Шум беспокоил ее до невероятной степени. В ее главной резиденции в Пекине, Дяоюйтае, слугам было приказано изгонять птиц и цикад, а порой и не носить обуви и ходить с поднятыми руками и широко ставя ноги, чтобы их одежда не шуршала. И хотя ее особняк располагался в саду площадью 420 тысяч квадратных метров, она приказала закрыть для посещений соседний парк Юйюаньтань, один из немногих парков, остававшихся в столице. То же произошло в Гуанчжоу, где ее особняк располагался у Жемчужной реки, так что во время ее визитов все движение по этому важному пути останавливалось и даже далекая верфь прекращала работу.

Еще она была одержима страхом перед жарой и сквозняками. Зимой в ее комнатах должна была поддерживаться температура ровно 21,5° по Цельсию, а летом — 26°. Но даже когда термометр показывал, что температура точно такая, как она требовала, она обвиняла своих слуг: «Вы подделываете температуру! Вы сговорились меня уморить!» Один раз она бросила в сиделку большие ножницы и чуть было не попала в нее — сиделке не удавалось найти источник сквозняка.

«Служить мне — значит служить народу», — постоянно твердила она персоналу, который ее обслуживал.

После гибели Линь Бяо в авиакатастрофе и раскрытия заговора против Мао и ее самой в конце 1971 года госпожа Мао стала мучиться кошмарами, в которых ее преследовали призраки Линя. Она призналась своему секретарю: «У меня такое чувство, будто я могу умереть в любую минуту… как будто уже завтра может произойти какая-то катастрофа. Я все время полна ужаса».

Ее паранойя особенно усилилась после события, происшедшего перед самым бегством семьи Линь. Она отправилась в Циндао фотографировать военные корабли (по ее приказу шесть из них плавали по морю, чтобы она могла выбрать наилучший ракурс) и решила, что туалет в местной вилле ее не устраивает. Поэтому она вместо него воспользовалась плевательницей, которая, как она пожаловалась, была слишком жесткой для ее ягодиц. Тогда ее служители оборудовали для нее сиденье, взяв плавательный круг из бассейна. Пока она облегчалась, сиделкам пришлось ее поддерживать — но к этому она привыкла. Однако как-то ночью она воспользовалась плевательницей-туалетом без помощниц, приняв перед этим три дозы снотворных таблеток, и, упав, сломала ключицу. После бегства семьи Линь она заявила, что этот несчастный случай был частью заговора и что ее снотворное было отравлено. Это вызвало страшный переполох: все ее лекарства опечатали и увезли на проверку, а весь ее медицинский персонал задержали и допросили в присутствии Чжоу Эньлая и Политбюро. Чжоу пришлось разговаривать с ней всю ночь: с девяти вечера до семи утра он пытался ее успокоить.

Визит четы Никсон в феврале 1972 года невероятно ее оживил. С ними и с последовавшей затем чередой международных визитеров она могла удовлетворить свое желание играть роль первой леди. А еще это дало ей возможность разрекламировать себя в мире благодаря публикации своей биографии. В августе того же года американская исследовательница Роксана Уитке была приглашена написать о ней и, желательно, превратить в мировую знаменитость, как это сделал с Мао Эдгар Сноу.

Госпожа Мао разговаривала с Уитке шестьдесят часов. Однако ее действия вызвали раздражение Мао, который поначалу одобрил этот проект. Оставаясь верна себе, она разболталась. К ужасу своего окружения, она призналась в глубокой любви и ностальгическому отношению к Шанхаю в до коммунистические дни и даже напела Уитке кокетливую песенку, которая была там популярна в 1930-х годах. «Моя жизнь тогда была такой романтичной… У меня было так много поклонников, которые меня добивались»… Одно это уже было неприемлемым, но она чуть не вызвала инфаркт у всех присутствовавших китайцев, рассказав о том, как один раз с ней пытался познакомиться американский матрос. «Возможно, он был пьян. Он шел по набережной Бунд, шатаясь, и остановился передо мной. Он преградил мне дорогу, щелкнул каблуками и отдал мне честь… Он попытался меня обнять… Я подняла руку и дала ему пощечину. Он продолжал улыбаться и снова отдал мне честь, прищелкнув каблуками. Он даже сказал: «Извините». Вы, американцы, такие вежливые»…

Госпожа Мао призналась, что боготворит Грету Гарбо и обожает «Унесенных ветром», которых, по ее словам, смотрела раз десять. «Каждый раз я была глубоко тронута… Может ли Китай создать подобный фильм?» — вопросила она, как будто она и ее муж не имели никакого отношения к разгрому китайского кино. Ее восторги по поводу «Унесенных ветром», похоже, встревожили главу СМИ Яо Вэньюаня, и тот начал сыпать партийными штампами: «…У фильма есть недостатки. Она [писательница] сочувствовала рабовладельцам». Госпожа Мао заставила его замолчать поставившей его в тупик фразой: «Но я не вижу в фильме похвалы Ку-клукс-клану».

В конце концов по распоряжению Мао часть стенограмм была отправлена Уитке, которая опубликовала подробную биографию его жены. Цзян Цин продолжала играть роль первой леди при иностранцах, хотя имела такую возможность не так часто, как ей хотелось бы. В результате она постоянно пыталась пролезть к ним. Когда премьер-министр Дании Поул Хартлинг приехал в 1974 году, она сопровождала его и его жену в театр, но не была включена в число приглашенных на парадный обед, и тогда она вломилась к ним прямо перед обедом и задержала датчан на полчаса, заставив ждать 400 человек. Она разговаривала, как показалось Хартлингам, «высокомерно» и «хвастливо», и им было неловко. Когда приехала американская команда пловцов, она выглядывала из-за стеклянной перегородки, любопытствуя, как они тренируются. «Ах, они были так красивы! Такие красивые движения!» — восторгалась она потом. (Чуть раньше она отказалась войти в воду с Уитке под предлогом того, что «массы слишком возбудятся», если увидят свою «первую леди» плавающей.)

Стремление госпожи Мао к контактам с иностранцами могло сравниться только с ее тягой к женственным нарядам. В Китае, сотворенном ее мужем, женщинам дозволялись только бесформенные куртки и брюки. Только в очень редких случаях госпоже Мао можно было надевать платье или юбку. В 1972 году она мечтала надеть платье, чтобы сопровождать президента США (который описал ее как «неприятно резкую и агрессивную») и миссис Никсон на балет «Красный отряд женщин», один из ее девяти «образцовых спектаклей». Но после долгих терзаний она отказалась от этой идеи, поскольку это выглядело бы слишком неуместным в присутствии большого количества китайцев в зале: они, хоть и были специально приглашены, все будут одеты в неприметные костюмы образца Мао. Когда филиппинка Имельда Маркос посетила Китай в сентябре 1974 года в великолепном национальном костюме, а госпоже Мао пришлось явиться в уродливой униформе и кепке, отчего она очень плохо выглядела рядом с бывшей королевой красоты, и китайский фотограф, и госпожа Маркос обратили внимание, что она все время завистливо косилась на госпожу Маркос.

Госпожа Мао мечтала создать «национальный костюм» для китаянок. Ее творением стал верх без воротника и плиссированная юбка ниже колена. Этот ансамбль был настолько неудачен, что когда в газетах были опубликованы фотографии спортсменок-китаянок, носивших эти костюмы за границей, то даже изголодавшиеся по модным вещам женщины Китая отнеслись к нему с презрением. Однако, хотя этот костюм был неудачной попыткой создания моды, любовь госпожи Мао к нарядам помогла отменить запрет на юбки и платья для женщин: в 1975 году, спустя почти десять лет, эти предметы одежды стали постепенно возвращаться.

Госпожа Мао пыталась сделать свой ансамбль официальным «национальным костюмом». Для этого требовалось решение Политбюро, которое приняло отрицательное решение из соображений затрат. На Длинную плиссированную юбку уходило бы много материи, и, если бы ее запустили в производство как «национальный» предмет одежды, потребовалось бы огромное количество ткани. Она попыталась уговорить Мао отменить данное решение, заставив его любимых подружек демонстрировать ему это платье. Но когда он услышал, что идея принадлежит его супруге, он отверг ее с раздражением и даже с отвращением.