– Я принес этот поднос для двух целей, – продолжал между тем даос Чжан, – но только не для того, чтобы просить милостыню. Мне хотелось попросить у брата Бао-юя его чудесную яшму, которую желают посмотреть пришедшие из далеких краев мой собрат по вероучению, его ученики и ученики его учеников.

– И сто́ило из-за этого беспокоиться, словно это какое-то важное дело?! – воскликнула матушка Цзя. – Да ты бы просто отвел к ним Бао-юя, и пусть они смотрят его яшму, сколько угодно!

– Вы не понимаете, почтенная госпожа, – возразил даос Чжан. – Правда, мне самому около восьмидесяти лет, но благодаря вашим заботам я здоров, и сделать лишний шаг для меня ничего не стоит. Но зачем утруждать брата Бао-юя? Ведь сегодня слишком жарко, а людей в помещении много, и он не сможет выдержать духоту.

Тогда матушка Цзя приказала Бао-юю снять яшму и положить ее на поднос. Чжан с благоговейным трепетом завернул ее в шелковый платок и вышел, высоко держа перед собой поднос.

Между тем матушка Цзя осмотрела монастырь, а затем поднялась на башню. Здесь Цзя Чжэнь доложил ей:

– Отец Чжан принес яшму.

Вслед за тем даос с подносом в руках подошел к матушке Цзя и с улыбкой сказал:

– Благодаря вашей доброте все получили возможность посмотреть чудесную яшму брата Бао-юя и пожелали выразить вам свое почтение. Однако ни у кого из моих братьев по вероучению не оказалось на сей случай подходящих подарков, и они решили поднести вам в знак уважения ритуальные вещи, с которыми они проповедуют свое учение. Правда, ничего особенно редкого здесь нет, но если вы не возражаете, пусть брат Бао-юй выберет себе то, что ему нравится, а остальное, если ему будет угодно, может раздать людям.

Матушка Цзя поглядела на поднос. На нем грудой лежали золотые украшения в форме полудиска, яшмовые украшения в форме полукольца, жезлы «жуи», пластинки с пожеланием благополучия, и все это было инкрустировано драгоценными каменьями, с тонкой чеканкой, и отполировано до блеска. Всего на подносе лежало около сорока или пятидесяти предметов.

– Ты безобразничаешь! – упрекнула даоса матушка Цзя. – Откуда у монахов могут быть такие дорогие вещи? Зачем обманываешь? Таких подарков я никак принять не могу!

– Ведь они решили выразить вам свое уважение, – смиренно произнес даос Чжан. – Как я мог им помешать? Если вы не согласитесь принять этот подарок, почтенная госпожа, меня сочтут человеком, недостойным считаться членом братства даосов.

Матушка Цзя уступила и распорядилась принять подарки.

– Конечно, бабушка, отказываться нельзя, если отец Чжан так просит, – сказал Бао-юй, обращаясь к матушке Цзя. – Однако мне эти вещи ни к чему, и лучше всего было бы приказать слугам, чтобы они раздали их бедным.

– Это, пожалуй, будет правильнее всего, – согласилась матушка Цзя.

Но тут даос Чжан поспешно запротестовал:

– Хотя особенно дорогих вещей здесь нет и хотя брат Бао-юй желает совершить доброе дело, все же так поступать не следует. Ведь это ритуальные предметы, и бедным они ни к чему. Да и кто знает, в чьи руки они попадут! Может быть, их осквернят? Если уж вы хотите непременно раздать милостыню, почему не раздать деньги?

– Хорошо, – уступил Бао-юй, – вечером я сам раздам бедным деньги.

С этими словами он подозвал слуг и распорядился убрать принесенные подарки. Затем даос Чжан вышел.

Между тем матушка Цзя и все остальные поднялись на главную башню и расположились там, а Фын-цзе удалилась на восточную башню, предоставленную в ее распоряжение. Служанки, которые должны были находиться поблизости на случай, если их позовут, заняли места на западной башне.

Через некоторое время Цзя Чжэнь поднялся на башню, где находилась матушка Цзя, и сказал ей:

– Мы только что тянули жребий, и было решено, что спектакль начнется с пьесы «Белая змейка».

– Это о чем? – поинтересовалась матушка Цзя.

– О том, как основатель династии Хань – Гао-цзу – отрубил голову Белой змее и воссел на трон, – ответил Цзя Чжэнь. – После этого будут представлены акты из пьесы «Полная кровать бамбуковых табличек».

Матушка Цзя удовлетворенно кивнула головой:

– Вторая пьеса тоже подойдет, как и первая. Раз выпала по жребию, пусть так и будет.

Затем она спросила, какая третья пьеса.

– Третьей будет пьеса «Правитель Нанькэ», – ответил Цзя Чжэнь.

Матушка Цзя промолчала. Тогда Цзя Чжэнь спустился вниз и распорядился, чтобы приготовили все необходимое для приношений духам и совершили положенные церемонии. После этого начался спектакль. Но об этом мы рассказывать не будем.

Бао-юй, все время находившийся возле матушки Цзя, приказал подать принесенный даосом поднос, надел на шею свою яшму, а затем от нечего делать принялся перебирать лежавшие на подносе вещи и показывать их матушке Цзя.

Неожиданно матушка Цзя заметила среди вещей отлитого из червонного золота цилиня с головой, украшенной перьями зимородка, и, взяв его из рук Бао-юя, с улыбкой сказала:

– Точно такую же вещь я как будто видела у кого-то из детей!

– Правильно, – поспешила ответить Бао-чай, – такой цилинь есть у Сян-юнь, но только он немного поменьше.

– Так, оказывается, это у Сян-юнь! – воскликнула матушка Цзя.

– Как так? – удивился Бао-юй. – Ведь Сян-юнь постоянно бывает у нас, почему же я никогда не видел у нее ничего подобного?

– Сестра Бао-чай очень внимательна, и она заметила, – сказала с улыбкой Тань-чунь, – а ты ненаблюдателен.

– Особым вниманием сестра Бао-чай не отличается, – с усмешкой заметила Дай-юй, – но что касается того, кто что носит, тут она замечает все до мелочей, и нам до нее далеко!

Бао-чай отвернулась с равнодушным видом, будто не слышала слов Дай-юй.

Бао-юй, узнав, что у Сян-юнь тоже есть подобная вещь, осмотрелся вокруг и украдкой сунул цилиня себе за пазуху. Однако в тот же момент он спохватился, что другие могут подумать, будто он оставляет эту вещь только потому, что у Сян-юнь есть такая же, и поэтому, продолжая держать руку за пазухой, он стал оглядываться. Никто не обращал на него внимания. Только от Дай-юй не ускользнули его движения, и она едва заметно кивнула, как бы поощряя его.

Бао-юй почувствовал себя неудобно, незаметно вынул из-за пазухи цилиня и, глядя на Дай-юй, сказал:

– Эта вещица очень забавная; если хочешь, я подарю ее тебе. Как только вернемся домой, повесим ее на шнурок, и ты будешь носить!

– Тоже вздумал удивить! – пренебрежительно ответила Дай-юй.

– Ну, если тебя такая вещь не удивляет, я возьму ее себе! – проговорил Бао-юй.

Он снова торопливо сунул цилиня за пазуху и в этот момент увидел в дверях супругу Цзя Чжэня госпожу Ю и вторую жену Цзя Жуна госпожу Ху, которые, едва приехав, сразу пришли поклониться матушке Цзя.

– А вы зачем здесь? – удивилась матушка Цзя. – Ведь я сюда только потому поехала, что мне нечего было делать!

Но едва она успела произнести эти слова, как на пороге появился слуга и доложил:

– Приехал человек из дома военачальника Фын Цзы-ина…

А все это произошло потому, что в доме Фын Цзы-ина узнали, что семья Цзя устраивает молебствия в монастыре, и сочли необходимым послать в подарок благовония, чай, свиней, баранов и редкие яства.

Как только Фын-цзе узнала, что прислали подарки, она поспешила к матушке Цзя и с улыбкой сказала:

– Вот здорово! А я-то совсем не подумала об этом! Мы выехали сюда от нечего делать, а люди решили, что мы в самом деле устраиваем большие жертвоприношения! Даже подарки нам прислали! И это все вы, бабушка, затеяли! Теперь готовьте ответные подарки!

В этот момент две служанки из дома Фын Цзы-ина поднялись на башню и вручили подарки матушке Цзя. Не успели они удалиться, как появились слуги сановника Чжао. Одним словом, услышав, что матушка Цзя решила устроить моление в храме, все родственники, близкие и дальние, друзья и знакомые поспешили поднести ей подарки.

– Ведь мы только решили развлечься, – сокрушенно вздыхала матушка Цзя. – А всех побеспокоили!