Одним из самых болезненных для тибетцев стал запрет на традиционные похороны умерших. Панчен-лама писал: «Когда человек умирает и не проходит церемонию отпущения грехов, его душа не получает очищения… так обращаться с усопшими жестоко… Люди говорили: «Мы умираем слишком поздно… Теперь после смерти мы будем похожи на собаку, выброшенную из дома!»

Пока панчен-лама в начале 1960-х ездил по стране, тибетцы сильно рисковали, чтобы увидеть его. Они рыдали и выкрикивали: «Не дайте нам умереть с голоду! Не дайте уничтожить буддизм! Не допустите угасания народа Страны снегов!» Письмо панчен-ламы «страшно разгневало» Мао, и он подверг духовного лидера Тибета серьезным наказаниям, включая десять лет тюремного заключения.

Тибету, как и всему Китаю, правление Мао принесло небывалые страдания.

В феврале 1959 года Россия подписала соглашение о поставке в Китай средств для производства ядерных подводных лодок. Этот договор ознаменовал пик сотрудничества Кремля с Китаем в сфере передачи технологий. Но даже во время заключения договора Хрущев не отбрасывал мысль об опасности обеспечения Мао такой огромной военной силой.

Один инцидент особенно заставил Хрущева снова хорошенько все обдумать. В сентябре 1958 года американская ракета «воздух — воздух» «Сайдвиндер» сорвалась с тайваньского самолета и упала на территорию Китая, не взорвавшись. Требования Хрущева позволить русским исследовать неожиданно свалившийся с неба современнейший образец военной техники остались без ответа, а позднее китайцы объяснили свой отказ тем, что не смогли найти ракету. Сын Хрущева Сергей, ведущий специалист в этой области, вспоминал:

«Впервые отец почувствовал глубокие трещины, появившиеся в нашей «братской» дружбе. Впервые он усомнился, стоит ли передавать Китаю новейшие военные технологии и учить китайцев строить ракеты и ядерные боеголовки.

…В феврале [1959 года] он решил в первый раз оказать давление, для начала… он отложил передачу инструкции для Р-12 [ракеты]. Это помогло. Ракета [«Сайдвиндер»] немедленно нашлась».

Китайцы разобрали ракету, но главная наводящая система пропала. Хрущев-старший писал в своих мемуарах: «Это было оскорбительно. Любой на нашем месте испытал бы чувство обиды. У нас не было секретов от Китая. Мы давали им все… А они, получив трофей, не захотели с нами поделиться». Хрущев пришел к выводу, что Мао просто использовал Советский Союз в собственных целях и не заботился об интересах коммунистического лагеря в целом. Он почувствовал, что Мао обуреваем страстным желанием править всем миром. Хрущев приказал не спешить с передачей ядерных ноу-хау и 20 июня 1959 года прекратил помощь в создании китайской атомной бомбы.

Этот удар не стал для китайцев фатальным, поскольку у Китая уже были базисные знания и ключевое оборудование для производства атомной бомбы. И все же Мао понимал, что с этого момента вряд ли ему еще что-то удастся получить от Хрущева.

В сентябре Хрущев отправился в Америку — это был первый визит советского лидера. Он верил в реальную возможность мирного сосуществования с Западом. Затем он отправился в Пекин на празднование десятой годовщины правления Мао. Хрущев убеждал китайского лидера проявлять терпимость по отношению к Западу, избегать каких-либо нежелательных столкновений, способных вернуть мир в колею холодной войны, как сформулировал это главный советский идеолог.

В сближении Хрущева с Западом Мао разглядел историческую возможность самому выдвинуться в мировые лидеры всех, кто считает, что мирное сосуществование поддерживает — или замораживает — статус-кво. Время, казалось, было выбрано очень удачно, поскольку процесс деколонизации шел полным ходом. В Африке зародились многочисленные антиколониальные движения, принимавшие форму партизанской войны. Мао был сторонником партизанской войны и считал, что разбирается в ней гораздо лучше Хрущева. Коммунистические партии также казались легкими целями, поскольку практически не надеялись прийти к власти каким-либо путем, кроме насильственного. Мао предусматривал ситуацию, когда «коммунистические партии всего мира перестанут верить в Россию и поверят в нас». Он видел, что есть шанс установить свой собственный «центр мировой революции».

Иметь свой собственный лагерь и не играть роли второго плана на фоне Хрущева было давнишней мечтой Мао. Когда Хрущев начал перекрывать поток военной техники, Мао стал меньше бояться разгневать партнера, но и раскола не желал, ведь Россия пока что оставалась передовой державой в области военных технологий. Только в 1960 году Россия передала Китаю не менее 1010 чертежей — больше, чем в 1958 году. Поэтому Мао сформулировал принцип «пока не осуждать» русских и искал способ выудить у них информацию как можно быстрее. «Через восемь лет Китай станет могущественной державой, — сделал он заявление в высших эшелонах власти, — а Хрущев полностью дискредитирует себя как руководитель».

Как говорил Мао своему близкому окружению в начале 1960 года, сейчас необходимо «пропагандировать мысли Мао Цзэдуна» во всем мире. На первом этапе эта пропаганда не должна быть слишком агрессивной, чтобы, по его словам, не казалось, будто «мы пытаемся экспортировать наше благоуханное нутро» (с коим Мао сравнивал свои «мысли»). В результате эта пропагандистская кампания привнесла в мир маоизм.

Распространение опыта Китая как образца для других стран, в то время как миллионы китайцев умирали от голода, могло бы показаться трудной задачей, но Мао это не беспокоило: у него имелась целая система фильтрации информации; иностранцы могли видеть и слышать лишь то, что для них предназначалось. В феврале 1959 года ЦРУ на «предварительных слушаниях» сделало вывод о «поразительном увеличении производства продовольствия» в Китае. Мао прекрасно умел пускать пыль в глаза большинству гостей. Когда французская писательница Симона де Бовуар посетила Китай в 1955 году, даже сопровождавшей ее франкоговорящей китаянке пришлось получить специальное разрешение разговаривать с ней напрямую, без переводчика. После краткого визита Симона де Бовуар с важным видом заявила, что «Мао — не больший диктатор, чем, например, Рузвельт. Новая китайская Конституция не дает возможности сосредоточить власть в руках одного человека». Она написала весьма скучную книгу о своей поездке, озаглавленную «Великий поход». В ее алфавитном указателе есть одна статья для слова «насилие»: «[Мао] о насилии, как его избежать».

Мао принял меры к тому, что лишь очень тщательно проверенная элита могла выезжать за пределы страны. Среди этих немногих были дипломаты, прославившиеся своей «каменной» внешностью. Они работали по жестким правилам, регламентирующим их поведение и слова; имели строгий приказ докладывать о каждом разговоре и постоянно следили друг за другом. Первыми послами коммунистического Китая были в основном армейские генералы. Перед тем как посылать их за границу, Мао говорил им то ли в шутку, то ли всерьез: «Вы не знаете ни одного иностранного языка, и вы не [профессиональные] дипломаты; но я хочу, чтобы вы были моими дипломатами, так как знаю, что вы не сможете сбежать».

Единственными, кто покидал Китай и начинал говорить, были немногочисленные отважные простые граждане, которые с риском для жизни переплывали в Гонконг. Они раскрывали правду о голоде и темных реалиях коммунистического Китая. Но на Западе их свидетельствам не верили.

Напротив, когда в 1961 году Мао откровенно врал французскому лидеру социалистов Франсуа Миттерану (будущему президенту), говоря, что в стране нет голода («Я еще раз повторяю и хочу, чтобы все слышали: в Китае голода нет»), ему безоговорочно верили. Будущий канадский премьер-министр Пьер Трюдо посетил Китай в 1960 году и стал соавтором совершенно оторванной от жизни книги «Два простака в красном Китае», в которой ни словом не упомянул о голоде. Одурачить удалось даже бывшего главу Продовольственного и сельскохозяйственного комитета ООН лорда Бойд-Орра. В мае 1959 года, после поездки по Китаю, он высказал свое мнение: производство продовольствия выросло на 50–100 процентов по сравнению с 1955–1958 годами, и Китай, «похоже, способен хорошо кормить [свое население]». Британский фельдмаршал Монтгомери, человек гораздо более доверчивый, после своих визитов в Китай в 1960 и 1961 годах заявил, что в стране «не было крупномасштабного голода, только дефицит продовольствия в некоторых районах», и, безусловно, он не считал виноватым в «дефиците» Мао. Монтгомери призвал Мао никому не отдавать власть: «Китай… нуждается в руководителе. Вы ни в коем случае не должны покидать этот корабль».