– Ну ладно, возьми вот это и скажи, что я его очень благодарю. Ты никому не расскажешь? Поклянись!

– Пусть у меня на языке типун сядет, пусть я через несколько дней умру постыдной смертью, если хоть словом кому-нибудь обмолвлюсь! – послышался ответ.

– Ай-я-я! – опять произнес первый голос. – Мы так увлеклись разговором! А если кто-нибудь подслушивает? Давай подымем решетки: если нас и увидят, подумают, что мы играем. Да и мы заметим, если кто-нибудь станет приближаться.

При этих словах Бао-чай заволновалась и подумала:

«Вот когда можно убедиться, что развратники и разбойники обладают удивительным чутьем! Разве служанки не переполошатся, если откроют решетку и увидят меня здесь? К тому же один голос сильно напоминает мне Сяо-хун – служанку Бао-юя. Эта девчонка очень коварна, высокомерна и честолюбива. Ныне я узнала ее слабое место. Но пословица гласит: «Оказавшись в безвыходном положении, человек способен на безрассудство; доведенная до бешенства собака прыгает на стену». Если случится скандал, мне же будет неприятно. Лучше было бы спрятаться, но сейчас поздно, поэтому придется прибегнуть к способу «цикада сбрасывает с себя личину»[109].

Не успела она об этом подумать, как послышался скрип отодвигаемой решетки. Громко топая ногами, Бао-чай сделала вид, будто направляется к дверям павильона.

– Чернобровая! – нарочито окликнула она. – Я видела, как ты здесь пряталась!

Сяо-хун и Чжуй-эр, находившиеся внутри беседки, подняли решетку и, увидев приближающуюся Бао-чай, растерялись.

– Куда вы спрятали барышню Линь Дай-юй? – спросила Бао-чай, обращаясь к девушкам.

– Мы не видели ее, – ответила Чжуй-эр.

– Как не видели? – с притворным изумлением воскликнула Бао-чай. – Ведь я заметила с той стороны речки, как она здесь плескалась в воде, и еще хотела ее испугать. Но она увидела меня, бросилась бежать в восточном направлении и исчезла. Где же она могла скрыться, как не здесь?

Бао-чай вошла в беседку, походила там немного, делая вид, будто ищет Дай-юй, затем вышла, бормоча что-то невнятное. Сяо-хун и Чжуй-эр разобрали только слова:

– Наверное, она спряталась в гроте! Пусть ее там укусит змея!

Между тем Бао-чай, удаляясь от беседки, про себя посмеивалась:

«Как хорошо все уладилось! Интересно, заподозрили ли они что-нибудь?»

Однако Сяо-хун приняла слова Бао-чай за чистую монету, и когда Бао-чай удалилась, она сказала подруге:

– Вот беда! Барышня Линь Дай-юй сидела, оказывается, здесь и подслушала весь наш разговор.

Чжуй-эр ничего не ответила.

– Что же делать? – спросила Сяо-хун.

– Если даже и слышала, какое ей до нас дело? – ответила вдруг Чжуй-эр. – Пусть лучше думает о себе.

– Если б наш разговор слышала барышня Бао-чай, еще ничего, – возразила Сяо-хун, – но если здесь была барышня Линь Дай-юй, нам придется плохо. Ты ведь знаешь, она очень наблюдательна и любит злословить!

Пока они разговаривали, к беседке подошли Сян-лин, Чжэнь-эр, Сы-ци, Ши-шу и другие служанки. Девушки прекратили разговор и стали шутить и смеяться с ними.

Вдруг Сяо-хун заметила, что Фын-цзе, стоявшая неподалеку на склоне горы, делает знаки рукой, чтобы к ней подошел кто-нибудь из служанок. Тотчас же покинув компанию, Сяо-хун подбежала к Фын-цзе и с улыбкой спросила:

– Вам что-нибудь нужно, госпожа?

Фын-цзе смерила Сяо-хун внимательным взглядом, ей понравились аккуратность девушки, ее находчивость, манера держаться и разговаривать, и она сказала:

– Я не взяла с собой служанок. Мне нужно послать кого-нибудь по одному делу. Ты сумеешь выполнить то, что я тебе скажу? Запомнишь?

– Говорите, пожалуйста, госпожа, – ответила Сяо-хун, – и если я сделаю что-нибудь не так и не угожу вам, можете наказывать меня как угодно.

– Ты чья служанка? – спросила ее Фын-цзе. – Может быть, ты понадобишься своей барышне, так я скажу, что послала тебя с поручением.

– Я служанка второго господина Бао-юя, – ответила девушка.

– Ай-я! – услышав это, засмеялась Фын-цзе. – Значит, ты служанка Бао-юя?! Тогда все ясно! Ну ладно, если он спросит о тебе, я все объясню. Слушай! Пойди к сестре Пин-эр и скажи ей: в прихожей на столе под подставкой для жунаньской вазы лежит сто двадцать лян серебра для уплаты вышивальщицам, и, если придет жена Чжан Цая, пусть это серебро взвесят и отдадут ей. Кроме того, в моей комнате под изголовьем кровати лежит кошелек, принеси его мне!

Сяо-хун побежала выполнять поручение, но, когда она вернулась, Фын-цзе на склоне горы уже не было. В это время из каменного грота вышла Сы-ци. Она завязывала на себе пояс. Сяо-хун подбежала к ней и спросила:

– Сестрица, ты не знаешь, куда ушла вторая госпожа Фын-цзе?

– Нет, не обратила внимания, – ответила та.

Сяо-хун огляделась и вдруг увидела Бао-чай и Тань-чунь; они стояли на берегу пруда и любовались рыбками.

– Барышни, вы не знаете, где вторая госпожа Фын-цзе? – спросила Сяо-хун, подойдя к ним.

– Пойди во двор к госпоже Ли Вань, – ответила Тань-чунь. – Она, наверное, там.

Сяо-хун поспешила в сторону «деревушки Благоухающего риса». Навстречу ей попались Цин-вэнь, Ци-ся, Би-хэнь, Цю-вэнь, Шэ-юэ, Ши-шу, Жу-хуа и Ин-эр. Завидев Сяо-хун, Цин-вэнь сказала:

– Ты что, с ума сошла! Во дворе цветы не политы, птицы не накормлены, а ты бродишь неизвестно где! Даже чаю вскипятить не можешь!

– Вчера второй господин Бао-юй сказал мне, что поливать цветы достаточно через день, – ответила Сяо-хун. – Что касается птиц, то я их покормила, когда вы еще спали.

– А чай? – спросила Би-хэнь.

– Сегодня не моя очередь. Насчет чая спрашивайте не у меня!

– Вы только послушайте, как она отвечает! – воскликнула Ци-ся. – Не обращайтесь к ней ни за чем, пусть себе гуляет!

– А вы бы сначала спросили, гуляю я или занимаюсь делом! – возразила Сяо-хун. – Мне только что дала поручение вторая госпожа Фын-цзе.

С этими словами она показала девушкам кошелек, и те перестали придираться к ней. Сяо-хун отправилась дальше. Только Цин-вэнь усмехнулась ей вслед и проворчала:

– Прямо чудеса! Взобралась на высокую ветку и нас перестала слушаться! Дали ей пустяковое поручение и даже имени, наверное, не спросили, а она уже возгордилась! Ну ничего, тебе еще придется за это поплатиться! Если б ты была достаточно умной, чтобы суметь вообще уйти из этого сада и прочно устроиться на высокой ветке, тогда бы еще куда ни шло!

Она повернулась и зашагала прочь. Сяо-хун слышала ее слова, но не захотела ввязываться в спор, подавила свой гнев и побежала искать Фын-цзе. Дойдя до «деревушки Благоухающего риса», она убедилась, что Фын-цзе действительно там: она сидела в комнате и беседовала с Ли Вань.

Сяо-хун приблизилась к Фын-цзе и доложила:

– Сестра Пин-эр велела передать, что после вашего ухода она вручила деньги жене Чжан Цая. – С этими словами Сяо-хун передала Фын-цзе кошелек. – Потом сестра Пин-эр говорила, что приходил Ван-эр; он хотел узнать, куда вы собираетесь его посылать, и она сама послала его в соответствии с вашим желанием.

– Откуда ей стало известно мое желание? – с улыбкой спросила Фын-цзе.

– Сестра Пин-эр также наказала ему передать, – продолжала Сяо-хун: – «Наша госпожа справляется о здоровье здешней госпожи. Второго господина дома еще нет, он опоздает на два дня, но просит вторую госпожу не беспокоиться. Как только пятая госпожа немного поправится, наша госпожа вместе с нею навестит здешнюю госпожу. Недавно пятая госпожа прислала служанку сообщить, что получила письмо от дядиной супруги – жены брата ее матушки, в котором та велит передать вам поклон и просит у здешней госпожи несколько пилюль «бессмертия». Если у нее есть эти пилюли, пусть пришлет несколько штук нашей госпоже, завтра наши люди уезжают и по пути отвезут их супруге дядюшки пятой госпожи».

Не успела Сяо-хун договорить до конца, как Ли Вань расхохоталась и воскликнула:

– Ой-ой-ой! Ничего не поняла. Сколько здесь «господ» и «госпож»!