Добравшись до Сианя 4 декабря, Чан Кайши не отдал распоряжений относительно собственной безопасности. Его штаб-квартиру охраняли несколько дюжин его соратников, но ворота и внешний периметр резиденции патрулировали люди Юного маршала. Маршалу удалось даже провести разведку в резиденции Чан Кайши у горячего источника на окраине города и проверить его спальню.

На рассвете 12 декабря 1936 года Чан Кайши был похищен. Он только закончил делать утреннюю зарядку, что было частью его ежедневного режима, и одевался, когда услышал выстрелы. Его резиденцию атаковали 400 людей маршала. Телохранители Чан Кайши оказали сопротивление, и многие из них были застрелены, включая и начальника службы безопасности. Чан сумел скрыться в горах, где его нашли несколько часов спустя в расщелине в одной пижаме, босого, грязного и с поврежденной спиной.

Перед попыткой похищения Юный маршал сообщил Мао, что он собирается действовать. Когда Мао получил из рук секретаря телеграмму, его лицо просияло: «Иди спать. Завтра утром мы получим хорошие новости!»

Когда до штаб-квартиры партии дошли слухи о похищении Чан Кайши, торжествующие лидеры собрались в убежище Мао. Один из товарищей вспоминал, что Мао «хохотал как безумный». Теперь, когда Чан был захвачен, у Мао осталось одно желание: увидеть его мертвым. Если Чана убьют, освободится место главы государства — отличная возможность для России вмешаться и помочь привести к власти КПК, а значит, и самого Мао.

В первых телеграммах в Москву Мао умолял русских принять серьезные меры. Тщательно подбирая слова, он пытался заручиться их согласием убить Чан Кайши, уверяя, будто КПК собирается «требовать от Нанкина сместить Чан Кайши и предать его народному суду». Это выражение, несомненно, подразумевало смертный приговор. Зная, что его цели не совпадают с целями Сталина, Мао до последней минуты притворялся, будто ничего не слышал о похищении Чан Кайши, и обещал, что КПК «в течение нескольких дней не сделает никаких официальных заявлений».

Тем временем за спиной Москвы Мао строил план убийства Чан Кайши. В своей первой телеграмме маршалу сразу после похищения 12 декабря Мао настаивал: «Лучший выход — убить Чан Кайши». Мао попытался немедленно отправить в Сиань своего ведущего дипломата Чжоу Эньлая. Чжоу уже ранее в этом году вел переговоры с маршалом, и казалось, они все уладили. Мао хотел от Чжоу, чтобы тот убедил Юного маршала «принять решительные меры» (то есть убить Чан Кайши).

Не говоря ни слова об истинной миссии Чжоу, Мао пытался получить от Юного маршала приглашение своему дипломату приехать в его ставку. В это время штаб-квартира красных располагалась в нескольких днях езды верхом от Сианя, в Баоане, почти в 300 километрах к северу, поэтому Мао просил Юного маршала прислать за Чжоу самолет в ближайший город Яньань, удерживаемый тогда маршалом. Там находился аэродром, построенный несколько лет назад компанией «Стандарт ойл», которая вела разведку в этом районе. Чтобы заставить Юного маршала действовать быстро, Мао 13 декабря сообщил ему: «Мы с Коминтерном пришли к соглашению, о подробностях которого сообщим вам позднее». Подразумевалось, что Чжоу привезет известия о плане, одобренном Москвой.

Но Юному маршалу не нужны были официальные обещания КПК, а исключительно публичное одобрение Москвы. Однако 14 декабря 1936 года на первых полосах двух ведущих советских газет «Правды» и «Известий» появились статьи, где маршала обвиняли в оказании помощи японцам, а Чан Кайши получал недвусмысленную поддержку. Через два дня после похищения Юный маршал понял, что игра проиграна.

Поэтому маршал никак не отреагировал на сообщение Мао о приезде Чжоу. Но Мао все равно отправил своего дипломата, сообщив об этом Юному маршалу 15 декабря и попросив его прислать в Яньань самолет. Когда Чжоу прибыл в Яньань, самолета не было и городские ворота были закрыты: ему пришлось прождать всю ночь за стенами города при температуре ниже нуля. «Охрана отказывалась открыть ворота и выслушать его», — сообщал Юному маршалу в телеграмме Мао, умоляя его что-нибудь предпринять. Юный маршал в прямом смысле слова пытался заморозить Чжоу, что говорит о его обиде на красных, обманувших его насчет сделки с Москвой.

17 декабря Юный маршал сжалился. Ему хотелось достойно выйти из игры, поэтому он послал за Чжоу «Боинг». Его американский пилот Роял Леонард с ужасом обнаружил, что на борту красные, которые совсем недавно обстреливали его самолет. На обратном пути в снежное утро он сыграл со своими пассажирами злую шутку. «Я нарочно влетел в зону турбулентности, — писал он в своих мемуарах. — Оглянувшись, с радостью увидел, как коммунисты, отведя в сторону свои черные бороды, блюют в ведро».

Юный маршал скрепя сердце принял Чжоу, однако внешне он выглядел вполне дружелюбно[52]. Когда Чжоу принялся уговаривать его убить генералиссимуса, он пообещал, что сделает это, «когда гражданская война станет неизбежна и Сиань будет осажден» правительственными войсками.

Мао пытался развязать войну между Нанкином и Сианем. Он надеялся осуществить свой план, передвинув Красную армию к Нанкину. 15 декабря 1936 года он тайно приказал своим командирам «нанести удар в сердце врага — правительство Нанкина». Однако пришлось отказаться от этого плана, поскольку он был бы убийственным для Красной армии, и к тому же не было гарантии, что война между Нанкином и Сианем вообще начнется. К радости Мао, 16 декабря Нанкин объявил маршалу войну, начал двигать свою армию к Сианю и бомбить войска Юного маршала за пределами города. Мао убеждал маршала не просто нанести ответный удар, но и развязать масштабную войну и напасть на Нанкин. На следующий день Мао отправил ему телеграмму следующего содержания: «Уязвимыми местами врага являются Нанкин и две важные железные дороги. Если туда удастся перебросить 20 или 30 тысяч солдат, ситуация в корне изменится. Прошу подумать об этом». Мао надеялся, что, предприняв этот шаг, маршал сожжет за собой мосты в отношениях с Нанкином и скорее согласится на убийство Чан Кайши.

Пока Мао строил планы убийства Чана, Сталин принял решение во что бы то ни стало спасти генералиссимуса. 13 декабря, на следующий день после его похищения, советский поверенный в делах в Нанкине был вызван действующим премьер-министром Кун Сянси (шурин Чан Кайши), и ему сообщили, что «появились сведения» о причастности КПК к попытке переворота и о том, что, «если жизни господина Чан Кайши будет угрожать опасность, народный гнев перекинется с КПК на Советский Союз, и китайское правительство под давлением может выступить на стороне Японии в войне против СССР». Сталин понимал, что похищение Чан Кайши может угрожать его стратегическим интересам.

В ночь на 14 декабря в кабинете главы Коминтерна Димитрова зазвонил телефон. Это был Сталин. «С вашей санкции в Китае произошли эти события?» Димитров поспешно ответил: «Нет! Это была бы величайшая услуга для Японии. Наши позиции к этим событиям совпадают». Сталин принялся угрожающе расспрашивать о роли в Коминтерне представителя КПК, показавшего вождю черновик телеграммы, одобряющей убийство Чан Кайши, которую предстояло отправить в Китай. «Кто такой этот ваш Ван Мин? Провокатор? Мне известно, он хотел отправить телеграмму с приказом убить Чан Кайши». Китайский помощник Димитрова вспоминал, что тогда в штаб-квартире Коминтерна «не нашлось никого, кто высказался бы против необходимости рассчитаться с этим злейшим врагом». «Надо кончать с Чан Кайши». Даже назначенный Сталиным высший чиновник Мануильский, обычно всегда хладнокровный, «потирал руки» и, обняв меня, воскликнул: «Попался голубчик, а!»

Ван Мин уверял, что черновик телеграммы был составлен начальником ИНО Артуром Артузовым. Вскоре Артузов был арестован и обвинен в шпионаже. Перед расстрелом он заявил о своей невиновности в письме, написанном собственной кровью, которая, как холодно заметил надзиратель, текла у него «из носа». Сталин пощадил Ван Мина. Димитрову удалось оправдаться и переложить всю ответственность на Мао. Он писал Сталину: «Несмотря на наши предостережения, ЦК китайской партии вступил на деле в очень близкие, дружеские отношения с Чжан Сюэляном». Димитров даже позволил себе критику: «Трудно себе представить, что Чжан Сюэлян предпринял свою авантюристическую акцию без согласования с ними [Мао и его товарищами] или даже без их участия». Все выглядело так, что Мао лгал, говоря, что ничего не знал о похищении до последнего момента и что он ослушался приказа Москвы.