Строя такие предположения, она случайно подняла голову и вдруг увидела целую толпу женщин в ярких платьях. Они входили в ворота «двора Наслаждения розами». Дай-юй присмотрелась: это была матушка Цзя, которая опиралась на руку Фын-цзе, за нею следовали госпожа Син, госпожа Ван, а также девочки и женщины-служанки.

При виде их Дай-юй невольно подумала: как хорошо тем, у кого есть отец и мать. И крупные, как жемчужины, слезы покатились по ее лицу.

Вслед за тем в ворота вошли тетушка Сюэ и Бао-чай.

Вдруг сзади подошла Цзы-цзюань и окликнула Дай-юй:

– Барышня, идите принимать лекарство – остынет!

– Что тебе от меня нужно? – раздраженно сказала Дай-юй. – Только и знаешь все время подгонять! Какое тебе дело, буду ли я принимать лекарство?

– У вас только что прошел кашель, а вы опять не хотите принимать лекарство, – не унималась Цзы-цзюань. – Хотя сейчас пятый месяц и погода стоит жаркая, все равно надо быть осторожнее! Вы встали на самой заре и до сих пор стоите на сырой земле! Пора вернуться домой и отдохнуть!

Эта фраза словно пробудила Дай-юй, только теперь она почувствовала, как у нее от усталости ноют ноги. Помедлив немного, она, опираясь на руку Цзы-цзюань, вернулась в «павильон реки Сяосян».

Едва она миновала ворота, как в глаза ей бросились причудливые тени бамбука на земле, покрытой густым мхом, и на память пришли слова из пьесы «Западный флигель».

«Шуан-вэнь не посчастливилось в жизни, зато она имела мать и младенца-брата», – подумала про себя Дай-юй, и ей снова захотелось плакать.

Неожиданно попугай, висевший в клетке под карнизом террасы, при появлении Дай-юй закричал «га-га-га» и спрыгнул с шестка.

– Ах, чтоб тебя! – рассердилась на него Дай-юй, вздрогнув от испуга. – Опять засыпал меня пылью!

Попугай прыгнул на жердочку и закричал:

– Сюэ-янь, скорее открывай занавеску, барышня пришла!

Дай-юй подошла к нему и постучала рукой о жердочку.

– Корму тебе положили, воды налили?

Попугай вздрогнул, потом вздохнул, подражая Дай-юй, и прокричал:

– Сегодня сама хороню я цветы, смеются над глупою люди, но годы промчатся – и кто из людей тогда хоронить меня будет?

Дай-юй и Цзы-цзюань рассмеялись.

– Вы каждый день повторяете эти слова, барышня, – проговорила Цзы-цзюань, – не удивительно, что он их запомнил.

Дай-юй приказала ей снять клетку и повесить возле окна, а сама отправилась в комнату и опустилась на стоявший у окна стул.

Выпив лекарство, Дай-юй заметила, что тени растущего во дворе бамбука постепенно стали удлиняться, вырисовываясь на шелке, которым было затянуто окно, комната погрузилась в полумрак, столик и циновка стали прохладными. Не зная, чем рассеять охватившую ее тоску, Дай-юй принялась дразнить попугая и учить его своим любимым стихам. Но об этом мы подробно рассказывать не будем.

Лучше возвратимся к Бао-чай. Она пришла домой и увидела, что мать ее причесывается.

– Что это ты так рано? – удивилась мать, увидев Бао-чай.

– Хотела узнать, как вы себя чувствуете, мама, – ответила девушка. – Вчера, после моего ухода, брат продолжал скандалить?

Она села рядом с матерью и заплакала. На глаза тетушки Сюэ тоже навернулись слезы, но она сдержалась и стала уговаривать дочь:

– Ты на него не обижайся, дитя мое! Я накажу этого дурака! Но если с тобой что-нибудь случится, на кого мне тогда надеяться?

Сюэ Пань в это время находился во дворе. Услышав слова матери, он вбежал в комнату, направо и налево отвесил поклоны и, обращаясь к Бао-чай, произнес:

– Милая сестрица, прости меня! Вчера в гостях я выпил лишнего, и даже сам не понимаю, каких глупостей тебе наговорил! Недаром ты рассердилась!

Бао-чай плакала, закрыв лицо руками, но сейчас она улыбнулась и вскинула голову.

– Не строй из себя невинного младенца! – вскричала она и плюнула на пол. – Я давно знаю, что ты недоволен тем, что мы с мамой тебе мешаем безобразничать! Вот и изыскиваешь всевозможные способы, чтобы отделаться от нас.

– С чего ты все это взяла, сестрица? – засмеялся Сюэ Пань. – Прежде ты никогда не была такой подозрительной.

– Тебе все мерещится, что сестра на тебя наговаривает, – вмешалась в разговор тетушка Сюэ. – А ты подумал о том, какие глупости говорил вчера вечером? Мне казалось, что ты сошел с ума!

– Не сердись, мама, – стал просить Сюэ Пань. – И сестренке не стоит раздражаться! Хотите, я больше не буду пить?

– Наконец-то! – с улыбкой сказала Бао-чай.

– А я этому не верю! – решительно заявила тетушка Сюэ. – Если ты себя пересилишь, это будет такое же чудо, как если бы дракон снес яйцо!

– Если я еще буду пить с ними в компании и сестра узнает, пусть называет меня скотиной и не считает за человека! – воскликнул Сюэ Пань. – Для чего мне все это? Ведь из-за меня ты и сестра день и ночь беспокоитесь! Если ты тревожишься, это вполне естественно, но если сестра начинает беспокоиться, значит я действительно нехороший! Вместо того чтобы проявлять по отношению к тебе сыновнее послушание и любить сестру, я только доставляю вам хлопоты и беспокойство! Я хуже скотины!

Сюэ Пань так расчувствовался, что не выдержал и заплакал. Тетушка Сюэ не плакала, но от слов сына у нее было тяжело на душе.

– Ну хватит, – остановила брата Бао-чай. – Вот видишь? Опять мама сейчас заплачет.

– Когда я доводил ее до слез? – вытирая глаза, произнес Сюэ Пань. – Ну ладно! Не будем больше об этом говорить! Позовите Сян-лин, пусть она нальет сестренке чаю.

– Не хочу чаю, – ответила Бао-чай. – Мама сейчас умоется, и мы уйдем.

– Сестренка, – сказал тогда Сюэ Пань, – обруч, который ты носишь на шее, потускнел, его следовало бы почистить.

– Зачем? – спросила Бао-чай. – Он и так достаточно блестит.

– И платьев тебе нужно добавить, – продолжал Сюэ Пань. – Скажи, какой тебе нравится цвет или рисунок ткани, и я достану.

– Я еще старые платья не износила, – возразила Бао-чай, – зачем мне новые?

Между тем тетушка Сюэ переоделась, и они вместе с Бао-чай ушли. Сюэ Пань вышел из комнаты следом за ними.

Тетушка Сюэ и Бао-чай отправились в сад навестить Бао-юя. Добравшись до «двора Наслаждения розами», они увидели на террасах боковых пристроек множество девочек-служанок, женщин и старух и поняли, что здесь находится матушка Цзя.

Мать и дочь вошли в дом и поздоровались со всеми присутствующими.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила тетушка Сюэ, обращаясь к Бао-юю, лежавшему на тахте.

– Лучше, – ответил Бао-юй и попытался приподняться. – Право, тетушка, я не заслуживаю того, чтобы вы и сестра Бао-чай обо мне беспокоились.

– Если тебе чего-нибудь захочется, говори, не стесняйся, – сказала тетушка Сюэ, помогая ему лечь.

– Разумеется, тетушка, – обещал Бао-юй.

– А может быть, ты хотел бы поесть чего-либо вкусного? – вмешалась госпожа Ван. – Как только я вернусь, велю приготовить.

– Ничего не хочется, – покачал головой Бао-юй. – Разве того супа из листьев и цветов лотоса, который вы мне присылали в прошлый раз, – он мне понравился.

– Нет, вы только послушайте, – засмеялась Фын-цзе. – Болтает он много, а вкус у него не очень изысканный! Он заявил, что хочет этого супа, только для того, чтобы хоть что-нибудь сказать!

Но матушка Цзя тут же несколько раз повторила приказание служанкам, чтобы суп был немедленно приготовлен.

– Не волнуйтесь, бабушка, я сама распоряжусь, – сказала Фын-цзе. – Только никак не припомню, где формочки.

Она обратилась к одной из женщин-служанок, приказав ей пойти на кухню и попросить формочки у старшего повара, однако женщина через некоторое время возвратилась со словами:

– Старший повар говорит, что формочки, которые он брал, возвращены вам.