К началу 1969 года был создан новый аппарат власти Мао. В апреле он созвал IX съезд партии, который должен был формально закрепить его реорганизованный режим. Предыдущий съезд был в 1956 году. Хотя согласно партийному уставу они должны были проходить каждые пять лет, Мао препятствовал созыву съезда в течение тринадцати лет, пока не почувствовал, что вся оппозиция полностью «вычищена».

Новые делегаты были отобраны исключительно по принципу их лояльности к Мао, а критерий лояльности заключался в том, насколько жестоко и последовательно они боролись с врагами Мао. В зале съезда, где этих врагов не было, они демонстрировали свою верность вассала феодалу, постоянно подпрыгивая и выкрикивая «Да здравствует председатель Мао!», когда тот выступал. Мао потребовалось двадцать минут, чтобы прочитать две страницы своего приветствия. Высший эшелон, который должен был проводить его решения в жизнь, не имел права устраивать фарс. Мао выглядел раздраженным и сократил свой доклад. После заседания по его инициативе секретариат съезда выпустил правила, запрещающие незапланированные скандирования лозунгов.

Костяк руководства под началом Мао теперь включал в себя Линь Бяо, Чжоу Эньлая и двух руководителей Группы по делам культурной революции: Чэнь Бода и Кан Шэна. Группа по делам культурной революции, затеявшая по приказу Мао «культурную революцию», была упразднена. Госпожа Мао была переведена в Политбюро. Его членами были также жена Линь Бяо и его ближайшие друзья, в том числе начальник штаба армии (и возлюбленный жены Линя) Хуан Юншен. 81 процент членов Центрального комитета составляли новички, и почти половину нового призыва — армейские офицеры, включая генералов, руководивших злодеяниями в Гуанси, Юньнани и Внутренней Монголии. Сам Линь удостоился небывалой чести быть вписанным в партийный устав как второй человек в партии и преемник Мао.

Мао завершил свою «большую чистку», хотя это не означало, что убийства совсем прекратились. За десять лет, прошедшие с момента, когда Мао начал чистку, и вплоть до его смерти в 1976 году по меньшей мере 3 миллиона человек погибли насильственной смертью. Руководители, пришедшие на смену Мао, признали, что 100 миллионов человек (одна девятая часть всего населения) пострадали тем или иным образом. Убийства организовывались самим государством. Только небольшой их процент был на совести хунвейбинов. Ответственность за большинство из них несет непосредственно реорганизованный режим Мао.

Мао представил «культурную революцию» как движение, призванное избавить Китай от стиля управления, присущего советским ревизионистам. Поэтому, когда он готовился объявить о своей победе и узаконить режим, который создал после проведения чистки, на IX съезде партии в апреле 1969 года, ему был нужен символ победы над Советским Союзом. Он остановил свой выбор на небольшом и контролируемом вооруженном пограничном инциденте с СССР.

Уже было много столкновений на китайско-советской границе, протянувшейся на 7 тысяч километров. Для предстоящего конфликта Мао выбрал маленький необитаемый остров Чжэньбао (или Даманский, как его называли русские), расположенный на реке Уссури на северо-восточной границе. Это был правильный выбор, поскольку претензии России на остров не были вполне обоснованны.

2 марта, используя хорошо обученное и оснащенное всем необходимым элитное подразделение, китайцы устроили засаду. В результате последовавшего боя 32 русских были убиты и от 50 до 100 китайцев либо ранены, либо убиты. Русские подтянули тяжелую артиллерию и танки, и в ночь с 14 на 15 марта последовало гораздо более масштабное столкновение, в ходе которого русские запустили ракеты на 20 километров в глубь территории Китая. Около 60 русских и не менее 800 китайцев были убиты. Один эксперт по фотографиям из ЦРУ отметил, что китайская сторона на Уссури была «так изрыта снарядами советской артиллерии, что походила на «лунный пейзаж». Русские были настроены очень решительно.

Решительный отпор озадачил Мао. Он стал волноваться, что русские предпримут вторжение. В ближайшем круге Мао обсуждал такую возможность. Он срочно приказал армии прекратить огонь и не открывать ответный огонь, даже если русские будут продолжать артиллерийский обстрел.

Неделю спустя старая горячая линия из Москвы неожиданно ожила. На проводе был председатель Совмина СССР Алексей Косыгин, который хотел поговорить с Мао или с Чжоу Эньлаем. К этому времени Китай и СССР фактически не имели дипломатических контактов в течение почти трех лет. Оператор отказался выполнить соединение, ответив во время четвертой попытки, что не может принять вызов к председателю Мао от «проклятого ревизиониста Косыгина». На следующий день китайцы зафиксировали передвижения советских войск около спорного острова. Мао сразу приказал министерству иностранных дел сообщить Москве, что он «готов вести дипломатические переговоры», — это означало, что он не хочет войны. Мао особенно боялся, что русские нанесут внезапный авиационный удар по делегатам IX съезда, который предстояло открыть в Пекине через десять дней, а он сам обязан был присутствовать там.

Съезд открылся в обстановке строжайшей секретности, беспрецедентной даже по меркам маоистского режима. О его проведении не сообщали до тех пор, пока он не закончился. Две тысячи его делегатов и президиум были заточены в своих гостиничных номерах с плотно закрытыми занавесками; им запретили открывать окна, выходящие на улицу. Не разрешалось отправляться из гостиницы прямо во Всекитайское собрание народных представителей. Делегаты сначала совершали поездку вокруг Пекина, прежде чем тайно попасть в зал, причем они заходили туда через определенные интервалы. В день открытия, 1 апреля, когда Мао собирался выступать, были предприняты все меры для того, чтобы в самом зале все выглядело так, будто не происходит ничего важного. Толстые занавески скрывали горящие внутри электрические лампочки (заседание не открывалось до 17.00) и большое количество людей.

Мао имел основания для тревоги. Несколько месяцев спустя, 13 августа 1969 года, русские предприняли атаку на несколько тысяч миль западнее, на границе между Казахстаном и Синьцзяном, где они имели подавляющее преимущество. Десятки русских танков и БТРов глубоко проникли внутрь территории Китая, окружив и разгромив китайские войска.

У Мао не было эффективной защиты против советских танков, если бы они решили двигаться в сторону Пекина. Он всегда полагался на громадные размеры Китая и численность его населения как страховку от любого вторжения. Но с тех пор как в конце 1964 года Малиновский поведал его близким соратникам о желании избавиться от него, идея быстрого советского броска в сторону его столицы (он мог быть скоординирован с выступлением его противников внутри страны) засела в голове Мао. Он издал приказ: «Насыпать горы, если их нет», и громадные денежные средства и трудовые ресурсы были брошены на строительство «гор» против танков русских. Каждая из них должна была быть по 20–40 метров высотой, 250–400 метров шириной и 120–220 метров глубиной. Громадные объемы земли и камня доставлялись издалека, внутри «гор» создавались сложные защитные сооружения, но через несколько лет этот проект был оставлен. Все, кто видел эти «горы» (среди них бывший американский министр обороны и руководитель ЦРУ Джеймс Шлезингер), утверждали, что они были совершенно бесполезными.

Мао также беспокоился о возможном ядерном ударе по его атомным объектам. Москва на самом деле разрабатывала такую операцию и даже решила предупредить о ней Вашингтон. Мао был так возбужден, что нарушил свое правило избегать всяких контактов с Кремлем и согласился на то, чтобы Косыгин остановился в Пекине в сентябре 1969 года на обратном пути из Ханоя, где он присутствовал на похоронах Хо Ши Мина. Визит советского премьер-министра был ограничен пределами аэропорта, где Чжоу Эньлай встретил его в зале. Первый вопрос, который задал Чжоу, касался внезапного удара русских, но он не получил от Косыгина гарантии, что СССР не нападет на Китай. Неделю спустя, когда Чжоу написал Косыгину письмо с просьбой согласовать взаимный отказ от ядерных атак, Москва проигнорировала это, не желая принимать «видение» Чжоу.