганно пробормотала женщина и торопливо выскользнула за дверь.
– Жаль, что ты пришла поздновато и не видела самого забавного, – припудривая лицо, сказала Тань-чунь, обратившись к Пин-эр. – Даже такая опытная служанка, как жена У Синь-дэна, недавно пришла и вздумала нас морочить. К счастью, я догадалась спросить ее о деле, меня интересовавшем, а она имела наглость ответить, что не знает ничего, и обещала проверить счета! Я не поверила ей и поинтересовалась, неужели она и при твоей хозяйке так все забывала, а потом бегала справляться! Неужели твоя хозяйка так терпелива, что стала бы ее ждать?
– Если бы она сделала так, ручаюсь, моя госпожа перебила бы ей ноги, – ответила Пин-эр. – Вы им, барышня, не верьте! На старшую госпожу Ли Вань они смотрят как на святую и думают, что она в мирских делах ничего не понимает, а вы молоды и тем более неопытны, поэтому все они стали нерадивыми, только и думают, как бы запутать вас и сбить с толку.
С этими словами она обернулась к двери и крикнула толпившимся там служанкам:
– Безобразничаете! Вот вторая госпожа Фын-цзе поправится, поговорите тогда!
Стоявшие у дверей женщины робко возразили ей:
– Барышня, ведь вы умны и знаете пословицу: «Если один совершил преступление, один и отвечай». Как мы посмеем обманывать хозяев! К тому же наша новая хозяйка – молодая девушка, и если мы ее чем-нибудь прогневили, провалиться нам на этом месте!
– Если вы меня поняли, то и хорошо! – усмехнулась Пин-эр, а затем, обращаясь к Тань-чунь, с улыбкой продолжала: – Ведь вы знаете, что у второй госпожи много дел, разве она может усмотреть за всеми? Нельзя ручаться, что она никогда не делает ошибок. Недаром говорят: «Виднее тому, кто смотрит со стороны». Вы сами долго были посторонней наблюдательницей и поэтому сейчас видите, где что нужно убавить или прибавить. Надо только, чтобы это было выгодно для второй госпожи и не шло в ущерб добрым отношениям между вами.
Не успела она эти слова произнести, как Ли Вань и Бао-чай воскликнули:
– Как мила Пин-эр! Неудивительно, что Фын-цзе ее любит! Собственно говоря, мы до сих пор не думали, что можно что-то прибавить или убавить, а сейчас, когда выслушали тебя, вспомнили о двух вопросах, которые нужно обсудить. Благодарим тебя за твои слова.
– А я-то было совсем вышла из себя и хотела сорвать злость на ее госпоже! – воскликнула Тань-чунь. – Но тут она явилась, дала умный совет, так что я даже растерялась и не знаю, что делать!
Тань-чунь позвала служанку, которой Пин-эр только что велела подождать, и спросила ее:
– Как расходуются деньги, которые ежегодно платят в школу за Цзя Хуаня и Цзя Ланя?
– Те восемь лян серебра, которые платят в школу за каждого из них, идут на приобретение кистей, бумаги, туши и всего прочего, – ответила женщина.
– Но ведь деньги на детей выдаются матерям, – сказала Тань-чунь. – Два ляна получает наложница Чжао за Цзя Хуаня, а за Бао-юя все получает Си-жэнь. Деньги за Цзя Ланя тоже получает его мать. Неужели еще в школу платят по восемь лян, и они все ходят в школу ради этих восьми лян? Отныне эти расходы отменяются… Пин-эр, пойди и скажи своей госпоже, что эти расходы излишни и надо их упразднить…
– Давно уже следовало отменить, барышня, – подтвердила Пин-эр. – Еще в прошлом году нашей госпоже Фын-цзе говорили, что надо их отменить, но она была слишком занята и позабыла об этом.
Женщина-служанка не осмелилась возражать, а только кивнула головой и удалилась.
Вскоре женщины-служанки из «сада Роскошных зрелищ» принесли короб с пищей. Ши-шу и Су-юнь поставили перед Ли Вань и Тань-чунь небольшой столик, на котором Пин-эр расставила кушанья.
– Если тебе нечего нам больше сказать, можешь идти и заниматься своими делами, – разрешила ей Тань-чунь. – Чего тебе вздумалось еще хлопотать здесь?
– Я сейчас свободна, – возразила Пин-эр. – Госпожа моя послала меня с поручением к вам и, кроме того, велела вам помочь.
– А почему не принесли ничего для барышни Бао-чай, чтобы она обедала вместе с нами? – спросила Тань-чунь.
Девочки-служанки бросились на террасу и передали другим служанкам:
– Барышня Бао-чай будет обедать здесь, пусть принесут ее обед…
– Не беспокойте людей, они заняты более важными делами! – громко крикнула девочкам Тань-чунь. – Вы что, глупые, не знаете, кого посылать за едой или за чаем? Пин-эр стоит без дела, пусть она сходит!
Пин-эр почтительно поддакнула и вышла. Однако у дверей ее задержали служанки и потихоньку шепнули: