Китайцы «плевали нам в лицо», отметил Хрущев. Москва рассматривала эту встречу как начало китайско-советского разрыва. Как и ЦРУ. Две недели спустя исполняющий обязанности директора ЦРУ Чарлз Кейбелл заявил в Совете национальной безопасности: Китай на этой конференции «столь вызывающе вел себя по отношению к руководству СССР, что у Хрущева не было выбора». До тех пор противоречия между Москвой и Пекином тщательно скрывались коммунистами, и многие сомневались в том, что разрыв действительно произошел.
21 июня Хрущев обратился к коммунистическим лидерам из пятидесяти одной страны, собравшимся в Бухаресте. Он доказал несостоятельность утверждения Мао о том, что к социализму можно прийти только военным путем. «Для всемирного триумфа социалистических идей не нужна мировая война. Только сумасшедшие и маньяки могут сейчас призывать к новой мировой войне, в которой, — мрачно произнес он, — миллионы людей могут сгореть во вселенском пожаре». Однако «здравомыслящие люди» составляют «большинство даже среди самых заклятых врагов коммунизма». То есть Хрущев почти открыто назвал Мао сумасшедшим и объявил, что сосуществование с Западом предпочтительнее продолжения союза с Мао. «Вы хотите господствовать над всеми, господствовать над всем миром», — сказал Хрущев в частной беседе китайскому делегату Пэн Чжэню. Также он обратился к китайцам: «Если вы так сильно любите Сталина, почему бы вам не забрать его тело в Пекин?» Своим соратникам он говорил: «Когда я смотрю на Мао, я вижу перед собой Сталина, точная копия».
Продолжая отстаивать точку зрения Мао, Пэн Чжэнь понял, что остался в одиночестве. «В Бухаресте мы оказались в изоляции, — заметил Мао. — Там не было ни одной партии, которая поддержала бы Китай. Даже… Албания». Изоляция и резкая атака Хрущева застали Мао врасплох. В таких обстоятельствах раскол только ухудшил бы положение, а Мао все еще нуждался в российских военных технологиях. Хрущев категорически не соглашался с агрессивной политикой Мао, и тому пришлось отступить.
К этому моменту пелена окончательно спала с глаз Хрущева. Вернувшись из Бухареста, он немедленно приказал отозвать из Китая всех — а это больше тысячи — советских советников и прекратить помощь в строительстве 155 промышленных объектов, самых далеких от завершения.
Мао просчитался. Русские нанесли ответный удар в самый неблагоприятный момент. Хотя китайские ученые получили технологии для создания атомной бомбы, русские не успели до конца поделиться специальными знаниями по производству системы доставки — ракет. Китайцы спешили. Ученые получили приказ, не упуская ни минуты, до отъезда русских всеми правдами и неправдами добыть у них информацию. Для советских ученых были организованы вечера и приглашены певички и танцовщицы, которые должны были напоить их и задержать на танцах, а в это время их чертежи и записи перефотографировались. Но, даже несмотря на это, в ракетной программе и всей программе превращения Китая в супердержаву начался хаос. Страстное желание Мао стать великим мировым лидером и конкурентом Хрущева не привело к успеху.
Мао пришлось отступить. Когда в ноябре представители восьмидесяти одной коммунистической партии собрались в Москве, китайцы выразили готовность к примирению. Мао собственной персоной явился в советское посольство в Пекине в годовщину большевистской революции, а также отправил Хрущеву льстивые поздравления с Новым 1961 годом. В общем, кое-какое примирение состоялось. В конце концов русские продолжили оказание помощи Китаю по завершению 66 из 155 неоконченных промышленных объектов. Но Мао так и не получил того, чего он желал больше всего, — возобновления сотрудничества в области последних военных технологий.
Десятки крупномасштабных проектов были отменены. Позднее Мао винил в этом голод, который сам же создал и который, по его утверждению, разрушил китайскую экономику. Этому его утверждению в Китае верят по сей день. В действительности расторжение договоров должно было облегчить голод: Китай теперь мог экспортировать меньше продовольствия.
Однако вместо того, чтобы дать китайцам передышку, Мао нашел новый способ растрачивать продовольствие. Он настоял на продолжении эскпорта, чтобы выплатить долги России досрочно — в течение пяти лет, а не шестнадцати, как позволяли соглашения. Он пошел на это, зная, что Россия нуждается в продовольствии, а китайские поставки составляли две трети в российском продовольственном импорте. Продолжая осуществлять поставки в прежнем объеме, он поощрял зависимость России от китайского продовольствия, надеясь, что Хрущев продаст ему больше того, что он хочет. Уже потом Мао придумал легенду, будто Хрущев заставил его платить долги в голодное время и это явилось одной из главных причин голода в Китае. На самом деле, как категорически заявили на брифинге постмаоистские китайские лидеры, «Россия даже не просила выплачивать долги», не говоря уж о каком-то «давлении» на Китай. Именно Мао настоял на досрочных выплатах.
Советский посол в Пекине в то время, Червоненко, рассказал нам, что получил из Москвы инструкции отказаться от китайского продовольствия и что Россия иногда не принимала партии зерна. Русские прекрасно знали о страшном голоде в стране. «Не нужно было проводить каких-то специальных исследований, — говорил Червоненко. — Достаточно было проехать по дороге из аэропорта. На деревьях не было листьев». Однажды, когда китайцы сказали, что собираются увеличить поставки мяса, русские недоуменно спросили: «Каким образом?» И получили ответ: «Не ваше дело!»
Хрущев не только не требовал ускорять выплаты, но и проявил поразительное понимание ситуации, даже пересмотрел курс юаня к доллару в пользу Китая. Согласно российскому источнику, это уменьшило задолженность Китая России на 77,5 процента. В феврале 1961 года Хрущев предложил Мао миллион тонн зерна и полмиллиона тонн кубинского сахара. Сахар Мао купил, но от зерна отказался. Не из гордости. Он просто ухватился за предложение Хрущева предоставить технологии и экспертов для производства истребителей Миг-21С.
Следующие два года тактика Мао состояла в том, чтобы цр дать Кремлю перекрыть поток помощи, поскольку он надеялся получить доступ к военным технологиям, но в то же время он продолжал оскорблять Хрущева по любому поводу, даже из-за Берлинской стены — самого яркого символа холодной войны. Один восточногерманский дипломат, находившийся тогда в Пекине, рассказал нам, что, когда 13 августа 1961 года была возведена Берлинская стена, Чжоу Эньлай прямо заявил восточным немцам, что Мао видит в этом признак «капитуляции Хрущева перед американскими империалистами».
Мао оказался очень хитрым клиентом, и Хрущеву перед каждым важным шагом приходилось быть начеку. В октябре 1962 года Хрущев тайно разместил на Кубе ядерные ракеты — самое его авантюрное предприятие за все десятилетие нахождения у власти и пик его «антиимпериализма». Вступая в опасную конфронтацию с США, Хрущев хотел быть уверенным, что Мао не воткнет ему нож в спину, и решил бросить Мао кость, причем большую: Кремль благословил Китай на нападение на Индию, хотя тем самым Москва предавала интересы Индии, главного дружественного государства, которое Хрущев обхаживал.
Мао уже давно планировал войну с Индией из-за приграничных территорий. Китай отказался признать границы Индии, определенные Британией в колониальные времена, и настаивал на их пересмотре или, по крайней мере, на легализации границ между двумя теперь уже суверенными государствами. Индия считала, что границы давно установлены и пересмотру не подлежат, и обе стороны зашли в тупик. В мае — июне 1962 года Пекин тихо готовился к войне. Чжоу впоследствии рассказывал американцам, что «Неру вел себя очень самоуверенно… а мы пытались сбить с него спесь». Но Мао осторожничал с началом войны, волнуясь за безопасность ядерного полигона в Лоп-Норе в Северо-Западном Китае, который был вне радиуса действия американских самолетов-шпионов U-2, базировавшихся на Тайване, но вполне досягаем из Индии. Непредвиденным последствием этой войны стало то, что Индия разрешила американским U-2 вылететь с базы в Чарбатии, они смогли сфотографировать испытания первой китайской атомной бомбы в 1964 году.
