Условия, предложенные Японией Китаю, не отвечали ожиданиям Сталина. Токио соглашался только на «русскую сферу влияния во Внешней Монголии и Синьцзяне», что едва ли было заманчивым для Сталина, поскольку обе эти территории уже были у него в кармане. Япония также считала «понятным и приемлемым оставить три северо-западные провинции [Шэньси, Ганьсу и Нинся] в качестве китайских коммунистических баз», но при условии, если русские согласятся «ограничить действия китайских коммунистов против Японии». Но эта идея также не удовлетворяла Сталина, поскольку КПК уже занимала значительно большую территорию, чем эти три провинции.

Неудача Москвы в достижении договоренности с Токио означала, что приоритетной целью Сталина оставалось предотвращение нападения Японии на Россию, а это, в свою очередь, вело к тому, что Мао пока не мог развязать войну с Чаном. Сталину был необходим единый Китай, который продолжал бы сдерживать Японию. Когда Сталин отправлял генерала Чуйкова[66] новым военным советником в Чунцин, тот поинтересовался, почему его посылают «к Чан Кайши, а не в китайскую Красную армию». Сталин ответил: «Ваша задача в Китае — крепко связать руки японскому агрессору».

Поэтому Кремль предложил Мао умерить свой пыл. Соответствующий приказ был отправлен 25 ноября: «Отныне ваша задача — вы играть время. Маневрируйте и всячески торгуйтесь с Чан Кайши относительно вывода ваших сил из Центрального Китая… Важно, чтобы вы не являлись зачинщиками военных действий против Чана». Одновременно Москва разрешила Мао давать отпор, если он подвергнется нападению. «Между тем, если Чан Кайши вас атакует, вы должны ответить всей своей мощью. В этом случае ответственность за раскол и гражданскую войну ляжет целиком на Чана…»

У Мао оставалась одна надежда: Чан выстрелит первым. Но поскольку сроки, установленные для перехода на север Н4А, проходили и выдвигались новые, Мао пришел к выводу, что «Чан не собирается предпринимать большое наступление».

Не сумев спровоцировать Чана на первый выстрел, Мао решил создать ситуацию, в которой палец Чана не сможет не нажать на спусковой крючок.

Политическим комиссаром Н4А, базировавшейся на востоке Центрального Китая, был старый недруг Мао Сян Ин. Десятью годами раньше Мао попытался его устранить, поскольку тот противился убийствам и пыткам при проведении чисток. Именно Сян Ин предостерегал от участия Мао в Великом походе, предсказывая, что он захочет взять власть. Сян Ин всегда оставался искренним в отношении Мао, иногда даже смеялся над ним.

Штаб Сян Ина, состоявший из тысячи штабных и 8 тысяч эскортных войск, располагался в живописном месте, называемом Облачный Пик, возле, вероятно, самой необычной и красивой китайской горы Хуаншань — Желтой горы. Именно здесь глазам потрясенного зрителя открывается изумительная картина: вокруг строгих, напоминающих готические шпили скал бегут, волнуются и тают облака. К декабрю 1940 года группа Сян Ина была единственной частью Н4А южнее Янцзы, так как Мао отправил 90 процентов Н4А к северу от реки и отдал эти войска под командование отдельного штаба, возглавляемого его давним союзником Лю Шаоци.

В том месяце Мао отправил группу Сян Ина прямо в лапы националистов, надеясь, что бойня заставит Сталина ослабить поводок, на котором он держал лидера китайских коммунистов, не давая ему расправиться с Чаном. За несколько месяцев до этого генералиссимус приказал Н4А перейти в Северный Китай. Этот приказ Мао проигнорировал. Однако в декабре 1940 года Мао приказал Сяну сниматься с места и следовать на север Янцзы.

Сян мог выбрать два маршрута. Кратчайший вел прямо на север (северный маршрут). Второй вел сначала на юго-восток и только потом через Янцзы, но значительно ниже по течению (восточный маршрут). 10 декабря 1940 года генералиссимус назначил северный маршрут, и Мао подтвердил приказ Сяну 29 декабря.

На следующий день Мао неожиданно велел Сяну выбрать восточный маршрут (следовать которым генералиссимус запретил), но не сообщил об этом Чану, уверенному, что красные пойдут согласованным с ним маршрутом. 3 января в штаб Сяна прибыло сообщение от самого генералиссимуса, в котором тот еще раз подтверждал маршрут и сообщал, что приказал всем армиям на пути красных обеспечивать их безопасность.

Сян тотчас ответил, что не пойдет по маршруту, указанному Чаном, и попросил очистить для него восточный маршрут. Но это решающее послание благодаря Мао так и не попало к Чану. Мао запретил всем коммунистическим командирам общаться напрямую с генералиссимусом и распорядился, чтобы связь осуществлялась только через него. И Сян 4 января 1941 года тронулся в путь сквозь холод и ледяной дождь по выбранному Мао восточному маршруту, не подозревая, что Чан не получал его сообщения[67].

Сян и его люди вышли прямо на значительно превосходящие силы националистов, которых не предупредили ни о подходе войск Сяна, ни о том, что они только проследуют мимо. Поэтому националисты решили, что это нападение. 6 января 1941 года начался бой. В тот день командир местных гоминьдановцев генерал Гу отдал приказ «уничтожить» красных.

Сян посылал отчаянные телеграммы в Яньань, умоляя Мао решить вопрос о прекращении огня националистами. Но Мао ничего не сделал. Когда Лю Шаоци, который был с основными силами Н4А к северу от Янцзы, 9 января послал в Яньань запрос о ситуации, Мао притворился, что ничего не знает, утверждая, что последний раз получил информацию от Сяна 5-го и больше ничего не слышал.

В самый критический период кровавого сражения, то есть на протяжении четырех дней, с 6 по 9 января, Мао утверждал, что не имел никакой связи с Сяном. А именно в эти дни радисты Сяна беспрестанно повторяли сигналы SOS, и Лю Шаоци получал их без проблем. Трудно поверить, что у Мао так кстати вышло из строя все оборудование связи как раз в те четыре дня, когда убивали солдат Н4А. Но если даже какая-то поломка и была, это не объясняет, почему Мао так долго бездействовал и не пытался восстановить контакт. У Мао давно вошло в привычку при утаивании информации ссылаться на неполадки с радио. (После похищения Чан Кайши в 1936 году Мао утверждал, что не получил жизненно важной радиограммы из Москвы.) Чем страшнее было кровопролитие, тем больше оправданий было у Мао для нападения на Чана, к тому же он пожертвовал тем, от кого стремился избавиться, — Сян Ином.

После того как Лю 9 января 1940 года поднял вопрос о состоянии Н4А, радио Мао чудесным образом снова заработало. С того самого дня срочные просьбы штаба Н4А стали фиксироваться. 10-го Сян известил Мао, что люди находятся «на краю гибели». «Пожалуйста, обратитесь к Чану и Гу с просьбой отозвать окружение. Иначе наши силы будут полностью уничтожены». Мао хранил молчание.

В тот же день Сян Ин снова попытался связаться с Чаном, и опять через Мао. Эта отчаянная просьба также не попала к генералиссимусу. Как сказал Мао своему офицеру связи Чжоу 13 января, «я не послал ее вам. Это сообщение не должно быть отправлено».

Вечером 11 января Чжоу посетил прием в Чунцине, посвященный третьей годовщине печатного органа КПК — «Синьхуа жибао». Как раз в это время пришло сообщение от Мао. Чжоу объявил собравшейся толпе, что подразделения Н4А были окружены и атакованы. Но даже тогда присланная Мао телеграмма не была приказом действовать. Это было обычное сообщение «для сведения».

Только на следующий день Мао в конце концов дал указания Чжоу принять серьезные меры к снятию окружения. Но уровень серьезности ситуации был сильно занижен («они говорят, что могут держаться еще семь суток», что было явным искажением отчаянных сообщений последних дней). Чжоу не заявлял серьезных протестов до 13-го. Но к этому времени, 12-го, Чан остановил бойню по собственной инициативе.

13 января, после окончания сражения, Мао неожиданно ожил и велел Чжоу развернуть пропагандистскую кампанию за «справедливую всеобщую войну против Чана». «Когда решение будет принято, — заявил он, — мы пробьемся в Сычуань [база Чана]… Теперь речь идет о полном расколе, о том, как сбросить Чана».