Мао не только тщательно прочесал список делегатов расческой с плотными зубьями — он держал их в фактическом заточении на протяжении пяти лет и провел через все ужасы кампании террора. За это время из пятисот делегатов более половины подверглись преследованиям как подозреваемые в шпионаже и перенесли немыслимые страдания. Одни совершили самоубийства, другие заработали умственные расстройства. Поэтому список депутатов на предстоящий съезд существенно сократился. В него были включены сотни новых людей, чья преданность Мао не подлежала сомнению.

В зале над сценой висел огромный лозунг: «Шагайте вперед под знаменем Мао Цзэдуна!» Мао был избран председателем всех трех высших органов партии: Центрального комитета, Политбюро и Секретариата. Впервые с момента основания партии Мао формально и открыто стал ее главой. На то, чтобы занять это положение, Мао потребовалось двадцать лет. Это был волнующий момент для Мао, и, как всегда, когда брали верх эмоции, в нем просыпалась жалость к себе. Припомнив, как много ему пришлось пережить, Мао едва не разрыдался.

Мао Цзэдун стал Сталиным Коммунистической партии Китая.

В Яньане, где во время японо-китайской войны располагалась штаб-квартира Мао, система власти изменилась по сравнению с прежними революционными базами, такими как Жуйцзинь. В соответствии с программными изменениями политики, представленными КПК единому фронту, было решено отойти от практики конфискаций и принуждения «классовых врагов» к рабскому труду. Вместо этого инструментом максимального извлечения средств стало налогообложение.

Это произошло вопреки тому факту, что яньаньская администрация пользовалась двумя внешними источниками огромных поступлений: значительной финансовой поддержкой националистов (в первые несколько лет) и тайными денежными вливаниями Москвы, которые Сталин в феврале 1940 года лично утвердил в размере 300 тысяч долларов США в месяц (по сегодняшнему курсу это соответствует приблизительно 45–50 миллионам долларов США в год).

Главным внутренним источником дохода был зерновой налог, который резко возрос за годы коммунистической оккупации. Официальные цифры размеров зернового налога за первые годы правления красных, если верить доступным для нас источникам, составили (в ши, мере, которая в то время соответствовала приблизительно 150 килограммам):

1937 г. — 13 859;

1938 г. — 15 972;

1939 г. — 52 250;

1940 г. — 97 354;

1941 г. — 200 000.

Резкое увеличение налоговых поступлений зерна начиная с 1939 года предназначалось для осуществления территориальной экспансии и наращивания численности армии. Обычным явлением были принуждение и насилие, как о том свидетельствует первый секретарь местного комитета партии Се Цзюецзай в своей дневниковой записи от 21 июня 1939 года, где сказано, что сборщики налога «доводят крестьян до гибели». (Се был одним из немногих, кто имел возможность вести дневник — благодаря своему высокому положению и близким отношениям с Мао, с которым они были дружны с ранней молодости.) В 1940 году зерновой налог был удвоен, несмотря на неблагоприятные погодные условия, низкий урожай и голод. Налог был еще раз удвоен в 1941 году, опять-таки невзирая на то, что в предыдущем году урожай был на 20–30 процентов ниже, чем обычно.

Местные жители не любили Мао — о чем он хорошо знал, но этот факт не оказывал никакого влияния на его политику. Позже он рассказывал своим высшим партийным кадрам историю об одном крестьянине, жаловавшемся на непомерно тяжелые налоги. Когда руководителя уезда убила молния, этот крестьянин сказал: «У неба нет глаз! Почему молния не убила Мао?» Мао рассказывал эту историю для того, чтобы подчеркнуть, что он не остался глух к недовольству, и утверждал, что в результате снизил налог. В действительности же злосчастный удар молнии и проклятие крестьянина случились 3 июня 1941 года, задолго до того, как было объявлено о беспрецедентном повышении налога. 15 октября Мао удвоил его, и произошло это после того, как Мао прослышал о крестьянском недовольстве. Мало того, в ноябре 1941 года Мао ввел еще один налог — на фураж для лошадей.

В другой раз Мао рассказал о некоем человеке, который, «притворившись сумасшедшим», набросился на него и попытался убить — за введение тяжких налогов. Мао не рассказывал других историй, которые множились, как круги на воде, например, он не упоминал об истории с одним крестьянином, который выколол глаза на портрете Мао. На допросе этот человек сказал: «У председателя Мао нет глаз». Он хотел сказать, что при его правлении не стало справедливости. Мао отреагировал манипуляцией с цифрами. В 1942 и 1943 годах правительство в отчетах преуменьшило истинный размер налога по меньшей мере на 20 процентов.

Коммунисты всегда утверждали, что налоги в Яньане были ниже налогов в областях, управляемых националистами. Но первый секретарь Се лично записал в своем дневнике, что в расчете на душу населения в 1943 году налоги были выше обычных в «большом тылу» (области, находившейся под властью националистов). Иногда, по свидетельству Се, размер налога был почти равен урожаю. Он упомянул об одной семье, с которой в качестве налога взяли астрономический налог — 92 процента. У многих после уплаты налога «не оставалось зерна на пропитание». Очень многие пытались бежать. Согласно свидетельствам самих коммунистов, только из Яньаня в 1943 году бежали более тысячи семей, и это был настоящий подвиг, так как область круглосуточно охранялась и, кроме того, находилась не на границе Особого района, который по территории не уступал Франции.

Красные распространяли миф о том, что Яньань подвергался плотной экономической блокаде со стороны Чан Кайши. В действительности торговля с националистами была весьма оживленной, а человек, которого Чан поставил управлять районом, граничащим с Яньанем на севере, был генерал Дэн Баошань, давними и прочными узами связанный с коммунистами. Его дочь являлась членом партии и жила в Яньане, куда иногда приезжал и он сам; личный секретарь генерала был членом коммунистической партии. Генерал Дэн разрешил красным занять два важных пограничных контрольно-пропускных пункта на Хуанхэ, что позволило коммунистам без помех сообщаться с остальными их базами. Мало этого, люди Дэна покупали для красных оружие и боеприпасы. Чан терпел такое положение вещей, так как не желал полномасштабной гражданской войны, которую Мао обещал развязать в случае, если бы Чан начал стеснять его действия.

В районе Яньаня были сосредоточены достаточно большие природные ресурсы. Из таких запасов самой большой рыночной ценностью обладала соль. В Яньане семь соляных озер, но единственное, о чем говорилось в одном из рапортов 1941 года, — о том, что надо «просто собрать ее». В первые четыре года своей оккупации красные не производили соль, а только пользовались созданными до их прихода запасами. «Создававшиеся десятилетиями запасы соли были распроданы», — говорится в докладе от 1941 года, и территория «испытывает недостаток соли». Режим не только крайне медленно развивал добычу соли, но даже не имел таких планов. Такое отношение есть отражение того факта, что Мао относился к Яньаню так же, как и к другим оккупированным им территориям, — как к временной стоянке, а его экономический подход весьма напоминал тактику выжженной земли без малейшего внимания к долгосрочным результатам хозяйствования.

К середине 1941 года режим с большим опозданием наконец признал соль «самым крупным источником [внутреннего] дохода после зернового налога» и средством получения баснословных прибылей, которое вскоре начало приносить до 90 процентов экспортной выручки. Соляные озера располагались в северо-восточной части региона, а экспортный рынок находился близ южной его границы. Поскольку на этом пути нет железных дорог и судоходных рек, не говоря уже об автомобильном транспорте, соль приходилось носить на себе на расстояние 700 километров по крутым извилистым тропинкам. «Транспортировка соли — это самый тяжелый налог, — писал яньаньский глава одному из императоров Маньчжурской династии, — ибо те, кто беден и не имеет вьючных животных, вынужден нести соль на своих плечах; страдания этих людей невыразимы». «Сегодня, — писал первый секретарь Се, — положение мало чем отличается от прежних дней».