Когда чтение было окончено, все одобрили стихи Тань-чунь, и Ли Вань взяла стихотворение Бао-чай.
Душистая прелесть твоя драгоценна
у днем затворенных дверей.
Своею рукою налью из кувшина
замшелую вазу полней.
Хотела б отмыть я от пятен помады
осеннюю тень на ступенях;
Тебя призывают снега появиться
в росистой оправе своей.
Теперь я узнала: цветы обретают
от нежности большую прелесть,
Но как мне добиться, чтоб яшма не стала
от долгой печали темней?
Владыку Бай-ди одарить я желаю
достойной его чистотою,
Безмолвно, безмолвно изящество это
во мраке осенних ночей.
– Вот так «Царевна Душистых трав!» – воскликнула Ли Вань и взяла стихотворение Бао-юя.
Этой осени бледно-прозрачная тень
у двойных отразилась дверей.
Осыпается снег с твоей ветки седьмой,
твоя ваза полней и полней.
Как Тай-чжэнь, ты отбросила после купанья
ледяную прозрачную тень;
Только Си-цзы белеющей сердце сравнить
можешь с яшмой – душою своей.
Ветер утренний не уничтожил печаль,
пятен тысячи не просушил;
Ночь дождливая много добавила слез,
и следы их от влаги темней.
Одиноко склоняюсь к перилам резным,
и как будто нарочно тогда
Стук вальков и тоскующей флейты мотив
в тишине раздается ночей.
– Самые лучшие стихи у Тань-чунь! – заявил Бао-юй, когда Ли Вань окончила читать. Однако Ли Вань не соглашалась с ним и хотела присудить первенство Бао-чай.
– В стихах сестры Бао-чай больше, чем в других, отражается характер, – сказала она, а затем стала торопить Дай-юй.
– Уже все окончили? – спросила Дай-юй.
– Все.
Дай-юй подняла кисть, одним росчерком написала все стихотворение и бросила его на стол. Ли Вань взяла листок и принялась читать:
Мой полог из Сян вполовину откинут
у полуоткрытых дверей.
Щебенкою льдистой покрыта земля,
и яшмою ваза полней.
Едва Ли Вань прочла эти строки, как Бао-юй не выдержал и стал громко выражать свое восхищение, восклицая:
– И как только она сумела так придумать!
Ли Вань продолжала читать:
Я груши цветок незаметно возьму —
бутоны темней, чем твои;
Ты сливу цветущую можешь сравнить
с душой уточненной своей.
– Какое глубокое чувство заключено в этих строках! – восхищенно закричали все. – Замечательно!
Бессмертные феи в пещерах луны
соткали рукав этот белый;
У девы, грустящей в коричных покоях,
следы ее слез все темней.
Прелестна, стыдлива, молчишь и молчишь,
и некому сердце открыть.
На западный ветер склонилась, устав,
под сумраком темных ночей.
– Это стихотворение самое лучшее! – в один голос заявили все, когда окончилось чтение.
– Если говорить об утонченности и оригинальности, я не возражаю, – сказала Ли Вань, – а если говорить о глубине мысли, оно, несомненно, уступает стихотворению «Царевны Душистых трав».
– Суждение вполне справедливое, – согласилась Тань-чунь. – «Фее реки Сяосян» присуждается второе место.
– Что касается «Княжича, Наслаждающегося розами», то его стихотворение самое неудачное, – сказала Ли Вань. – Вы согласны с моим мнением?
– Мое стихотворение плохое, – подтвердил Бао-юй. – Ты совершенно права. Но только мне кажется, что стихи «Царевны Душистых трав» и «Феи реки Сяосян» следовало бы сопоставить еще раз.
– Не вмешивайся, все будет так, как я решила, – оборвала его Ли Вань, – кто еще раз заведет об этом разговор, будет оштрафован.
Бао-юю пришлось замолчать.
– Отныне я назначаю собрания нашего общества на второе и шестнадцатое число каждого месяца, – продолжала Ли Вань. – Раздавать темы и подбирать рифмы для стихов тоже буду я. Если на кого-нибудь и в другое время найдет вдохновение, можно устраивать дополнительные собрания, пусть даже ежедневно, – я возражать не стану. Но второго и шестнадцатого числа всем являться непременно.
– Надо же дать нашему обществу название! – спохватился Бао-юй.
– Слишком простое название будет банально, – заметила Тань-чунь, – слишком вычурное тоже нехорошо. Да! Наше общество можно назвать «Бегония», поскольку мы начали сочинять первые стихи именно об этом цветке! Правда, это немного простовато, зато в названии отражается действительность.
Предложение Тань-чунь не вызвало возражений. После этого все немного поболтали, выпили вина, поели фруктов, а затем разошлись: одни отправились домой, другие к матушке Цзя и госпоже Ван. Но об этом мы рассказывать не будем.
Сейчас речь пойдет о Си-жэнь. Когда она увидела, что Бао-юй прочитал письмо и тотчас ушел вместе с Цуй-мо, она никак не могла догадаться, в чем дело. Потом появилась привратница с двумя горшками бегонии. Си-жэнь еще больше изумилась, стала спрашивать ее, откуда эти цветы, и та ей все рассказала.
Си-жэнь приказала поставить цветы, попросила привратницу немного подождать в передней, а сама удалилась во внутренние покои. Там она отвесила шесть цяней серебра, взяла три сотни медных монет и, возвратившись обратно, сказала привратнице и сопровождавшей ее служанке:
– Серебро отдадите слугам, которые принесли цветы, а медные деньги можете взять себе на вино.
Женщины встали и, приветливо улыбаясь, поблагодарили Си-жэнь, но брать деньги не хотели. Только после настоятельных уговоров Си-жэнь они наконец согласились.
– Кроме вас, у ворот кто-нибудь дежурит? – спросила их Си-жэнь.
– Ежедневно четыре человека, – ответила привратница. – Это на случай, если кто-нибудь из господ вздумает послать с поручением. Если вы хотите что-нибудь приказать, барышня, мы передадим.
– Что же я могу приказать? – улыбнулась Си-жэнь. – Второй господин Бао-юй хотел послать кое-какие подарки барышне Ши Сян-юнь. Вы пришли кстати. Передайте слугам, чтобы они наняли коляску, а потом возвращайтесь сюда и получите деньги. Но только не присылайте слуг, им здесь делать нечего.
– Слушаемся! – почтительно ответили женщины и удалились.
Си-жэнь вернулась в комнату и хотела собрать на блюдо вещи, которые Бао-юй намеревался послать Сян-юнь. Но к ее великому удивлению, место, где стояло блюдо, оказалось пустым. Си-жэнь обратилась к Цин-вэнь, Цю-вэнь и Шэ-юэ, занимавшимся вышиванием:
– Вы не знаете, куда девалось агатовое блюдо?
Служанки с недоумением переглянулись, но ни одна из них не могла вспомнить.
– Кажется, на нем относили плоды личи третьей барышне Тань-чунь, – промолвила после продолжительного молчания Цин-вэнь, – но только не знаю, принесли ли его обратно.
– В доме много других блюд, в которых можно разносить подарки, – недовольным тоном заметила Си-жэнь, – а тут, как нарочно, взяли именно это!
