Мао также опасался, что придется воевать на два фронта. С 1949 года Чан Кайши активно готовился к вторжению на материк, надеясь, что измученный голодом народ восстанет и поддержит его. Всерьез воспринимая угрозу вторжения националистов, Мао передислоцировал крупные войсковые соединения на юго-восточное побережье напротив Тайваня, а сам поспешил скрыться в секретном убежище в горах Сишань за пределами Пекина.

Начиная с 1955 года китайцы вели регулярные переговоры с США на уровне послов в Варшаве. Теперь Мао использовал этот канал, чтобы прозондировать, поддержит ли Вашингтон вторжение Чан Кайши, и получил прямой и очень ободряющий ответ. Американцы заявили, что не поддержат военный поход Чан Кайши на материковый Китай и что Чан Кайши обещал не нападать без согласия Вашингтона.

Но Мао все еще колебался. Первостепенным фактором оставался Советский Союз, от которого Китай полностью зависел в нефтяной сфере. Во время прежних пограничных конфликтов с Индией Хрущев для виду отказался поддержать Пекин, а затем согласился продать Индии самолеты, способные летать на больших высотах, и летом 1962 года подписал соглашение не только о продаже Мигов, но и о производстве самолетов Миг-21C в Индии.

К началу октября, с приближением гималайской зимы, спектр возможностей сузился. Мао закинул удочку советскому послу, мол, какова будет реакция Москвы, если Китай нападет на Индию. Хрущев не упустил шанса на сенсационный демарш. 14-го числа советский лидер дал четырехчасовой прощальный банкет в честь отъезда китайского посла, на котором заверил, что Москва подстрахует Китай, если он развяжет пограничную войну с Индией и отложит продажу ей Миг-21C. Советский лидер поведал, что тайно поставил на Кубе ядерные ракеты и надеется на поддержку Китая.

Эта хитроумная политическая игра была надежно скрыта от всего мира[134]. Утром 20 октября, перед самым началом Кубинского кризиса, Мао отдал приказ ударным войскам штурмовать индийские позиции в двух сильно удаленных друг от друга секторах границы. Пять дней спустя, в самый разгар Кубинского кризиса, Хрущев выступил в поддержку Мао: в газете «Правда» появилось его заявление, оскорбившее Неру.

Китайские войска быстро продвинулись в Северо-Восточную Индию более чем на 150 километров. Затем, продемонстрировав военное превосходство, Мао отвел свои войска, и у каждой страны остались спорные территории. Эта ситуация сохраняется до сих пор. Мао достиг своей цели — долговременной стабильности на этой границе — и получил возможность сосредоточиться на более широких амбициях. Война нанесла смертельный удар по Неру, сопернику Мао за лидерство в развивающемся мире. Неру умер через восемнадцать месяцев от удара.

Тем временем Кубинский ядерный ракетный кризис в основном был улажен 28 октября, после того как Хрущев согласился убрать ракеты в обмен на обещание президента США Джона Ф. Кеннеди не вторгаться на Кубу (и необнародованное обещание вывести американские ракеты из Турции). Мао сразу нарушил договор не мешать Хрущеву во время кризиса и постарался воспользоваться недовольством Гаваны Хрущевым за то, что он не посоветовался с кубинцами по поводу своего соглашения с США. В Китае прошли многочисленные демонстрации в поддержку Кубы, руководство страны разразилось воинственными заявлениями, содержащими почти неприкрытые обвинения Москвы в предательстве. Мао бомбардировал кубинцев посланиями, убеждая их в том, что Москва — «недостойный доверия союзник», и подстрекая выступить против согласия Хрущева убрать с Кубы советские ракеты и самолеты. Мао пытался сыграть на разногласиях между Кастро и Геварой, который выступал против этого соглашения. «Только один человек понял все правильно, — заявил Мао, — Че Гевара».

Мао вмешивался не в свое дело и науськивал, но так и не смог заставить Гавану занять аналогичную антисоветскую позицию. Однако ему удалось извлечь пользу из обиды кубинцев на русских. Когда самая современная американская ракета «Тор-Эйбл-Стар» случайно приземлилась на Кубе, Кастро не передал ее русским, как традиционно поступил бы, а столкнул их лбами с китайцами, выжидая, кто больше даст. В результате Пекин получил некоторые решающие компоненты, сыгравшие важную роль в усовершенствовании китайских ракет.

Несмотря на то что в Индии война еще продолжалась, Хрущев нарушил свое обещание поддерживать Китай. В передовице «Правды» 5 ноября не было ни слова об одобрении позиции Пекина. Хрущеву, как и Мао, сотрудничество казалось совершенно неприемлемым, хотя советский лидер стремился не допустить распада коммунистического лагеря.

Мао также к этому стремился, надеясь, что ему еще удастся вытянуть из Хрущева побольше ядерных секретов. Эти надежды окончательно рухнули в июле 1963 года, когда Хрущев подписал запрет на ядерные испытания с США и Великобританией, по которому все участники договора не имели права помогать другим странам овладеть ядерной бомбой[135]. Это означало, что теперь Хрущев стал фактически бесполезен для Мао.

Именно в этот момент, более чем через три года после вывода маоизма на мировую арену, Мао приказал заклеймить Хрущева «ревизионистом». Публичная перебранка обострялась. Для Мао эта полемика служила чем-то вроде международной рекламной кампании маоизма, суть которой сводилась к одному из основных обвинений, выдвинутых против Хрущева: «Современные ревизионисты полагают, что главное сейчас — выживание. Философия выживания заменила марксизм-ленинизм». Сейчас трудно представить себе те времена, когда кого-то мог привлекать такой подход. Однако отрицание желания — и права — людей жить было главным пунктом маоизма.

Когда в 1958 году Мао начал программу «большого скачка», Лю Шаоци, заместитель председателя ЦК КПК, поддержал его, несмотря на то что не был согласен с его позицией. И когда министр обороны Пэи Дэхуай в 1959 году в Лушане, в разгар голода, выступил против политики Мао, Лю, председатель КНР и второе лицо в партии, не встал на сторону Пэна.

Тем не менее Лю глубоко волновала проблема голода, который, как он знал, к началу 1961 года унес жизнь около 30 миллионов человек. Когда Лю навестил родную провинцию Хунань, в апреле — мае того года взору его открылись картины чудовищных страданий, которые переживал народ, благодаря и его стараниям. Он всерьез задумался о том, как найти способ остановить Мао.

Во время своей поездки Лю навестил сестру. Она вышла замуж в семью «землевладельца», который относился к категории «классовых врагов». Когда еще на заре правления Мао она написала брату, какие лишения свалились на них во время земельной реформы, он дал ей «корректный» и отнюдь не утешительный совет. Сейчас он привез с собой 2,5 килограмма риса, 1 килограмм печенья, 1 килограмм конфет, 9 яиц и банку со свиным салом. Его сестра лежала в постели голодная и совсем больная. Она разрыдалась, когда заговорила о муже, который недавно умер в страшных мучениях, съев лепешку из неочищенного зерна, которую их дочь специально сберегла для него. Его ослабленный желудок не смог справиться с грубой пищей, а рядом не оказалось ни врача, ни больницы.

Шурин написал Лю о голоде в деревне еще в 1959 году, когда Лю стал председателем КНР, но письмо перехватили, а автора наказали, привязав к дереву и оставив на морозе при порывистом ветре, пока он чуть не потерял сознание.

Повсюду Лю видел душераздирающие картины и слышал трагические истории. Он чувствовал, как сильна людская ненависть к коммунистам и… к нему лично. На стене старого дома семьи Лю двенадцатилетний мальчик написал: «Долой Лю Шаоци». На глазах у этого мальчика в течение одного года умерли от голода шесть членов семьи. А последний, самый младший братик умер на его руках. Когда их мама умерла, мальчик ходил с младенцем по округе и искал, кто бы мог покормить ребенка грудным молоком. Вмешательство Лю остановило полицию, решившую наказать мальчика за «контрреволюционные действия» — обычное обвинение за подобный поступок.