– Может быть, это пилюли «восьми жемчужин» или пилюли из правого и левого корня анжелики? – спросил Бао-юй. – Или пилюли «восьми ароматов лютии»?

– Нет, – снова произнесла госпожа Ван. – Я помню, что в их названии было какое-то слово вроде «Цзиньган»[112].

– Никогда не слышал о пилюлях «Цзиньган»! – всплеснув руками, воскликнул Бао-юй. – Ведь если есть пилюли «Цзиньган», значит есть и порошок Бодисатвы!

При этих словах все присутствующие рассмеялись.

– Должно быть, это «укрепляющие сердце пилюли владыки неба»! – произнесла Бао-чай, зажимая рот рукой, чтобы не рассмеяться.

– Именно так! – проговорила госпожа Ван. – И как я настолько оглупела!

– Вы, матушка, не оглупели, – заметил Бао-юй, – вас просто сбили с толку Цзиньган и Бодисатва.

– Бессовестный! – прикрикнула на него госпожа Ван. – Опять хочешь, чтобы отец тебя отколотил?

– За это отец бить меня не будет! – возразил Бао-юй.

– Если есть такие пилюли, пусть их купят и дадут Дай-юй, – сказала госпожа Ван, – она примет их.

– Все эти лекарства ни к чему, – заметил Бао-юй. – Лучше дайте мне триста шестьдесят лян серебра, и я приготовлю для сестрицы такие пилюли, что она не успеет их проглотить, как уже будет здорова.

– Все врешь! – снова крикнула госпожа Ван. – Я не слышала, чтобы лекарство стоило так дорого!

– Я серьезно! – сказал Бао-юй. – Мой рецепт отличается от всех других. Даже составные части его носят такие причудливые названия, что сразу их не перечислишь. Трехсот шестидесяти лян серебра не хватит на приобретение «последа от первых родов» и «человекообразного корня женьшеня с листьями», а сюда еще требуются «полигон величиной с исполинскую черепаху», «сердцевина гриба фулин, растущего на корнях тысячелетней сосны» и многие другие не менее удивительные лекарственные растения. Зато это лекарство самое лучшее из всех существующих! Своей чудодейственной силой это лекарство даже пугает людей. Несколько лет назад старший брат Сюэ Пань долго просил меня дать этот рецепт, и я наконец согласился. Он рецепт взял, но потом ему пришлось потратить два или три года и израсходовать тысячу лян серебра, чтобы составить лекарство. Если не верите мне, матушка, можете спросить у сестры Бао-чай.

При упоминании ее имени Бао-чай замахала руками и сказала:

– Я ничего не знаю, ничего не слышала, и можешь не советовать матушке обращаться ко мне!

– Бао-чай девочка хорошая, она никогда не врет, – сказала госпожа Ван.

Услышав ответ Бао-чай, Бао-юй так и всплеснул руками. Он повернулся к ней и воскликнул:

– Ведь я же говорю сущую правду, а вы все думаете, что я вру!

В этот момент Бао-юй заметил Дай-юй, которая сидела за спиной Бао-чай и, сдерживая смех, стыдила его, показывая пальцем на свое лицо. Бао-юй растерялся. Но тут на выручку ему подоспела Фын-цзе, которая находилась во внутренней комнате, где следила, как накрывают на стол, и слышала весь разговор.

– Такое лекарство действительно существует, братец Бао-юй говорит правду, – подтвердила она. – Недавно брат Сюэ Пань приходил ко мне и просил жемчуг. Я спросила у него – для чего, он ответил, что для лекарства. После этого он с раздражением добавил: «Лучше б я не связывался с этим лекарством! Разве было б у меня столько хлопот?!» Я поинтересовалась, какое же лекарство он составляет. Тогда он рассказал о рецепте, который ему дал Бао-юй. Он назвал еще несколько лекарственных растений, но я их не запомнила. Потом он добавил: «Простите меня за беспокойство, я только что купил несколько жемчужин, но они не годятся, так как их еще не носили. Только потому я и вынужден обратиться к вам. Если у вас нет разрозненных головных украшений, дайте хоть что-нибудь из тех, которые вы сейчас носите, а я подберу вам другие взамен». Пришлось снять два цветка из жемчуга и отдать ему. Кроме того, он попросил кусок темно-красного шелка длиною в три чи и ступку, чтобы истолочь жемчужины.

При каждом слове, которое произносила Фын-цзе, Бао-юй мысленно благодарил Будду, а когда она окончила, он спросил мать:

– Ну что вы теперь скажете? А ведь он приготовлял лекарство кое-как! Если же составлять его строго по рецепту, то жемчуг и драгоценные камни надо брать из древних могил, и не первые попавшиеся, а только те, которые когда-то в качестве головных украшений носили богатые и знатные люди. Но разве сейчас из-за этого станут раскапывать могилы? Вот и приходится употреблять жемчуг, который носят живые люди.

– Амитофо! Что ты болтаешь! – вскричала госпожа Ван. – Ведь если брать жемчуг из могилы, придется тревожить кости мертвецов, пролежавшие в земле несколько сот лет, и лекарство, сделанное из него, не может обладать чудесными свойствами.

– Ты слышала? – спросил Бао-юй, обращаясь к Дай-юй. – Неужели и моя вторая сестра Фын-цзе говорит неправду?

Лицо его было обращено к Дай-юй, но взгляд неотступно следил за Бао-чай.

Дай-юй слегка тронула за руку госпожу Ван:

– Тетя, вы только послушайте: сестра Бао-чай не хочет его выгораживать, так он обращается ко мне!

– Я замечаю, что ему очень нравится тебя обижать, – проговорила госпожа Ван.

– Ах, матушка, – с улыбкой возразил Бао-юй. – Ведь сестра Бао-чай ничего не знала о делах своего старшего брата даже в то время, когда они жили дома. Так может ли она знать о них что-нибудь сейчас, когда живет у нас? Разумеется, нет. А сестрица Линь, сидя за спиной у сестры Бао-чай, украдкой стыдила меня, будто я вру.

В это время вошла девочка из комнат матушки Цзя и позвала Бао-юя и Дай-юй обедать. Дай-юй сразу встала и отправилась вслед за служанкой, даже не пригласив Бао-юя.

– Может быть, подождем второго господина Бао-юя и пойдем вместе? – осторожно напомнила ей служанка.

– Он есть не будет и с нами не пойдет, – ответила Дай-юй, – я пойду одна.

Дай-юй вышла, а Бао-юй сказал служанке:

– Я буду есть с матушкой.

– Ладно тебе, хватит! Лучше пошел бы, – сказала ему госпожа Ван, – ведь я сегодня буду есть только постное.

– И я, – не унимался Бао-юй.

С этими словами он вытолкал служанку за дверь, а сам уселся за стол.

Затем госпожа Ван обратилась к Бао-чай и другим девушкам, находившимся в комнате:

– Вы тоже пойдите к себе! А он пусть делает как хочет!

– Ты бы, право, пошел, – обращаясь к Бао-юю, сказала Бао-чай. – Если ты не голоден, прогуляйся с сестрой Дай-юй, ей сегодня не по себе. С чего бы это?

– Да что обращать внимание на всякие пустяки! – возразил Бао-юй. – Через минуту пройдет!

Быстро поев, Бао-юй попросил чаю прополоскать рот и собрался уходить, так как опасался, что матушка Цзя будет обеспокоена его отсутствием, и, кроме того, он все время думал о Дай-юй.

– Что это ты сегодня целый день куда-то торопишься, второй брат? – засмеявшись, спросили его Тань-чунь и Си-чунь. – Даже ешь и чай пьешь наспех!

– Не мешайте ему, пусть он скорее ест и идет к своей сестрице, – проговорила Бао-чай. – Зачем его задерживать?

Бао-юй выпил чай, вышел из дому и побежал на западный дворик. Проходя мимо дома Фын-цзе, он увидел, что та стоит в дверях, поставив ногу на порог, и, ковыряя в зубах ковырялкой для ушей, наблюдает, как с десяток мальчиков-слуг перетаскивают вазы для цветов.

Заметив Бао-юя, Фын-цзе окликнула его:

– Хорошо, что ты здесь! Заходи, заходи скорее! Кстати, кое-что для меня напишешь.

Бао-юю пришлось последовать за ней. Они вошли в комнату, Фын-цзе распорядилась подать Бао-юю кисть, тушечницу и бумагу и сказала ему:

– Бордового шелка – сорок кусков, атласа узорчатого с драконами – сорок кусков, тонкого дворцового шелка разных цветов – сто кусков, ожерелий золотых – четыре…

– Что это такое? – прервал ее Бао-юй. – Не то счет, не то подарки? В какой форме писать?

– Как угодно, – ответила Фын-цзе. – Я пойму – и ладно.

Услышав такой ответ, Бао-юй перестал расспрашивать и принялся старательно записывать все, что диктовала Фын-цзе. Потом она взяла у него написанное и сказала: